До какой степени можно ли верить запискам Екатерины Великой о пьянице-муже, повесившем крысу.
10 февраля (21-го по новому стилю) 2018 года исполнилось 290 лет со дня рождения внука Петра Великого Гольштейн-Готорпского герцога Карла Питера Ульриха. Он вошел в российскую историю под именем Петра III и прославился тем, что вроде бы повесил крысу.
Я хочу рассказать вам один забавный случай, эпизод из моей собственной жизни. Свою карьеру историка я начинал в школе. Не в гимназии, не в колледже, не в лицее, для особо одаренных детей, а в обыкновенной школе № 397 Кировского района, где учились обычные дети. Однажды после урока, ко мне подошла девочка и сказала: «Михаил Михайлович, подпишите, пожалуйста». Она протянула мне небольшую записочку. В ней было всего четыре слова: «Петр Третий повесил крысу». От неожиданности я даже растерялся и спросил: «Почему я должен это подписывать?» Девочка объяснила мне, что, когда она стала рассказывать родителям о том, как Петр Третий повесил крысу, они подняли на смех: вот что ребенок выдумал! Чтобы русский царь повесил крысу, нет, такого быть не может!
Итак, может или не может?
У меня в руках «Записки» Екатерины Второй, я открываю и читаю:
«Однажды… я вошла в комнату Его Высочества и была поражена представившимся зрелищем. Посередине кабинета, который он устроил ce6е, прорубивши стену, была повышена огромная крыса. Я спросила, что это значит, и получила в ответ, что крыса эта совершила уголовное преступление и по военным законам подверглась жесточайшему наказанию, что она забралась на бастионы картонной крепости, стоявшей у него на столе в этом кабинете, и на одном из бастионов она съела двух поставленных на стражу часовых из крахмала, что за это он приказал судить преступницу военным судом, что его собака-ищейка поймала крысу, которую немедленно за тем повесили с соблюдением всех правил казни и которая в течение трех суток будет висеть на глазах публики для внушения примера. Я не могла удержаться от хохота, выслушав эту удивительную нелепость; но это очень не понравилось великому князю, и видя, какую важность придает, он казненной крысе, я ушла и сказала, что как женщина ничего не смыслю в военных законах. Но он не переставал дуться на меня за тот хохот и за то, что в оправдание крысы я говорила о необходимости, прежде чем вешать ее, расспросить и выслушать ее оправдание».
Когда я размышляю о судьбе Петра Третьего, всегда вспоминаю родителей той девочки, моей ученицы. Их здравый смысл, не позволивший поверить им в эту басню, меня до сих пор восхищает. Другое дело историки. Кажется, им есть чему поучиться у недоверчивых родителей. И Сергей Михайлович Соловьев и Василий Осипович Ключевский, описывая Петра Третьего, повторяли характеристики, данные Екатериной Второй. Рассказ о повешенной крысе занял в «Курсе Российской истории» Ключевского свое место. Стрелянный воробей, но попался на мякине. Есть такая русская поговорка. Увы. Она применима не к одному Ключевскому
Цесаревич Петр Федорович и великая княгиня Екатерина Алексеевна
Сегодня повешенная Петром III крыса это – своеобразный бренд этого государя. Теперь при упоминании имени Петра прежде всего вспоминается казнь крысу. Петр и крыса это – такая же неразлучная пара, как Сцилла и Харибда, Орест и Пилат, Иван да Марья Шарлота Корде и Жан-Поль Марат. Марк Чэпмен и Джон Леннон. Поразительно, никто из историков никогда серьезно не проанализировал этот знаковый эпизод для биографии Петра III, ставший фатальным для репутации внука великого преобразователя России.
Давайте посмотрим, в каком контексте в екатерининских мемуарах упоминается повешенная крыса. Этот эпизод относится ко времени пребывания двора в Москве летом 1753 г. У великой княгини Екатерины только что произошел выкидыш. От тоски жена наследника престола великого князя Петра Федоровича, всеми брошенная и совершенно забытая мужем, часто плакала в одиночестве.
«Что касается великого князя, то он был большей частью в своей комнате, – пишет Екатерина. – где один украинец, по имени Карнович, такой же дурак, как и пьяница, забавлял его, как умел, снабжая его сколько мог, игрушками, вином и другими крепкими напитками без ведома» воспитателя Чоглокова. «Но в этих ночных и тайных попойках великого князя со своими камердинерами, среди которых было несколько калмыков, случалось часто, что великого князя плохо слушались и плохо ему служили, ибо, будучи пьяны, они не знали, что делали, и забывали, что они были со своим господином, что этот господин – великий князь; тогда его императорское высочество прибегал к палочным ударам или обнажал шпагу, но, несмотря на это, его компания плохо ему повиновалась и не раз он прибегал ко мне, жалуясь на своих людей и прося сделать им внушение; но тогда я шла к нему и выговаривала им всю правду, напоминая им об их обязанностях, и тотчас же они подчинялись, что заставляло великого князя неоднократно говорить мне и повторять также» камердинеру Брессану, «что он не знает, как я справляюсь с его людьми; что он их сечет и не может их заставить себе повиноваться, а я одним словом добиваюсь от них всего того, чего хочу».
Когда Екатерина вошла туда с этой же целью, она и увидела казненную крысу.
Когда читатель пробегает глазами это эпизод совокупно с предыдущим, у него невольно, подсознательно рождается мысль о том, кто же более достоин управлять страной? Неужели великий князь, который играет в бирюльки и не может справиться даже с находящимися в его полной власти камердинерами. Они забывали, кто был их господин. Ни палочные удары, ни угрозы шпагой не могли привести их к повиновению. Хорош же господин! А вот Екатерина – совсем другое дело. Не будучи их госпожой, она умела выговорить им всю правду и напомнить об их обязанностях. И они подчинялись. Петр Федорович сам признавал, что не в состоянии это сделать.
