Вадим Казаченко о том, кто мешает артистам попадать в телевизор

Вадим Казаченко был едва ли не главным лирическим героем 90-х. Песни «Больно мне, больно» и «На летящем коне» годами занимали верхние строчки тогдашних хит-парадов. Девушки писали тонны писем в программу «50х50», чтобы выиграть день в компании певца, а некоторые юноши надевали шароварах а-ля Казаченко. Затем Казаченко исчез со сцены. Чтобы вернуться уже сейчас, на волне интереса к советскому и постсоветскому ретро.

– Что вас выбило из обоймы в конце 90-х?

– Я бы не стал говорить, что меня откуда-то выбило. Я шарахался от шоу-бизнеса, старался держаться в стороне от него. Лучше быть голодным, чем есть из общей лоханки. Я живу совершенно отдельной жизнью, а не по законам шоу-бизнеса – хоть тогдашнего, хоть сегодняшнего, вертикально ориентированного.

– А чем вам шоу-бизнес не нравится?

– Не люблю большие тусовки и сборища. К тому же я давно знаю, что хоть мы все и работаем тяжело, но когда собираемся вместе, ничем хорошим это закончиться не может. Я сочувствую всем своим коллегам, потому что сам знаю, насколько тяжела эта работа. И насколько полон интриг, подсиживаний, всяких гадостей и бяк сам шоу-бизнес. А я человек спокойный, больше люблю дома сидеть. Тем более что я приходил не в шоу-бизнес, я приходил заниматься любимым делом – петь песни на концертах.

– Вы же начинали в ресторанах. Это напрягало?

– С этого каждый музыкант начинал. А как можно подзаработать, когда тебе двадцать лет и ты только пришел из армии? С рестораном связана и моя первая профессиональная работа. В 1987 году с варьете Курской областной филармонии приехали в Москву и работали в ресторане корпуса “А” гостиницы “Измайлово”. Правда, в этом ресторане не пили алкоголь – время тогда было забавное, горбачевское.

– А чем вы занимались, когда перестали выступать?

– Я не перестал выступать. Я просто прекратил работать так активно и насыщенно, как работал года до 98-го. Просто случился дефолт, и появилась возможность отдохнуть. Это были годы, когда в “Формуле-1” шло большое сражение, Мика Хаккинен бился с Михаэлем Шумахером. Этапы “Формулы” проходят с марта по конец октября, и в этот период я не выезжал из Москвы на работу. Я специально купил тарелку, которая ловит все, что только можно, и в воскресенье, в 16.00 уже сидел у телевизора.

– Не скучно?

– Я чувствовал  себя великолепно, мне незачем было заставлять себя бесконечно работать. Понимаете, меня надо постоянно стимулировать. Потому что время, когда мне было интересно, когда надо было к чему-то стремиться, чего-то достигать, закончилось.

– А деньги вас не интересуют?

– Деньгами интересуются те, кого вообще ничто другое не интересует. А я еще со времен работы на свадьбах понял, что о деньгах беспокоиться не нужно. Если ты хороший профессионал, если людям нравятся твои песни – где бы ты ни работал, у тебя всегда будут деньги. К тому же я не имею притязаний на какую-то особенную жизнь. У меня достаточно денег для того, чтобы жить в Москве, Америке или Германии. У меня достаточно денег для того, чтобы года полтора-два вообще ничего не делать, лежать на диване.

– В общем, надоело вам петь?

– Что касается концертов, то здесь я никогда в жизни не останавливался. Моя пауза связана скорее с медийной активностью. Я не считал нужным что-то кому-то на московском телевидении доказывать. Да и на тот момент у меня не было директора. А когда артист предоставлен сам себе, он в большинстве случаев ляжет на диван, задерет ножки и будет отдыхать.

– Вы так об этом говорите, как будто это непрерывный труд на заводе.

– Совершенно верно. Только когда работаешь на заводе, есть распорядок дня. А в шоу-бизнесе никакого распорядка нет. Приезжаешь в 8 утра в город на вокзал, добираешься до гостиницы. В поезде было очень жарко или очень холодно. Ты не выспался и надо пару часов вздремнуть. Потом часов с двух-трех дня и часов до двух ночи ты даешь два-три концерта в день, потом – полуторачасовую пресс-конференцию, общаешься с журналистами индивидуально, перед этим минут сорок или часик обмениваешься любезностями со зрителями. В этом режиме ты проводишь на ногах двенадцать часов. И так проходят триста дней в году, а остальные уходят на съемки, запись песен. От этого рано или поздно устают все. Не говоря уже о том, что артистам приходится бесконечно общаться с людьми просто на улицах – давать автографы, фотографироваться.

–  Помню, как через “Комсомолку” к вам обращались женщины из разных городов, у которых якобы были от вас дети.

– Да, тогда это было модно. Помню один забавный случай. Мне написала женщина, чей ребенок был всего лишь несколькими годами младше меня самого. Но она уверяла, что он – мой.

– Почему вы решили вернуться на большую сцену? “Формула-1” разонравилась?

– “Формула” перестала быть интересной, когда ушел Хаккинен. И когда Шумахер брал третий подряд титул, я перестал следить. Но если серьезно, то я не вернулся на большую сцену, не даю так много концертов, как раньше. Я хочу работать ровно столько, сколько нужно, стараюсь себя не перегружать. Меня и в телевизоре почти нет. Вот только недавно снялся в шоу “Суперстар” на НТВ. Этот проект доказывает, что существуют не только артисты Первого и Второго каналов. Ведь большинство работают с каналами по контракту, и те, кто на Первом, не пересекаются с теми, кто на “России”. Все эти войны затеял один человек. Он даже когда-то объявил о том, что артистам надо выбирать, с кем они.

