Чередой чудесных открытий был ознаменован визит Валентины Матвиенко в Музей оптики Санкт-Петербургского государственного университета информационных технологий, механики и оптики (ИТМО). Градоначальница узнала, в чем секрет объемных голограмм, смогла поиграть на лазерной арфе и убедиться, что ее очки – хорошего качества.
Мистическая и высокотехнологичная – именно так, пожалуй, можно назвать атмосферу, царящую в Музее оптики. В приглушенном свете переливаются голограммы и лазерные инсталляции, а некоторые совершенно фантастические экспонаты можно потрогать рукам. Но не всегда, как выяснилось, видимый предмет означает предмет осязаемый.
По залам губернатора и сопровождающих ее лиц водил высокий мужчина в черной мантии и конфедератке (головной убор в виде шляпы четырехугольной формы без полей, с кисточкой – прим. авт.). Сразу было видно: это очень умный человек, а может даже маг. Он с легкостью отвечал на вопросы, которые гостям даже не надо было озвучивать – все они были слишком отчетливо написаны на лицах.
Что неудивительно: на взгляд гуманитария, создание на плоском куске пластика аквариума или коллажа из разноцветных бабочек – настоящее волшебство, не поддающееся объяснениям. Видимо поэтому ответ умного человека на один заданный вопрос, как в сказках про Змея Горыныча и отрубленные головы, порождал еще как минимум сто вопросов. А слова “интерференция”, “дифракция”, “фаза волны” звучали как заклинания.
“Маг” оказался деканом естественнонаучного факультета ИТМО Сергеем Стафеевым. Именно он был выбран ректором ИТМО Владимиром Васильевым в качестве экскурсовода для губернатора. Мантия и конфедератка добавляли ему солидности и удачно дополняли мистическую ауру мероприятия.
Как только Матвиенко, одетая во все розовое, переступила порог Музея, вопросы, будто бы летавшие по залу, осели на ее лице. И не покидали его до самого отъезда. Впрочем, градоначальница озвучивала вопросы по минимуму.
– В нашем музее несколько залов: зал голограмм, истории оптики, стекла и несколько интерактивных игровых залов, – подготовил Ставеев губернатора к волшебному путешествию.
И тут же начал рассказ, как с помощью “метода Денисюка” или “метода Габора” можно создавать голограммы. Наглядные примеры были развешаны повсюду: компьютерная мышка, которая под другим углом освещения превращалась в мышку живую, старинная ваза, и гордость музея – самая большая в мире голограмма с изображением головы Александра Пушкина.
– Хочется заглянуть и сзади посмотреть – а там и нет ничего, – со смехом сказала губернатор, все же заглянув за картину, как бы желая убедиться, что продолжения памятника Пушкину там точно нет.
– Любая голограмма – это всего лишь система полосочек, если посмотреть под микроскопом. Мы просто фотографируем интерференцию, – объяснил Стафеев, пытаясь доказать, что ничего необычного в этом нет.
Но у него это не слишком получилось, хотя объяснял он на примере – таком понятном женщинам – двух алюминиевых крышек для сковородок с сеткой, которые используются, чтобы жир не разбрызгивался при приготовлении котлет. Вопросы на лицах присутствующих множились с катастрофической скоростью.
– Ой, а это как аквариум. И настоящего не надо, – воскликнула Матвиенко, подойдя к голограмме с рыбками. За следующую картину с бабочками она опять попыталась заглянуть сзади, отмахнувшись от Владимира Васильева, который попытался сказать, что “там же ничего нет”. Губернатор, как настоящая женщина, не хотела в это верить. И окружающие очень хорошо ее понимали. Осознать, что эта голограмма на самом деле плоская, если своими глазами видишь, что она объемная, могут, наверное, только умные мужчины в конфедератках.
– Валентина Ивановна, а попробуйте кошечку взять, – с ехидством предложил губернатору Стафеев, подведя градоначальницу к одному стенду. На нем стояло нечто в виде приплюснутого шара, зеркального внутри и с небольшим отверстием сверху. На этом отверстии лежал круглый черный камушек с кошачьей мордочкой. Объемный, настоящий. Только вот взять в руку кошечку у губернатора не получилось – ее на самом деле не было: камушек лежал на дне шара, а сверху было лишь его обманчивое изображение.
– Все эти иллюзии, которые показывает Копперфильд и прочие – это то же самое, – со знанием дела заявил Владимир Васильев.
