Музей, носящий теперь имя своего основателя Аслана Чехоева, показывает проект Tribute. Painting – «Приношение. Живопись», или в вольном переводе – «Приношение живописи». Художник не только допускает, но и провоцирует такой перевод. Виталий Пушницкий вообще против однозначности. «Город 812» нашел три причины посмотреть на его картины.
Причина первая. Пушницкий – лидер петербургского искусства, универсальный талант. Очевидна академическая выучка, владение многими современными медиа – от лазерной резки пенопласта до видеоинсталляций. Нынешнюю выставку, состоящую из картин (пара объектов – не в счет), Пушницкий, выступая и как дизайнер, строит как тотальную инсталляцию в кабаковском смысле. Зрителю предлагается погрузиться в пространство, которое автор формирует своими картинами.
В 2002 году 35-летний художник, получил большую персоналию в Русском музее. «Не рано ли?» – говорили скептики, которые не могли припомнить ничего подобного в новейшей истории музея. «Пушницкий – лидер “новых серьезных”, художников, которые решили, что время постсоветского стеба истекло», – отвечали им любители Пушницкого. В отношении стеба они ошиблись, но в оценке художника – нет. Пушницкий набирал выставки в разных странах от Дании до Кореи, престижное арт-издательство Phaidon включило его в свой рейтинг влиятельных современных художников. При этом особых пиаровских усилий Пушницкий не прикладывал: он много работает и старается почаще выставляться, не отказываясь от многолюдных групповых проектов. Последние годы художник сфокусировался на живописи. Не изменил серьезности, но добавил иронии.
Причина вторая. Состоит в реабилитации живописи как вида современного искусства. На каждом углу те, кто интересуется искусством, твердят, что слухи о смерти картины лживы. Но в глубине души большинство из них полагает: живопись – удел либо маргиналов, либо прожженных коммерсантов арт-рынка. Пушницкий думает иначе и показывает, как он представляет себе «реабилитацию» живописи. Картины из серии «Посвящения» отсылают к классикам разных времен от Диего Веласкеса до Дэвида Хокни. Омажи не всегда легко узнаваемы.
Например, в неоконченной картине «Поклонение волхвов» Леонардо да Винчи изобразил евангельскую сцену на фоне дерева. Пушницкий оставляет от дерева остов ствола, классический архитектурный задник превращается в мрачный застенок времен Леонардо. «Две тысячи лет прошло, – поясняет художник. – Дерево высохло, архитектура тоже на месте не стояла». В картине «Ожидание» руины советского промышленного здания на бывшем «Красном треугольнике» уподоблены античной колоннаде. Видео, проецируемое на картину, имитирует освещение в разное время суток, которые сжаты в 240 раз – до 6 минут. Это метафора скоротечности бытия. А вся серия – вопрос художника к себе: могу ли я быть на равных с великими?
Серия Studio – изображения мастерских, посвящение неназванным соратникам по профессии. Пушницкий может изящно вписать в формат круга – тондо – изображения стоящих на полу холстов, натянутых на подрамник, вентилятора, дачного складного стула. Может показать мольберт посреди бывшего школьного физкультурного зала с обшарпанной дверью, шведской стенкой и баскетбольной разметкой. «Этот интерьер напоминает про трагедию Беслана? – переспрашивает художник. – Нет, я совершенно не думал об этом. Но вы вольны в выборе интерпретаций».
Причина третья. Два года назад китаец Ай Вейвей для своей выставки в хельсинском музее HAM обклеил все стены увеличенными копиями китайских долговых расписок. Это был вопрос: должен ли художник что-то зрителю или обществу? Может, наоборот, публика обязана художнику? Пушницкий – о том же, но не так явно. Он скорее про то, что автор и зритель – равноправны и автономны. Когда взглянешь на одну из его «студий», кажется, что автора больше интересует живописная проблема – как изобразить отблеск солнечного света на полу. Но Пушницкого выдает тот самый мусор, заброшенность и пустынность мастерской.
Вадим Шувалов
