Вилли Хаапасало: «Когда мы играли из рук вон плохо, Рогожкин говорил…» 

Умер Александр Рогожкин – режиссер, снявший «Особенности национальной охоты», «Кукушку» и другие хорошие фильмы. Благодаря Рогожкину самым известным финном в России стал Вилли Хаапасало. О том, как он оказался в рогожкинском кино, Хаапасало рассказывал «Городу 812».

– Вилли, что вы за человек?

– Я? Я деревенский парень – простой человек. Считаю себя добрым человеком… не очень умным и – не очень талантливым, такой, нормальный человек.

– Как вы узнали, что вы актер?

– Мне было тогда 12 лет. Я играл в таком любительском театре, и вдруг после одного спектакля я вышел со сцены и сказал сам себе: вот я буду актером – и все, после этого я никогда больше не думал об этом.

– И как вы им становились?

– Учился я здесь, в Ленинграде. Приехал в 1991 году, чтобы поступить в Театральную академию на Моховой. Вот и учился там. Четыре года. Не закончил – не дали мне диплом.

– Это связано с Рогожкиным?

– Я закончил третий курс, Рогожкин мне позвонил и сказал – что вот, мол, не мог бы ты приехать на студию? Ему понадобился финский актер. Я пришел, мы поговорили, я согласился, и это был фильм «Особенности национальной охоты». Это была моя первая работа в кино.

– Вы здорово говорите по-русски.

– Я был единственным иностранцем на курсе – вот. Поэтому, когда ты хочешь есть, то… А когда я приехал в Россию, я вообще ни одного слова не знал.

– Почему вы приехали именно сюда? Кто-то посоветовал? Или так решили родители?

– Я просто не в тот поезд сел. Хотел ехать в другую сторону, а уехал сюда. Я вообще хотел ехать в Англию, учиться в театральном институте, но почему-то уехал сюда. Не знаю даже почему. Нет, в самом деле – мне все равно было куда, но я хотел учиться за границей. Советский Союз оказался заграницей – и в 1991 году я приехал в Ленинград. А тогда я шел на вокзал купить билет в Англию и по дороге встретил знакомого, который спросил меня: куда ты идешь? Я объяснил, и тогда он сказал: а зачем ехать учиться так далеко? Вон, рядом Ленинград – и там тоже есть театральный институт. У него был знакомый, который жил в Ленинграде, мы ему позвонили прямо с улицы из телефонного автомата – и он дал нам адрес института. Я позвонил, нашел там человека, который говорил по-английски – в тот момент там был лишь один такой человек. Я спросил его, а можно приехать на вступительные экзамены в ваше заведение? Он сказал – можно, но только экзамены на русском языке. Так я купил билет, только не в Лондон, а в Ленинград.

– Как же вы сдавали экзамены, если не знали ни одного слова по-русски?

– Очень просто. Надо было рассказать два стихотворения, басню и спеть песню. И человек один мне начитал по-русски на обычную кассету стихотворение, а я его выучил. Я даже не знал про что стихотворение – просто заучил на слух. Потом оказалось, что я читал Пушкина «Я вас любил, любовь еще быть может». В общем, меня приняли. Я учился на одном курсе с Костей Хабенским.

– Прижились в Петербурге?

– Мне нравится Питер. Я познакомился с городом очень просто – когда я приехал сюда, я стал читать русскую классику. И ночами ходил по Петербургу. Где ходил Раскольников, где ходил Акакий Акакиевич… Вообще, Петербург очень театрален – только труппа уехала, а декорации остались… Я вообще ведь не люблю города, я из деревни. А Петербург – город абстрактный, и поэтому-то я его и люблю.

– «Кукушка» – российский фильм с вашим участием – завоевал множество наград. Вы рады?

– Я рад за этот фильм. Очень рад. Не за себя, конечно. Я не видел этот фильм. Я не видел ни одного фильма, в котором я играл. Я специально их не смотрю и не хочу смотреть.

– Почему так?