– Так вам впору факультет Копперфильдов открывать, вы не думали об этом? Думаю, спрос будет большой, – с улыбкой и долей сожаления ответила губернатор. Ей, видимо, было приятнее думать, что Копперфильд – настоящий волшебник.
В следующем зале на первый взгляд не было ничего необычного: экспонаты, рассказывающие о строении глаза человека, приборы для проверки цветного зрения, древние масляные лампы, но…
– А вот это и есть та самая знаменитая лампа Аладдина, из которой вылетают джинны, – громко произнес Стафеев. Все взоры устремились к небольшому кувшинчику, очевидно, в надежде потереть заветный металл и выпустить на волю могущественного Хоттабыча. Однако лампа оказалась под стеклом. Разочарованию присутствующих не было предела. Но губернатор, казалось, не была расстроена. Наверное, она была склонна больше доверять Копперфильдам и прочим телевизионным магам, нежели эфемерным созданиям, с шумом и дымом вылетающим из малюсенького кувшинчика.
Показали губернатору и эффекты преломления света в воде. Самым любопытным оказался фокус, когда в стакане с прозрачной водой поднимается поршень, и на поверхности появляются прозрачные шарики, которые, как выясняется, до этого были в воде, но не были заметны.
У стенда со старинными фотокамерами и “камерой-обскура” автор этих строк надеялась на фото губернатора, которые физики сделают с помощью “ящика с дыркой”. Но главе города лишь продемонстрировали принцип действия прибора, который, впрочем, ее не сильно заинтересовал. Как и следующий экспонат – каталог стекла Эрнста Аббе. Он насчитывает несколько десятков образцов стекла, каждый из которых размером примерно 40 на 40 сантиметров.
Собрание таких больших пробных стекол оптического качества – единственное в мире, и было сформировано еще в Советском Союзе. Матвиенко без особого интереса осмотрела стройные ряды стекол, спеша попасть, наконец, в интерактивный зал.
– Вот на этом приборе можно проверить качество стекла, – сказал Стафеев, показывая на ящик с лампой, которая снизу подсвечивала две круглые подставки. – Вот смотрите, мои пластиковые очки, – он снял их и положил на подставку, – они, как выясняется, не очень хорошего качества. На проекции на стене было видно, что стекло очков по контуру оправы кривое, то есть его пережали, что не очень полезно для глаз, но без приборов не видно.
– А давайте мои тоже проверим, – с энтузиазмом предложила губернатор, сняв очки и протягивая их Стафееву.
Физик с осторожностью и некоторым опасением положил губернаторские окуляры на прибор. Оказалось, что качество очков Матвиенко гораздо выше, стекла хотя и пережаты оправой, но совсем чуть-чуть.
В следующей пустой комнате на стене в раме висел чистый лист бумаги, а на полках шкафчика, казалось, не было ничего. Но стоило Стафееву взмахнуть волшебной палочкой (точнее, включить люминисцентную лампу), как на картине появилось здание Кунсткамеры, на стенах загорелись звезды, а на полках появились светящиеся неоном статуэтки животных и маленькая картинка Шагала “Полет влюбленных”. Делегация с детским восторгом раскрыла рты.
– А это у нас воссозданная по эскизам да Винчи зеркальная комната. Зайдите, посмотрите, – предложил Стафеев.
Матвиенко без опаски зашла в устройство, больше напоминающее душевую кабину в деревянном исполнении, внутри отделанную зеркалами. Дверь за губернатором закрылась…
– Ой, как-то чересчур меня много тут, меня и одной достаточно, – воскликнула она изнутри и поспешила выйти.
Следующими комнату решили по очереди опробовать два сотрудника охраны. Видимо, чтобы постфактум убедиться, что губернатору ничего не угрожало. Или же просто человеческое любопытство им тоже не чуждо?
– И наш любимый экспонат – лазерная арфа. За нее мы получили премию Фонда “Династия”, – с гордостью сказал Владимир Васильев. Сооружение напоминало арфу лишь отдаленно, к тому же, у инструмента не было струн. Вместо них в легком дыме мерцали красные лазерные лучи.
Матвиенко с опаской протянула руку, “дернула” за струну, потом еще и еще… Коротенькая мелодия напоминала легкий джаз. Это, пожалуй, была кульминация: вопросы, которые занимали губернатора, были отброшены в сторону, а их место занял восторг, для которого не нужны были физические объяснения.
