В конце сентября в прокат выйдет «Непрощенный» – художественный фильм Сарика Андреасяна об истории Виталия Калоева, семья которого погибла в авиакатастрофе над Боденским озером в 2002 году. В 2004-м Калоев совершил убийство авиадиспетчера Петера Нильсена, которого считал виноватым в трагедии. Дмитрий Нагиев, сыгравший Калоева в новом фильме, уже получил приз за лучшую мужскую роль на кинофестивале «Хрустальный источникъ» в Ессентуках.
Этот фестиваль, надо сказать, впечатлил: самой длинной в мире красной дорожкой (555 метров), самым большим количеством народа на открытии – 20 тысяч людей собралось на главной площади города, прибытием на закрытие Катрин Денев, отличной программой (природа и минеральная вода тоже сыграли свою роль). Событием стал приезд Виталия Калоева на показ «Непрощенного» (жители Ессентуков, к слову, присудили фильму приз зрительских симпатий). Об этой истории и кино вообще мы говорили с режиссером картины Сариком Андреасяном.
Режиссер Сарик Андреасян.
– Сарик, почему вы захотели снять эту историю?
– Я стал ловить себя на том, на каких фильмах плачу. Это всегда истории, связанные с родителями, с детьми. Я могу прийти посмотреть боевик с бюджетом на 300 миллионов долларов и восхититься, как он сделан. Но эмоционально это кино меня не будоражит. А на мультфильме «Тайна Коко» я реву.
– Да, Pixar снял трогательный мультфильм про то, что когда умершего забывают в живом мире, то он умирает и в загробном.
– Это то, что в меня попадает. Поэтому я снял «Землетрясение» и «Непрощенного». Мне было 4 года, когда в декабре 1988 года в Армении случилась катастрофа, но я помню, как вокруг все переживали. Я помню, как все переживали историю Виталия Калоева, которая произошла в начале 2000-х, обсуждали: правильно или неправильно поступил Калоев, допустим ли самосуд. И в какой-то момент, больше 5 лет назад, я понял, что хочу снять про это кино. Но не про мщение, а про одиночество, про семью, про систему, про маленького человека: «А воин ли ты один?»
– До съемок вы встречались с Калоевым?
– Наша встреча длилась буквально минут 20, не больше. Мне важно было объяснить Виталию Константиновичу, что я сам человек восточный и сделаю фильм без каких-либо спекуляций, расследования жареных фактов, подойду максимально с уважением к людям, пережившим эту трагедию. Виталий Константинович спокойно выслушал меня и сказал: «Я не держу вас за руку, это ваша профессия».
– Вы говорите, что задумали снять «Непрощенного» 5 лет назад. Почему только сейчас удалось реализовать этот проект?
Дмитрий Нагиев в роли Виталия Калоева.
– Тогда все хотели только комедий, драматическое кино практически не имело шанса попасть в прокат. Прокатчики – народ очень циничный. Приходишь к дистрибьютору, а он говорит: «Я такое кино не возьму, народ не хочет страдать». А потом произошел какой-то слом. Стали собирать деньги «Нелюбовь» Звягинцева, «Довлатов» Германа-младшего. Конечно, это несопоставимо с бокс-офисом блокбастеров, но все же очевидно: на серьезное кино есть реальный запрос аудитории. И это объяснимо. Те тинейджеры, которые делали кассу 15 лет назад, выросли – сейчас им уже под 30, а это уже совсем другие ценности. Мне самому когда-то нравился «Американский пирог». А сегодня я хочу делать такое кино, как «Замлетрясение» и «Непрощенный».
– Президент фестиваля актер Эвклид Кюрдзидис сказал, что вы не сразу дали согласие на участие в конкурсе фестиваля.
– Мы долго сомневались, отдавать ли картину в конкурсную программу. Нам казалось не совсем этичным ставить подлинную человеческую драму в конкурентный контекст. Но Эвклид был очень настойчив. Свою роль сыграло то, что фестиваль проходит на Кавказе, здесь людям должно быть очень близко то, что переживал Калоев. И судя по тому, что зрители в Ессентуках попросили дополнительный сеанс, мы оказались правы. Я видел публику в зале – в основном это были взрослые люди, для которых поход на фестивальный показ – настоящее событие.
– То, что в зрительном зале сидел Виталий Калоев с братьями, вас порадовало?