– Я боюсь, что если я посмотрю фильм, в котором я играл, то начну контролировать себя со стороны. То есть я увижу, что у меня щека левая лучше, чем правая, – и начну себя везде этой «сильной стороной» поворачивать. Не хочу я на себя смотреть. Для этого существует режиссер. Которому я должен доверять. И которого я должен слушать. Если он говорит «сделай так» – значит, так тому и быть. Поэтому когда я выйду на пенсию – тогда да, тогда я посмотрю все фильмы со своим участием.

– Как родилась идея «Кукушки».

– Это особая история. Я очень рад за этот фильм, потому что сама идея была наша. Мы с Виктором Бычковым пришли к Рогожкину и рассказали ему историю. Собственно, история родилась очень давно – это был 1995 год. Бычков приехал тогда в Финляндию, и мы хотели с ним сыграть вместе в какой-нибудь пьесе, где герои бы разговаривали на разных языках. Но такой пьесы не было. И нам пришлось самим придумать эту историю. Но грамотно оформить ее тогда мы так и не смогли. А уж спустя шесть лет мы сидели вместе с Рогожкиным и сказали ему: Саша, напиши, пожалуйста, нам сценарий, театральный. Он написал.

– Я читал, что Анни (актриса-лапландка из «Кукушки») вы нашли через интернет.

– Это Рогожкин байку придумал. Мы вообще любим байки придумывать и частенько этим занимаемся.

– И что перед началом съемок было около десяти претенденток, и вы хотели сначала не Анни, а какую-то модель на роль главной героини…

– Это уже Бычков придумал.

– Так кто же ее взаправду нашел, эту Анни?

– Нашел ее я. Но не через интернет. Я просто искал актрис, которые говорят на языке саами. Искал в Норвегии (саами бывают в Финляндии, Швеции и в Норвегии). Кстати, там была одна фотомодель, но сразу было понятно, что это не то. Потому что вообще-то Рогожкин хотел, чтобы героиня была некрасивая, это у него такой вот замысел был. А как можно найти некрасивую женщину? Это трудно.

– Так ведь Анни красивая!

– Анни посылала нам свою видеопробу, и когда мы ее посмотрели, то сразу же поняли, что это она. Та самая. Кукушка. Живая женщина. Непосредственная. Сидела вся такая естественная перед камерой, скучала, зевала.

– У нас есть такое поверье, загадывать у кукушки, сколько лет проживешь.

– У нас такое поверье тоже есть.

– Загадывали?

– Загадывал. Она мне сто двадцать раз кукукнула.

– Сильно. А вы в судьбу верите?

– Верю. Хотя вообще я неверующий человек. Но что-то такое есть, и оно мною таки верховодит. Но как это назвать? Религией? Нет, так я назвать не могу. Для меня это не религия, для меня это какая-то сила. И однажды я это понял, на себе почувствовал, – что есть она, эта сила. Я тогда был после института, без работы вообще. Это было сразу после выхода фильма «Особенности национальной охоты». И я уехал в Финляндию и стал там водить грузовики. Так прошел год.

Потом я все-таки решил, что я буду актером, решил еще раз. Но искать театральной практики не стал, потому что вдруг понял, что не надо ничего искать, потому что то, что тебе дано, – то и будет. И я верю, что раз мне дано было играть в «Кукушке» – вот я и играл в ней. Мне дано играть Лопахина – значит, я играю его. Мы мало можем влиять на свою судьбу. Самое главное – быть добрым человеком. Это нелегко. И когда я утром просыпаюсь и у меня плохое настроение – я первым делом выхожу на улицу и здороваюсь со всеми, улыбаюсь и говорю – «доброе утро». И настроение начинает подыматься.

– Вам нравится играть в театре?

– В театрах много такого, что люди работают, как на фабрике. И это неинтересно. Да ведь и зритель это видит. Сейчас у театра, как такового, кризис. Нету искусства. Для людей главное – набить зал, мне это непонятно. В связи с этим у меня есть такое ощущение, что театр умирает. И для меня сегодня самый главный вопрос – кому он нужен, этот театр, кому? То есть вообще мы можем жить без театра? Вот, скажем, если сейчас закроют все театры в Санкт-Петербурге, что с того? Что из этого будет? Никто не пострадает. Никто не умрет, и все будет нормально, ничего страшного. И, по-моему, это неправильно, когда театр не нужен, когда это просто элементарное вечернее развлечение.

