Даниил Коцюбинский в статье «Великий Октябрь — и конец человечества?..» сформулировал смысл ленинской революции 1917 года как «первый, хотя и закамуфлированный под западническую идеологию (коммунизм), модернизированный вызов незападных цивилизаций — Западу».
Рассмотрение этого действительно «величайшего события XX века» в ракурсе столкновения цивилизаций давно назрело. Такой подход более чем актуален, поскольку эта революция продолжается и на наших глазах, в веке XXI. Вот уж воистину «нет у революции конца» (хотя начало все-таки было).
Мир можно поделить на две цивилизации (кому не нравится слово «цивилизация» в этом контексте, то его можно заменить на «общественный порядок»): правовую (условный Запад) и силовую (условный Восток). В первой личность во многом суверенна по отношению к государству, во второй – наоборот, личность растворяется в государстве (некоем целом) как его принадлежность.
Когда Карл Маркс заметил вторую, то окрестил ее «азиатским способом производства» и дал ему довольно точную характеристику как антагониста европейского порядка. Осталось загадкой, увидел ли он, что в результате его видение формационной эволюции человечества ставится под большой вопрос. Что оно есть продукт его европоцентризма.
В России последовательными марксистами были меньшевики. Они предлагали ждать, когда созреет капитализм, поскольку Россия не готова еще к социалистической революции по Марксу. А Ленина, помнится, называли «Чингисханом от марксизма» (кстати, очень точно).
Ленин, по сути, возглавил великий поход пробужденной силовой цивилизации (общества с нелиберальным историческим фундаментом) против правовой. Для начала – внутри страны, снеся ее капиталистический уклад и формирующиеся западные политические институты и культуру. Из-под них наружу выплыла архаичная, застрявшая в глубине веков крестьянская Россия (85% населения по переписи 1897 г.). Она собственно и была социальной базой революции. Григорий Тульчинский правильно в этой связи указал на ее сельскую природу. В этом он солидарен с Егором Гайдаром («Государство и эволюция»).
Однако уничтожение проникших и развивавшихся в предреволюционные десятилетия институтов западной цивилизации было лишь увертюрой. Остаться крестьянской страной с ее примитивной организацией было бы, как по другому поводу говорил Ленин, «смерти подобно». И вторым, главным этапом революции стало создание индустриального общества в строгих границах выстраиваемых институтов силовой цивилизации.
Это уже сталинский этап. Предстояло развить и завершить промышленную революцию не на основе стимулов, привязанных в капиталистическом хозяйстве к частным интересам, а на основе всеохватывающей государственной собственности, где человек есть лишь ее частица, лишенная суверенитета. Естественно, что для этого нужно было обобществить крестьянство (коллективизация), а значительную его долю перевести в города, в индустриальный сектор.
СССР к 70-м гг. XX в. догнал Запад в том компоненте, в котором командная экономика только и могла догнать частнособственническую — производстве вооружений. Особо важное место занимал ядерный паритет. Однако в те же годы начинает все более и более проявляться кризис такой экономической организации. В Китае — втором гиганте, бросившем в послевоенное время вызов Западу, — это находит проявление в кризисе маоизма как авантюрно-командной экономики.
И силовой цивилизации пришлось перестраиваться. Что в России, что в Китае. Сущность этой перестройки заключалась в том, чтобы найти компромисс между рынком и собственной цивилизационной природой. Китаю удалость создать «капитализм в золотой клетке», сохраняя командные высоты в руках государства. Покушение на них даже в рамках полной политической лояльности компартии — карается (спросите Джека Ма).
Положение России сильно осложнялось на первых порах распадом СССР. Однако олигархический капитализм 90-х в сочетании с массовым капитализмом мелких и средних хозяев сделали свое дело. Общество вышло из тупика экономики дефицита.
Однако, проходившая вместе с этим вестернизация угрожала основам строя.
В XXI в. была проведена коллективизация олигархата, представители которого стали порученцами силовой политической элиты. Под контролем разных иерархических уровней последней оказался и весь частный бизнес. Собственность стала условной, да и люди во многом утратили самопринадлежность.
В то же время вестернизация оставалась, да и остается дамокловым мечом что для России, что для Китая. Противоядие от нее – «экспорт революции». Внедрение собственного социального порядка туда, откуда ощущается наибольшая непосредственная угроза. При наличии, конечно, возможностей. Китай ввел собственный порядок в Гонконге, Россия проводит похожую операцию в куда более грандиозных масштабах. Китай ждет ее результатов, чтобы решить вопрос с Тайванем.
В настоящее время довольно четко обозначилась четверка силовой цивилизации (Китай, Россия, Иран, КНДР). Есть близкие им страны (Куба, Венесуэла, Мьянма). И еще больше стран, которые в основном разделяют устремления к девестернизации. Например, так называемый глобальный Юг видит российско-украинский конфликт как борьбу России против Запада в лице его прокси. Склоняются на сторону Китая и России и страны Черной Африки, отказываясь при этом от сотрудничества с Западом
А что же Запад? Он переживает глубокий кризис собственной идентичности. Он с недавних пор уничтожает морально, а нередко и физически, те основы, на которых в предшествующую эпоху утвердил свое глобальное лидерство. В лице Запада уже невозможно видеть цитадель свобод личности. Западное общество разделено на антагонистические слои населения, подвержено народозамещению и свертыванию собственных культурных ценностей. В результате западный социум утрачивает политическую волю. Как можно решительно бороться за то, что сам презираешь? И в этом плане прав Коцюбинский, когда говорит о том, что для противостояния «Незапада» — Западу сейчас настал очень благоприятный момент.
Пройдя экономический кризис 2008-09 гг., мир вернулся в историю. История же эта с XX в. есть история глобального противостояния Запада и им же разбуженной силовой цивилизации. Так что революция продолжается, а сказка по Фукяме о счастливом либерально-демократическом «конце истории» — не состоялась.
Андрей Заостровцев
