Лев, он же Лейба Давидович Троцкий, он же Бронштейн скончался 21 августа 1940 года – на следующий день после удара ледорубом.
«Почему вы потеряли власть?», – часто спрашивали Троцкого в изгнании. Политик утрачивает влияние, когда теряет обаяние идея, которой он служит, с марксистской прямотой чеканил Троцкий.
Не только общество, но даже партия устала от стольких лет борьбы и лишений и возжелала насладиться плодами чудом вырванной победы, а не брести путем опаснейших перманентных авантюр, куда продолжал их тащить пророк перманентной революции. А что кому ты сказал, кому поклонился, от кого отвернулся, не имеет почти никакого значения.
Троцкий не придает значения знаменитому азиатскому коварству Сталина – Сталин победил потому, что пообещал относительную стабильность в виде «мещанской» теории построения социализма в отдельной стране без непременной мировой революции, – без этого бы не сработало никакое его аппаратное хитроумие.
Если чарует твоя греза, очарует и твоя близорукость, и сутулость, и еврейство, и многоженство – фантазия очарованных твоей сказкой найдет и в каждом твоем чихе глубокий и красивый смысл. Можно сделаться кумиром и с ленинской лысиной, подноса глаже, и с гитлеровским крысиным носом.
«Почему вы пустились в политику?» Потому что не могу жить, не ощущая себя участником великого исторического дела, отвечал Троцкий.
Как еще мальчишкой-гимназистом он ощутил однажды, что есть что-то неизмеримо более могущественное, чем школа, инспектор, неправильно сидящий на спине ранец, чем учение, шахматы, обеды, чтение и театр, чем вся повседневная жизнь, – так он и заключил написанную в изгнании «Мою жизнь»: «Я не меряю исторического процесса метром личной судьбы. Наоборот, свою личную судьбу я не только объективно оцениваю, но и субъективно переживаю в неразрывной связи с ходом общественного развития».
Троцкий не мог жить без служения своей грезе – сначала в каком-то мелком подпольном кружке, затем на вершине власти, затем в изгнании, бросая вызов одному из самых могущественных и безжалостных властителей (впрочем, не более безжалостному, чем он сам).
Слава Богу, таких теперь уже не делают. Потому что политические учения перестали быть религиями, а сделались пропагандистскими прикрытиями, которыми прохвосты дурачат простаков.
Александр Мелихов