История про то, что видимая реальность сомнительна, а подлинная прячется от глаз, почти так же стара, как мир. И примерно так же потасканна. Но что делать: чем активнее развиваются цифровые технологии, чем бесплотнее становятся носители чего бы то ни было (информации, денег, еды, души), тем чаще эту историю вытаскивают на киноэкраны.
|
Однако, нещадно эксплуатируя тему “виртуальной реальности”, большинство авторов словно не замечают простейшего парадокса, который сами же и создают. Поставленные на поток, их фильмы в последние годы стали неотъемлемой частью той самой “видимой реальности”, к сомнению в которой они же и призывают. И возникает подозрение, что есть, есть-таки где-то еще и иные фильмы – подлинные; а те, что мы видим в кинотеатрах и по телевидению, – лишь тень, бегущая от их дыма. Копии, фантомы, дубликаты. Суррогаты. К одноименному фильму (“Суррогаты”), вышедшему недавно в российский прокат, это определение относится в полной мере. Пожалуй, лишь приснопамятная комедия “Даже не думай” столь же исчерпывающе описывала своим названием самое себя. История-то, казалось бы, простая: в некоем будущем (не слишком, судя по всему, отдаленном) люди заменяют себя суррогатами – антропоморфными механизмами, обученными исполнять все основные человеческие функции. Суррогаты ходят по улицам, работают, общаются, делают покупки, – а те, кого они заменяют, месяцами лежат себе в комнате на кушетке, надежно защищенные от инфекций, ДТП, уличных хулиганов, плохой погоды и прочих повседневных опасностей. Правда, от подобного образа жизни пользователи быстро дряхлеют, их мышцы атрофируются, а кожа принимает вид и вовсе нетоварный – но что за беда, их самих-то никто не видит, даже родные и близкие, а их суррогаты между тем пребывают неизменно энергичными, молодыми и обаятельными. Если же, случись что, попортятся – их всегда можно заменить другим экземпляром. В общем, нехитрая антиутопия про комфорт и глянец. Шедевра из нее, пожалуй, выжать не удастся; но для “чистого жанра” хватает обычно и одной “крепкой” идеи. Однако режиссеру “Суррогатов”, которого зовут Джонатан Мостоу (хотя, казалось бы, совершенно очевидно, что ни одного приличного режиссера так звать не могут), этой идеи не хватило. Чтобы в одном небольшом фильме наворотить столько нелепостей всех сортов – это и впрямь нужно быть законченным суррогатом. Не монтаж и не повороты фабулы определяют ритм этого фильма – он складывается из чередования провалов: в логике сюжета, в логике характеров, наконец, в логике самого “антиутопического” мира, созданного режиссером. Не просмотр – чистая джигитовка. Ничто не стыкуется ни с чем; живую нитку, на которую сметан сюжет, можно было бы назвать белой, если бы она не была такой гнилой; растерянный Брюс Уиллис перелетает с одной оборванной сюжетной линии на другую, как Тарзан по лианам; венчается же все это действо торжеством традиционных семейных ценностей. О которых, впрочем, Джонатан Мостоу также не имеет никакого представления, бедняга. Обитатели интернета, едва “Суррогаты” вышли в прокат, абсолютно справедливо – и единодушно – отметили: название нелепо и старомодно, правильно было бы назвать фильм “Аватары”. Уже одного этого несложного умозаключения хватает для того, чтобы приметить добрый десяток упущенных режиссером возможностей, одна другой краше. В его фильме все суррогаты срисованы с обложек глянцевых журналов: женщины – выразительно декольтированные блондинки, мужчины – мускулистые мачо с выпуклой косой мышцей живота. Якобы все поголовно хотят выглядеть именно так. (Единственный симпатичный гэг в фильме – суррогат Брюса Уиллиса, омоложенный до возраста первого “Крепкого орешка”, но с отвратительно нахлобученным рыжеватым паричком, и щекастый, как Леонардо ди Каприо.) Но достаточно пробежаться по аватаркам в любой — ну или почти любой – сколько-нибудь объемной фрэндленте, чтобы убедиться: суррогатные герои Мостоу в реальной виртуальной реальности не встречаются. Анонимность обладателя “виртуального образа” – которая в “Суррогатах” также обыгрывается, хотя и исключительно в шпионско-криминальном ключе, – как раз и позволяет уйти из-под ига унифицированного глянца, навязываемого прессой и телерекламой. Даже если ограничиться одними лишь антропоморфными образами, исключив из рассмотрения всех драконов, мышек и сусликов-цуррикатов, – люди на улицах изображенного Мостоу города выглядели бы совершенно иначе. Зря, что ли, журнал Esquire уже который год печатает на обложках гиперфактурные фотографии всеобщих кумиров – с морщинами, мешками под глазами, а то и старческой пигментацией?.. Стандартизация и обезличенность суррогатов у Мостоу – всего лишь стародавний штамп, восходящий к “Степфордским женам”, придуманным как раз на заре телеэры. В обществе, каким его рисует Мостоу, те, кто посмышленее (или просто потемпераментнее), стремились бы, напротив, максимально индивидуализировать своих “представителей”: у индуистов они были бы восьмирукими, у готов – покрытыми шрамами, у пианистов – с растяжкой на три октавы. Те же, кто попроще, избирали бы себе суррогатов по готовым, канонизированным образцам; и Брюсу Уиллису пришлось бы продираться сквозь сотни Мэрилин Монро и десятки докторов Хаусов, – чтобы оказаться в пивной в компании нескольких Брюсов Уиллисов. И в одном можно быть уверенным точно: суррогата, похожего на Джонатана Мостоу, он бы там не встретил. Правда, я не знаю, как тот выглядит. Но, судя по его фильму, этим вопросом никто никогда так и не заинтересуется. |
||