А мне бы хотелось, чтобы был такой театр, к которому не так хладнокровно бы относились. Чтобы был такой театр, без которого люди не могут жить.

Меня пригласили играть в мюзикле «Иисус Христос – суперзвезда» – в большой театр, на большой сцене. А я спросил у режиссера зачем? Зачем я должен играть? Не-е… я лучше буду уборщицей работать. Я не хочу просто в себе актера испортить. А работа… Есть у меня и нормальная, обычная работа. Я рамки делаю. Оформляю картины. Это я умею. Я ведь столяр с детства. А еще я дальнобойщиком могу. Я профессиональный водитель, водил иногда грузовики, подрабатывал. И я лучше буду мусолить баранку, чем заниматься в театре тем, чем я не хочу. На хрен мне это надо?

Поэтому мне хочется верить, что есть такой театр еще, который нужен. Вот у нас зал тридцать мест. И мы решили: если подойдет человек и будет говорить, что у него нету денег, – мы его пропускаем бесплатно. А если там пятнадцать свободных мест перед началом спектакля остается – мы просто выходим на улицу и зазываем людей: ребята, заходи!

– Вам легко работалось с Рогожкиным?

– Да, очень легко и приятно. Он очень добрый человек. Самое плохое, что я слышал от него за время съемок, было: «Ребята, читайте сценарий». Это когда мы из рук вон плохо играли, текст забывали.

– А как вы общались на съемках «Кукушки»? Бычков финского не знает. Анни не знает русского…

– Я был переводчиком. На площадке. Между Рогожкиным и Анни, между Бычковым и Анни. Анни знает английский и финский. И я переводил, что я хотел. Она женщина сложная. И ведь это была ее первая роль. Она говорит – переводи этому режиссеру, что я не хочу так играть. И какие-то вещи я переводил, а какие-то – нет.

– Вы в армии служили? Ваш герой в «Кукушке» так естественно, по-армейски облизывает ложку…

– Я хотел служить в армии, когда мне было 16 лет. Я тогда еще в школе учился. Но мне сказали – сначала доучись. И тогда я сказал – хорошо я доучусь, но тогда я уже никогда не пойду в эту армию. Ну а когда пришел срок, меня врач негодным признал.

– У вас родственники воевали?

– Воевали. У меня один дед погиб, а другой – сошел с ума. Он до сих пор воюет каждую ночь. А когда моя бабушка узнала, что я уезжаю в Россию, она сказала: «Возьми хоть винтовку с собой – знаем мы этих русских»! Такие дела. Но у меня-то нормальное отношение к России.

– «Кукушку» хотели выдвинуть на «Оскар». Но ее место занял фильм Андрея Кончаловского. А в российском оскаровском комитете его брат – Никита Михалков. Что вы о нем думаете?

– Хороший человек.

– Вы бы хотели получить «Оскар»?

– Я не люблю Америку. Там всё деньги. Я бы лично вообще закрыл, на хрен, эту церемонию – такое мое мнение. И потом, что такое «Оскар»? Сам фильм от этого ни лучше, ни хуже не становится. Водку вот там наливают – это, конечно, да.

– Вы конфликтный человек?

– Я никогда не ругаюсь ни с кем. Моей жене иногда даже обидно, что я не ругаюсь с ней. А дело здесь в том, что если я ругаюсь с человеком – это навсегда; и тогда этого человека для меня уже нет и не будет. Поэтому я такой доброжелательный человек, даже слишком.

У меня есть такой обычай: раз в месяц я напиваюсь, один, это потому что я накапливаю в себе, я никому никакого плохого слова никогда не хочу говорить… И вот я возьму литра три водки, пойду в лес, напьюсь – и там буду орать, плакать. И потом я выйду из этого леса – и все будет хорошо.

Михаил Пилюгин