2 февраля 1886 года в ежедневной газете городка Паннсатони, которая, естественно, называется «Дух Паннсатони», появляется заметка: «Сегодня – День сурка. Мы спросили жителя Индюшачьей Горки: когда же придет весна? Он пообещал, что скоро». Редактора «Духа Паннсатони» звали Клаймер Фрис. Именно он в 1886 году начал раскручивать во всемирную знаменитость сурка Фила, живущего в пенсильванском лесу на окраине Паннсатони – Индюшачьей Горке в собственном доме.
В позапрошлом веке в Пенсильвании селились переселенцы из Германии, и традицию перекладывать на зверей ответственность за долгосрочные прогнозы эти переселенцы захватили из дома с собой в Америку. Жители Центральной Европы и дома постоянно думали о погоде, а уж о наступлении весны мечтали все зиму. Особенно начинали дергаться на Сретение – когда сеять? Сретение в Германии приходилось на 2 февраля, и в этот день спрашивали очнувшихся от зимней спячки барсуков, не пора ли в поле. Все это учел редактор “Духа Паннсатони”, он был родом из германских сельских переселенцев, весенние заботы понимал.
На следующий год прогноз оправдался, и на Индюшачьей Горке собрался народ – всерьез поспрашивать сурка о погоде. Но Клаймер Фрис был готов – он держал в руках ошалевшего разбуженного сурка и рассказывал собравшимся, что думает Фил (так он с ходу назвал добытое поутру животное) о наступлении весны. Когда же неожиданно Фил слез с рук и рванул в норку, Клаймер Фрис объявил – Фил увидел свою тень, значит, весна отодвинулась на шесть недель. Соответственно, ранний приход тепла следует ожидать в том случае, когда Фил в норку не стремится, а гуляет на природе, публично очухиваясь от долгой спячки. Поскольку по эту, американскую, сторону океана переселенцев из Европы было значительно больше, чем барсуков, роль ответственного метеоролога перешла к Филу, он стал первым сурком-синоптиком официально.
Сто двадцать три года подряд вся Америка 2 февраля, затаив дыхание, ждет вестей от Фила, а завтра смотрит прямую трансляцию из Паннсатони, и никому не хочется, чтобы Фил увидел свою тень. Так что солнечный день 2 февраля, наверное, единственный, который никого не радует.
Фил знаменит невероятно, Америка бережет свои традиции прямо как границы. После 11 сентября сурок просыпался под надзором секретной службы, охраняющей первых лиц государства, полиции и ФБР. Домик Фила объявлен национальным объектом, у сурка есть свой воспитатель, он же шофер, и если Фил не спит, то он много где бывает. В 1986 году его принимал президент Рейган, его посетил губернатор Пенсильвании (скорей всего, этот визит и помог губернатору стать генеральным прокурором), фестивали в преддверии вторых февралей собирают десятки тысяч любопытных со всего света.
На все, что ему необходимо, Фил зарабатывает сам – на зарплату своему воспитателю, на поездки, на еду. Недавно выкупил за $75 000 землю на Индюшачьей Горке… Мягкая игрушка мгновенно разошлась по Америке.
Вообще-то метеорология – жутко затратная сфера исследований: в Америке с Филом, у нас в России без всякого Фила – сколько в нее ни вкладывай, о погоде на послезавтра верных сведений не получишь. Наш главный метеоролог в 2006 году запросил 5 миллиардов для достижения большей точности долгосрочных прогнозов. Не знаю, дали ли их ему, но, наверное, дали, поскольку мы в России стали с неожиданным интересом относиться к Дню сурка. Попросту говоря, решили добыть себе еще один чужой праздник, типа Хеллоуина или Валентинова дня.
И не вышло.
Городок Паннсатони расположен чуть ли не на широте Краснодарского края. А в Центральной России и в Сибири от 2 февраля до весны большое расстояние, сурки ни за что вольною волей не просыпаются, холодно.
И тогда в дело вступили россияне из Воронежа – возможность лишнего праздника обострила сообразительность: они решили праздновать день просыпания медведя, в воронежских лесах он просыпается 27 марта. Утилитарного смысла в медвежьей побудке в этот день не имеется, кому была нужна весна, уже ее получили, но какой-то “ответ Керзона” Филу получается.
К тому же будить медведя и ничего у него не спросить довольно глупо, тем более что есть вопросы, задавать которые кому-нибудь страшно, а ответ знать хочется. Скорей всего, в Воронеже теперь знают то, что хотели знать мы все, но что боялись спросить: когда наступит тот долгожданный день, которого мы все ждем?
Кто же это знает, кроме трех медведей?