– Это вы о ком?

– Есть у одной нашей певицы муж-продюсер. Вот именно он и стал той гранатой, которая взорвала ситуацию. Ему всегда шибко хотелось рулить всем на свете. Не знаю, кем он себя представляет. Я сегодня с утра открыл новости шоу-бизнеса и смеялся гомерически. Он сказал: “Мы решили снять с себя ответственность за “Евровидение” и отказаться от участия. Пусть там выступает кто угодно”. Я не пойму, ему что, президент России поручил какую-то миссию?

Ему, например, не понравилась реакция Анастасии Приходько. Он зашел с ней поздороваться, а она от него отшатнулась. Он, видимо, думает, что все хотят ему на шею броситься и целовать его. Хотя мне кажется, что большая часть людей должна от него шарахаться. Он – одна из причин ныне шнего безобразия в шоу-бизнесе. Хотя сегодня он сам на все это жалуется.

– Мне кажется у нас не так много артистов, чтобы затевать телевизионные войны. Я как ни включу телевизор, там по всем каналам Басков.

– И тем не менее артистам до сих пор тяжело попасть на телевидение. Им приходится проходить через многие унижения, выдерживать большой прессинг. Они плачут ночами, у них психологические стрессы. Поговаривают, к примеру, что Николай совсем плох стал. Где бы ни появился – на всех кричит. Представляется, в каком он состоянии? Я так не могу жить. У меня есть проблемы, но своей ситуацией я рулю сам.

– В интернете вовсю обсуждают скандал, связанный с вами. Якобы вы денег за концерт запросили больше, чем договаривались с организатором.

– Там все получилось довольно просто. В январе 2009 года организатор концерта договорилась с нами о четырех выступлениях в Ростове. Шла реклама, продавались билеты. Причем они продавались в два раза дороже, чем нужно. Самые дешевые билеты на концерты в Ростове продавались по тысяче рублей. Это недопустимо для сегодняшних дней. По нашей договоренности организатор концертов должна была прибыть в Москву, заключить с нами контракт. Вместо этого она старательно избегала всех переговоров. За две недели до концерта она должна была рассчитаться с нами за четыре выступления. Но вместо этого поставила нас перед фактом, что делает всего один концерт.

За два дня до концерта она поставила нам ультиматум. Что платить сумму, о которой мы договорились, она не собирается – у нее нет денег. Мы еле-еле стребовали с нее за сутки до отлета в Ростов хотя бы предоплату.

– Ужас!

– А что было в день концерта! Она самовольно решила не селить в гостиницу моих музыкантов. Предложила мне из гостиницы в концертный зал идти пешком с полным чемоданом концертных костюмов. Моя гримерка была размером два на три. Без бутылки воды, без стаканов, без чая. Голые обшарпанные стены. Она принесла нам баночку, в которой кофе было на донышке. И когда я попросил еще, она сказала – ты что, оборзел, уже всю банку выпил. Город при этом бурлил. Нам звонили все, кто угодно: возмущенные зрители, обвинявшие меня в том, что у меня завышенные требования, корреспонденты, которым она объявила, что концерта не будет. Даже было несколько звонков с угрозами от каких-то мутных типов, которые мне говорили, что я напрягаю серьезных людей. Да кто ты такой и чем ты можешь вообще рвать, кроме того, чтобы сидеть у телефона и названивать артисту!
В общем, мы поняли, что попали на аферистку. Приехали в зал. И поскольку площадка не была готова к выступлению, я вышел на сцену успокоить людей и сообщить им, что концерт будет. И тут организаторша выскочила на сцену, потрясая каким-то свертком, и обвинила меня в том, что мне денег мало.

– А ОМОН вы зачем вызывали?

– Для начала я дал концерт. А после него пришел к ней с единственной просьбой: рассчитаться с нами. Она заперлась у себя в комнате. Никакого ОМОНа не было. Я просто вышел на улицу, остановил первую проезжавшую патрульную машину и попросил о помощи. Патруль вызвал оперативно-следственную группу, я написал заявление. Приехали люди из УБЭП. Следователи приняли заявление, опросили всех, надели на нее наручники и увезли в отделение снимать отпечатки пальцев. Сейчас идет следствие.

– Зачем же вы давали концерт, если организатор еще до него всячески демонстрировала вам, что никаких денег вы не увидите?

– Так публика же ни в чем не виновата. К тому же я не думал, что сейчас такое случается. Есть очень простой закон. Чтобы продать товар, нужно приобрести его на складе. Да, иногда товар берут на реализацию. Но артистов на реализацию не берут. Они давно не работают на кассу. Мы работаем за деньги, гонорар определяется в зависимости от размеров зала самим артистом и его директором.

– Вам часто говорят, что вы слишком много просите?

– Я об этом впервые в жизни услышал на ростовском концерте от той аферистки. Но это не ее собачье дело, сколько я хочу. Мне бы очень хотелось, чтоб ее не сильный удар хватил. Пусть будет бодра и здорова. Но если что, денег, которые она у нас украла, ей должно хватить на таблетки.    
 

Катя Щербакова