– Это для меня бесценно. Я не осмелился пригласить Виталия Константиновича на премьеру в рамках Московского международного кинофестиваля. Это вопрос этический, я не мог делать из этого шоу. Да и я больше чем уверен, что Калоев и не приехал бы в Москву. Но здесь другое дело. Кавказ, родная земля, окружение родных. Эвклид нашел какие-то правильные слова. Я был безмерно счастлив, узнав, что Калоев приедет, и в то же время я понимал, что это очень большая ответственность. Я думал: «Господи, а если что-то будет не так?» Но мне показалось, что Виталий Константинович принял фильм.
– На пресс-конференции выступил местный житель из Ессентуков и долго говорил о суде Линча, имея в виду поступок Калоева. Вы ожидали такой реакции?
– Конечно, я понимал, что фильм разделит общество, потому что сама история Калоева его разделила. Но знаете, мне сейчас интересно делать именно такое рискованное кино, которое не оставляет зрителей равнодушными. Да, можно всю жизнь снимать фильмы «в зоне комфорта» – комедии или ромкомы, в красивых интерьерах, с красивыми женщинами. Тебя будут ругать критики, обожать зрители. А такое кино, как «Непрощенный», непредсказуемо. Никто не понимает, как отреагирует публика, киносообщество, коллеги. Но именно это и будоражит. И это есть вызов. Так что я готов к разным реакциям. А когда много хвалят – это всегда настораживает.
– Тогда вам должно быть комфортно в пространстве соцсетей, там сплошь метания тухлых помидоров.
– Я в последнее время появляюсь там все реже и реже – «Фейсбук» превратился в помойку. Размещаю какие-то статьи, заметки только потому, что это часть пиара. Но я перестал высказывать свое мнение по разным поводам. Как заметил один мой близкий друг: «Взросление происходит тогда, когда ты перестаешь искать себе соперников». Я это принял и больше не ищу соперников.
– Так все-таки: вы оправдываете поступок Виталия Калоева?
– Я не могу себе представить ту боль, которую пережил Виталий Константинович. Вернее, представить могу, но не до конца прочувствовать. Калоев поступил так не в состоянии аффекта. Он шел к возмездию долго. И не потому что хотел лишить жизни этого диспетчера, а потому что Калоев оказался в состоянии отверженного. Непонятого. То, что он совершил, – это стремление быть услышанным. Как мужчина я прекрасно его понимаю. Смог бы я сам так поступить, настолько ли я сильный человек? Не знаю.
– Но он же не был абсолютно одинок. У него есть братья.
– Не забывайте, что это малые народы. Семьи мало, надо, чтобы морально поддерживал весь народ. А потом братья, какими бы замечательными они ни были, не могут заменить жену, детей. Помните, как в «Служебном романе» Калугина говорит: «Если бы вы знали, как я боюсь вечеров». Наступает вечер, и ты остаешься один. Мы можем долго говорить о том, что Калоев совершил неправильный поступок, но я в большей степени на его стороне.
– Вообще никто не знает, на что он способен…
В планах – кино о Самсоне.
– Прежде чем обвинять, примерь на себя эту страшную ситуацию: «Как бы ты поступил на его месте?» Не можешь? Боишься? Тогда и не говори ничего!
– Что дальше?
– Хочу экранизировать легенду о библейском Самсоне.
– Круто! Будете обвинять женщин во всех смертных грехах?
– Нет, это будет кино про страдающего мужчину. Я обожаю такие фильмы. Мне понятна боль этих мужчин – сомневающихся, мечущихся, способных плакать, но в то же время принимать какие-то неочевидные решения. И потом, как ни странно, это первый супергерой в истории. Он первый, кого Бог наделил силой, и он первый, кто разрушил языческий храм во имя единого Бога.
– Самсон – не только супергерой, но и предвозвестник Христа. А у вас какой месседж?
– Он еще формируется. Но в любом случае первичный мой посыл в том, что сила дается для того, чтобы созидать, а не разрушать. В какой-то момент Самсон неправильно понял дар, данный ему Богом. Он ему был дан для созидания, а Самсон мстил и сеял вокруг себя хаос. Но парадокс истории заключается в том, что в тот момент, когда герой осознал смысл данного Богом и отнятого Далилой дара, сила к нему вернулась. И тогда он разрушает храм, но уже во имя созидания – спасения народа израильского от ига филистимлян… И еще это история любви и история предательства. Но мы хотим показать, что у Далилы была своя правда, в тех обстоятельствах она не могла поступить иначе.
