Судьба барабанщика реформ

Умер Егор Гайдар. Как раз в то время, когда разговоры о стабильности сменились разговорами о модернизации. Я не знал Гайдара и никогда не был его сторонником. Более того – к стыду своему – я долго болтался среди тех демократов, которые плевали ему в лицо, а теперь переносят свой съезд из-за его похорон. Говорю «к стыду» – не потому что Гайдар умер, а потому что я слегка поумнел. Что, впрочем, не дает права на написание «человеческого» материала. Разве что на некоторые мысли вслух.

   В России общество всегда было тормозом реформ. Даже когда под обществом понималась избранная публика. Когда “общество” хоть и клялось в беззаветной любви, но отделяло себя от “народа”.

В XVIII веке дворяне противились всяким попыткам ограничить самодержавие. Именно они убедили Анну Иоанновну разорвать “Кондиции”, своеобразную олигархическую конституцию. Во времена Екатерины II граф Панин и не выносил на суд общественности свои конституционные проекты, понимая, что провести их может либо Екатерина, либо наследник Павел, либо никто. 

Потом – под влиянием модных заграничных идей – общество ударилось в другую крайность. Декабристы затормозили реформы на 30 лет, выражая при этом удивительную готовность жертвовать жизнью, но не имуществом. Из декабристов один “меланхолический Якушкин”, который “казалось, молча обнажал цареубийственный кинжал”, по совместительству занимался освобождением собственных крепостных. Да и то, видимо, в силу меланхоличности.

Судьба Александра II известна. Но ведь дело не только в террористах. Поражает сочувствие, которое к ним испытывала благонамеренная, “либеральная” общественность. Лидер кадетов Милюков вспоминал эпизод из своих студенческих лет. После убийства царя несколько студентов собирали деньги на венок. Сбор шел вяло, а один шутник бросил в шапку пуговицу. Вообще говоря, скотство. Другой студент донес по начальству. Тоже, конечно, нехорошо. Ректор согласился исключить из университета того, кто донес. О том, кто бросил пуговицу, речь вообще не шла.

Милюков описывает и другой сбор средств. Не в шапку, а в котелок. В Императорском вольном экономическом обществе. На вооруженное восстание. Тут уж, разумеется, никто не донес. Как-никак цвет либеральной интеллигенции.

В эти же дни Витте – реформатор, сопоставимый с Гайдаром по уровню популярности у современников, – пытался привлечь в правительство хоть одного общественного деятеля. Не смог. Чуть позже не смог Столыпин. Один из отказавшихся сказал: “Нас приглашают на роль наемных детей при дамах легкого поведения”.

Тогда это казалось остроумным (Явлинский тоже когда-то казался остроумным). Сегодня – понять невозможно. Кто “дамы легкого поведения”? Столыпин? Даже единственный либеральный аргумент не работает: сказано до военно-полевых судов.

До революции общество не сыграло никакой роли в позитивных преобразованиях. Выпускник Пажеского корпуса мог стать революционером, революционер – идеологом абсолютной монархии, но ни один общественный деятель не стал реформатором.

Гайдар стал реформатором, когда “общество” слилось с “народом”. В эпоху “восстания масс”, говоря словами испанского философа Ортега-и-Гассета. Но в Европе “восстанию масс” (термин 1930 года) предшествовала плодотворная эпоха либеральной демократии. Поэтому они выкарабкались. У нас в 90-х народ с ходу взял быка за рога и показал, кто в доме хозяин. Я говорю не о формальных демократических процедурах, а об общественном мнении. Именно народ – та среда, которая не пропускает сквозь себя никаких либеральных волн. Власть здесь ни при чем. Она плоть от плоти народной. В эпоху “восстания масс” – снова ссылаюсь на Ортега-и-Гассета – власть “и всемогуща, и эфемерна”, ее “деятельность сводится к тому, чтобы как-то увертываться от поминутных осложнений и конфликтов”. И ладно бы только власть. Любой нынешний “либерал” скажет, что он за свободу и за социальную справедливость. Так же как он за малый бизнес и за переполненный социальными гарантиями Трудовой кодекс, разоряющий любого малого предпринимателя, если он будет ему следовать. За свободные цены и против их роста. Здесь не популизм как тактика, а популизм как образ мысли.

Нельзя одной рукой крутить шестеренки модернизации, а другой поддерживать отечественных производителей, которые без поддержки мгновенно падают. Но кого волнует гипотетическая благодарность гипотетических внуков? Кому охота быть без вины виноватым? Впрочем, их – эфемерных и всемогущих – сейчас двое. Им тесно. Одним могли бы и пожертвовать.

А Гайдар – он уже в истории. В отличие от тех, кто строил карьеру на ругани в его адрес. Может, лет через сто и про них кто-нибудь вспомнит. Я же писал диплом про графа Гейдена, который не захотел быть ребенком при дамах.