Но далее без всякого перерыва Екатерина вставляет в свои «Записки» еще один эпизод. Он не менее интересен и дидактичен.
«Во время этого пребывания двора в Москве случилось, что один камер-лакей сошел с ума и даже стал буйным. Императрица (Елизавета Петровна. – М. С.) приказала своему первому лейб-медику Бургаву иметь уход за этим человеком, его поместили в комнату близ покоев Бургава, который жил при дворе. Случилось как-то, что в этом году несколько человек лишились рассудка; по мере того, как императрица об этом узнала, она брала их ко двору, помещала возле Бургава, так что образовалась маленькая больница для умалишенных при дворе».
«Маленькая больница для умалишенных» при дворе Елизаветы Петровны? Как вам это нравится?
Кто же пациенты елизаветинского двора? Приводится список «больных», в том числе упоминается монах Воскресенского монастыря, срезавший себе бритвой причинные места Главным среди психов был майор Семеновского полка Чаадаев. «Сумасшествие Чаадаева заключалось в том, что он считал Богом шаха Надира, иначе Тахмаса-Кулы-хана, узурпатора Персии и ее тирана». Врачи не могли излечить от этой мании, потому его поручили попам, а те убедили Елизавету Петровну, чтобы она велела изгнать из него беса. Она сама присутствовала при обряде; но Чаадаев остался таким же безумным, каким, казалось, он был. Однако же были люди, которые сомневались в его сумасшествии, потому что он здраво судил обо всем прочем, кроме шаха Надира; его прежние друзья приходили даже с ним советоваться о своих делах, и он давал им здравые советы, те, кто не считал его сумасшедшим, приводили причину этой притворной мании, он имел грязное дело у него на руках, от которого он отделался только хитростью: с начала царствования императрицы он был назначен в податную ревизию, его обвиняли во взятках и он подлежал суду; из боязни суда он и забрал себе эту фантазию, которая его и выручила».
Скажите, кто выглядит нелепее: императрица Елизавета Петровна, изгоняющая беса из коррупционера, прикинувшегося сумасшедшим, или ее наследник, повесивший крысу? Трудно сказать. Оба хороши! А каково управление Елизаветы? Ее водят за нос, а она из двора устраивает психолечебницу для них!
Одним словом, елизаветинский двор это – палата № 6!
И как бы в подтверждение этого вывода рассказывается о молнии, которая ударила в церковь, где молилась Елизавета. Это как бы гнев божий!
А несколькими строками ниже описывается грандиозный пожар в московском дворце. Маленькая деталь. Опять крысы, которых вешал Петр Федорович! «Я увидела тогда, – пишет Екатерина, – странную вещь: удивительное количество крыс и мышей, которые спускались по лестнице гуськом, не слишком даже торопясь».
Упоминание о крысах не случайно. У Екатерины ни одна деталь не упомянута просто так. Эти проявившие, в отличие о растерявшихся людей, сознательность и организованность крысы, оказываются умнее того, кто их вешал! И тут сразу же приходят на ум слова Екатерины о том, что прежде, чем вешать крысу, надо было, по крайней мер, выслушать ее оправдание. То есть автор «Записок» как бы намекает на то, что умная крыса поступила, может быть, и не так дурно, когда лишила недоразвитого инфанта игрушки из крахмала. Ни к чему серьезные военные занятия подменять детскими играми.
И наконец, заключительный штрих к этому разделу «Записок».
Речь идет о пожитках, оставшихся после пожара, которые валялись в грязи перед сгоревшим дворцом. Описывая этот эпизод, Екатерина ненавязчиво объясняет читателю, в чем состояли достоинства каждого. Она сама потеряла серьезные книги. Очень серьезные. Но этого утверждения показалось Екатерине недостаточно. Она сделала вставку в рукопись «Записок». В ней она сообщила; что касается императрицы Елизаветы Петровны, то она «потеряла в этом пожаре все, что привезли в Москву из ее огромного гардероба. Я имела честь услышать от нее, что она лишилась четырех тысяч пар платьев…».
О муже здесь говорится следующее: «Этот пожар натолкнул на открытие, которое сделал Чоглоков. У великого князя в его покоях было много очень больших комодов; когда их вынесли из его комнаты, несколько открытых или плохо закрытых ящиков представили глазам зрителей то, чем они были наполнены. Кто бы поверил, что эти ящики содержали не что иное, как громадное количество бутылок вина и крепких настоек; они служили погребом его императорскому высочеству. Чоглоков рассказал мне об этом; я ему сказала, что не знала этого обстоятельства, и сказала правду: я ничего об этом не ведала, но видела очень часто и почти ежедневно великого князя пьяным».
А вот у самой Екатерины потери были, конечно же, совсем иного рода.
«Чего мне было более всего жалко, так это моих книг. Я кончала тогда четвертый том «Словаря» Бейля; я употребила на это чтение два года; каждые шесть месяцев я одолевала один том, по этому можно представить себе, в каком одиночестве я проводила мою жизнь».
У Петра – бутылки, у Елизаветы – платья, а у Екатерины – книги.
Итак, пьянчужка, модница, книгочей! Вот три ярлыка, которые навсегда приклеены к трем главным персонажам. Кто из них более всего достоин трона Российского. Вопрос риторический.
Неужели после этого можно всерьез говорить, что пьяница наследник повесил крысу?
Михаил Сафонов