– Будете снимать в Израиле?
– Думаю, что съемки пройдут в Грузии и в Армении. Доедем и до Израиля, если договоримся о копродукции. Нам нужны библейские виды. Я буду стремиться к максимальной реалистичности, потому что уже не хочется превращать кино в парад компьютерной графики, как в фильме «300 спартанцев» или в нашем «Коловрате». Когда-то это было круто. «О! Смотрите, мы научились рисовать закаты!» И все стали рисовать закаты. А в результате сидишь в кино и думаешь: «Ну да, здорово». Но не цепляет, потому что получается чистый аттракцион, в котором история не так важна.
Мне хочется вернуться в эпоху «Храброго сердца», «Гладиатора», когда на экране все выглядит настоящим, хотя понятно, что будем вынуждены рисовать, достраивать на графике города.
– Кастинга еще не было? Не представляю, кто может быть Самсоном.
– По Библии в начале истории ему всего 20 лет. И это уже сложившаяся личность. Понятно, что мы не будем брать 20-летнего артиста, чтобы наш Самсон не выглядел по-тинейджерски. Но вообще найти кого-то на эту роль очень сложно. Я даже в соцсетях провел опрос: «Если бы я снимал про Самсона, кого бы вы предложили». У меня было порядка 500 комментариев, но Самсона там не было. Вау! Какой же у нас локальный, в пределах Садового кольца, кинобизнес! Пять человек перебрали – и всё, артисты закончились. Мне говорят: «Что вы снимаете одних и тех же?» На самом деле мы проводим кастинг, но на него приходят одни и те же люди. Я уверен, что во Владивостоке есть талантливые ребята, но они не имеют возможности лететь через всю страну на кастинги, а мне никто в нашей кинокомпании не позволит накручивать километры в поисках того же Самсона…
– Алексей Герман-младший, когда искал своего Довлатова, заметил, что, вглядываясь в фотографии актеров начала 70-х годов удивляешься, как много было сложных лиц, а сейчас молодые актеры по большей части сериально унылы.
– Кроме этого, когда актер в 19 лет попадает в какой-нибудь сериал, отрабатывает там 300 смен, он тут же заканчивается как артист. Он думает, так и должно быть: тебе дают 20 страниц текста в день, ты их зубришь, потом тебя заводят в кадр, там произносишь на камеру вызубренное, и тебя из кадра выводят. Вот это, мол, и есть кино. И он уже не понимает разницу между моим фильмом, который мне хочется сделать особенным, и сериалом. В живом общении они все говорят: «О, я так хочу у вас сняться!» А потом актер приходит на площадку, и ты понимаешь: он не готов.
– Короче, как Герман нашел серба, так вам придется искать своего Самсона в Грузии или Армении?
– Да, но поскольку это большой проект, мне нужна звезда – локомотив, который привлечет внимание к фильму. И пусть самого Самсона сыграет неизвестный актер, в его окружении должны быть медийные персоны. Так что нам предстоит очень сложная работа.
– Когда начнете?
– Следующей осенью. Этот год уйдет на доделку сценария, подготовку к проекту, строительству локаций. Весь нам надо воссоздать далекий мир Назареи.
– Сарик, я вас слушаю и думаю, как легко вы освободились от прежнего шлейфа. Не поминают вам «Того еще Карлосона» (комедия с Михаилом Галустяном)? Вон Ксения Собчак никак не может отделаться от своего прошлого.
– Видимо, я не так популярен, как она. Конечно, поминают «Карлосона», но все, кому надо, понимают, что когда я это снимал, мне было чуть больше двадцати. И если для моей кинокомпании мне надо будет снять комедию – я это приму. Просто постараюсь не делать тех ошибок.
И потом, знаете, надо спокойно к этому относиться. Я верю в то, что остается лучшее. Наших «Мам» постоянно показывают по телевизору. Значит, это удалось. Люди до сих пор пишут мне письма, благодаря за фильм «Землетрясение». А то, что не удалось, не вспоминают. Так что пусть время само все отфильтрует.
Елена Боброва
