Возвращение Мейерхольда. Хорош со всех сторон

Перед входом на Новую сцену Александринского театра 12 мая 2023 года был открыт памятник Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду. Авторы памятника скульптор Алексей Архипов и архитектор Вадим Спиридонов, удачно выбравший для этого объекта место в дворовом пространстве между театром и зданием РЖД. На фоне красного шлифованного кирпича бронзовая фигура высотой 235 см, поставленная на плоскую гранитную плиту (высота 30 см), смотрится идеально.

Близость памятника к Александринке оправдана, прежде всего, тем, что в 1907 году, после того как беспощадный реформатор Мейерхольд, который приобрел шумную, но дурную славу, был уволен Комиссаржевской из ее театра, его пригласил В.А.Теляковский, директор императорских театров.

В дневнике он записал 18 ноября 1907 года: «Сегодня я вызывал к себе утром режиссера театра Комиссаржевской Мейерхольда, который на днях уволен был из театра Комиссаржевской. На Мейерхольда было много нападков со стороны публики и прессы, и это сильное против него озлобление убедило меня в том, что в нем должно быть что-нибудь интересное. <…> В общем Мейерхольд сделал на меня хорошее впечатление». С 1 сентября 1908 года контракт был подписан – Мейерхольд стал режиссером  драмы и оперы и актером драмы.

Театроведческий сюжет его работы в Александринском театре был хорошо изучен в классической монографии К.Л.Рудницкого «Режиссер Мейерхольд» (М.: Наука, 1969), где занимает примерно 100 страниц из пятисот.  Важно при этом отметить, что помимо работы в императорском театре Мейерхольд организовал студию на Бородинской ул., занятия в которой начались в сентябре 1913 года. А в январе 1914 года вышел первый номер журнала «Любовь к трем апельсинам», который имел подзаголовок «Журнал Доктора Дапертутто».

Доктор Дапертутто был псевдонимом Мейерхольда, придуманный Михаилом Кузминым в 1910 году, под которым он ставил спектакли в Доме интермедий и Териокском театре. Это было направление поисков чистой театральности, освобожденной от быта и психологии (переживания) «по Станиславскому», игра как таковая, опиравшаяся на маски commedia dell’arte и избавлявшая от пут натуралистического театра. Игра распространялась и на бытовое поведение, которое театрализовывалось, освобождаясь от унылой рутины повседневности и предоставляя человеку новые возможности. В этой точке обнажалась близость театральной маски и социальной роли, выявляя сущность социального поведения человека и генезис самого феномена театральной игры, поскольку TOTUS MUNDUS AGIT HISTRIONEM (весь мир сцена). 

Карло Гоцци, связанный с commedia dell’arte, и Эрнст Теодор Амадей Гофман играли в театрализации театра и бытового поведения ключевые роли. Дапертутто – персонаж Гофмана, одной из его «Фантазий в манере Калло», названной «Приключение в ночь под Новый год». А «Любовь к трем апельсинам» – сказка для театра Гоцци. Причем эстетическая борьба, которую вел журнал доктора Дапертутто, была закодирована в образы Гофмана.

И вот как описал Дапертутто (в переводе с итальянского «везде», «повсюду») Гофман: «<…> Высокий, сухопарый человек с ястребиным носом, сверкающими глазами и тонкими губами, искривленными в язвительной гримасе. На нем был огненно-красный сюртук с блестящими стальными пуговицами. <…> Ведь это же был доктор-чудодей синьор Дапертутто» (Гофман Э.Т.А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1991. Т. 1. С. 281; пер. Л.Лунгиной). Как следует из дальнейшего, Дапертутто оказывается персонажем инфернальным, едва ли не дьяволом («извергом рода человеческого»), сначала лишающим Эразмуса отражения в зеркале, а потом заставляющим его отравить жену и детей, чтобы жениться на Джульетте.

Как режиссер Мейерхольд, действительно, был вездесущим, а описание Дапертутто чем-то напоминало внешность Всеволода Эмильевича. Кстати, позднее Евреинов оставил описание Мейерхольда, убеждая в том, что он был именно режиссером-извергом:

«Почтенный реформатор русского театра был по рожденью чистокровным немцем… Тот факт, что знаменитый режиссер-новатор Мейерхольд был немецкого происхождения, объясняет если не многое, то все же кое-что в его отношении к русским артистам, его издевательский взгляд на этих “неучей”, дороживших своим артистическим “нутром”, его безжалостное экспериментирование за счет товарищей по сцене (и до Октябрьской революции, и после нее!), его беззастенчивые смены художественных позиций, – несмотря на ропот недавних сотрудников, с которыми он не хотел считаться, раз таковые смены были лично ему выгодны» (Евреинов Н.Н. История русского театра с древнейших времен до 1917 года. Нью-Йорк, 1955. С. 372).

Избавление от «артистического нутра» можно сопоставить с лишением несчастного Эразмуса его зеркального отражения.

Опираясь именно на гофмановское описание Дапертутто, Борис Григорьев написал в 1916 году знаменитый портрет Мейерхольда. Он отражает раздвоение образа: во фраке режиссер императорских театров, на заднем плане – экспериментатор Дапертутто в огненно-красном одеянии (не сюртуке) восточного вида с луком в руках.

Эксцентрические жесты отсылают сразу к сверхмарионетке Гордона Крэга с ее «благородной искусственнотью» и к поискам актерской пластики с опорой на кукольный театр, которые характерны для спектаклей Мейерхольда в театре Комиссаржевской: руки фигуры во фраке – это руки куклы из театра марионеток, управляемые нитями. Кстати, один из эскизов А.Я.Головина к мейерхольдовской постановке «Маскарада» (костюм Голубого Пьеро – см.: Рудницкий К.Л. Режиссер Мейерхольд. С. 206) – это практически прототип работы Б.Григорьева.  

Зеркальное отражение Мейерхольда, написанного Б.Григорьевым, Архипов превратил в памятник, в круглую скульптуру. Поступок остроумный, потому что сразу же позволил решить сложнейшую задачу: найти нетривиальные позу и жест. Таким остроумным способом Архипов вывел фигуру из статики, из бессмысленного покоя, сразу найдя выразительную динамику, опирающуюся на наполненный разнообразными смыслами художественный прецедент – портрет работы Григорьева. Такие поиски сейчас ведутся многими, сидящие или глупо стоящие фигуры давно надоели всем, но не всегда получается найти правильное решение. Очевидная неудача в таких поисках – бессмысленная фигура падающего А.Блока (недавний памятник работы Евгения Ротанова), оставляющая глубокое недоумение. Да, памятник Блоку несомненно динамичен, но при этом абсурден.

Причем надо отметить, что памятник работы Архипова хорошо смотрится со всех сторон: и с тыльной стороны, и в профиль, пластическое решение хорошо продумано, объект рельефно выделяется на фоне стен и является доминантой, концентрирующей на себе внимание и приятно оживляющий то empty space, которое представляет собой двор Новой сцены.

Михаил Золотоносов

Фоторепортаж показывает памятник во всех его деталях и со всех точек обзора. Случайно вышло, что когда я пришел, чтобы фотографировать памятник, там оказался автор, скульптор Алексей Архипов. Я его, естественно, запечатлел рядом с его работой.