Юрий Примаков: «Сегодняшние оправдания Сталина – опасная ошибка»

С Юрием Примаковым, которому в этом году исполнилось 94 года, мы познакомились в Сети пару лет назад. Оказалось, что, несмотря на разницу в поколениях, наши взгляды в главном совпадают. Впрочем, мы беседовали не только о политике. Юрий Витальевич присылал мне детские сказки, стихи и даже целую сказочную повесть (на мой взгляд, замечательную, но вышедшую пока очень небольшим тиражом), которые он стал сочинять уже на пенсии. Но лично встретиться нам удалось только этим летом.   

Ключом к нашему знакомству стала моя фамилия, с которой Юрий Витальевич связывает самые дорогие свои воспоминания. Он – сын известного большевика Виталия Примакова (1897-1937), усыновлённого знаменитым украинским писателем Михаилом Коцюбинским.

• Михаил Коцюбинский с женой Верой Устиновной и детьми. Слева направо – Ирина, Роман, Юрий и Оксана

Первой женой Виталия Примакова была дочь Михаила Коцюбинского – Оксана, а близким другом и соратником в годы Гражданской войны – родной сын писателя Юрий, бывший в 1918 г. главкомом войск недолговечной УНСР (Украинской народной республики советов, провозглашённой в декабре 1917 г. в Харькове – после прибытия туда 6,5 тыс. красногвардейцев из Петрограда и Москвы во главе с В.А. Антоновым-Овсеенко, свергнувших в городе украинскую власть), а с 1933 г. – зампредом СНК и председателем Госплана УССР. В честь «Юрка» Коцюбинского Виталий Примаков и назвал своего сына.

Мечты и судьба червонного комкора

• В.М. Примаков в период Гражданской войны

Виталий Маркович Примаков (несмотря на усыновление, он сохранил отчество и фамилию своего родного отца – сельского учителя Марка Григорьевича Примакова из с. Шумны Черниговской губ.) вошёл в историю совсем молодым человеком – всего 20 лет от роду. Как, впрочем, и всего на год старший Юрий Коцюбинский, призвавший в декабре 1917 г. своего сводного брата и свояка из Петрограда на помощь только что провозглашённой УНСР.

Сегодня харизматических лидеров, умеющих увлечь за собой и построить большую группу разношёрстных вооружённых людей, принято именовать «полевыми командирами». Но Виталий Примаков, даже по меркам того времени, был не вполне ординарным «полевым» харизматиком.

С одной стороны, это был яркий вожак, сумевший быстро выполнить приказ советского правительства и убедить украинских солдат, оставшихся без своих командиров (разоружённых и изгнанных большевиками из города), перейти на сторону советской власти. И стать в итоге «червонными казаками» – в противовес «вильному козацтву», объединявшему сторонников украинской самостийности. В итоге Примаков, несмотря на свой юный возраст, был единодушно избран «червонными казаками» атаманом вновь созданного полка.

С другой стороны, Примаков утвердил за собой репутацию «интеллигентного человека», – сыграли роль воспитание в писательской семье, а также гимназическое образование, хотя и прерванное в феврале 1915 г. арестом за антивоенную пропаганду и ссылкой в Сибирь.

• В.М. Примаков – организатор «Червонного казачества»

Примакова даже называли «рыцарем украинской революции» – так гласила надпись на его монументе в Чернигове, поставленном в 1972 году и демонтированном в 2016-м. В воспоминаниях очевидца Йозефа Прошека «Дорога, занесенная снегом» рассказывается о том, как немецкий полковник подарил Примакову прекрасного коня в благодарность за рыцарское обращение с попавшими в плен немецкими кирасирами. Конь был арабской породы и звался Мальчик.

Впрочем, партизанские нападения «червонных казаков» на немцев, занявших Украину по условиям соглашения кайзеровской Германии с Центральной радой от 27 января 1918 г., больше походили на силовые мародёрские вылазки с целью добыть оружие и коней.

Неудивительно, что немцы отзывались об этих действиях как бандитских и за поимку Примакова назначили крупную сумму. Формально эти набеги совершались как бы без ведома (хотя на самом деле с ведома) советского правительства. Стоит напомнить, что Совет народных комиссаров во главе с В.И. Лениным официально заключил 3 марта 1918 г. с Германией Брестский мир, формально признав независимую Украинскую народную республику (УНР) и пообещав вывести с её территории свои войска. Но поскольку границы УНР Брестским миром определены не были, немецким войскам пришлось в итоге силой выдавливать армию УНСР из тех частей Украины, которые большевистские силы, присланные из российского «центра», успели занять.

Партизанские рейды «червонного казачества» здесь ничего изменить не могли, хотя и позволили Примакову сформировать боеспособное части, которые потом будут успешно сражаться на фронтах Гражданской войны. В подразделении у Примакова на протяжении всего этого времени служили исключительно добровольцы. При этом оно непрерывно росло в ходе гражданской войны, из полка став бригадой, затем дивизией и, наконец, корпусом.

Интеллигентность Виталия Примакова позволяла ему (как и Юрию Коцюбинскому) сочетать приверженность «украинству» – с декларированным большевиками интернационализмом. В состав «червонных казаков» входили люди самых разных национальностей. Среди примаковцев не были выражены антисемитские настроения, которые оказались весьма распространены, например, в кавалерии Б.М. Думенко и С.М. Буденного, не говоря об армиях таких «южных» полевых командиров, как, например, атаман Н.А. Григорьев.

В то же время следует понимать, что Виталий Примаков, если и был «рыцарем», то именно революции и гражданской войны, которые по определению сложно признать «рыцарскими стихиями».

Вот как сам Примаков в мемуарах «Рейды червонных казаков» описывал свою не вполне «рыцарскую» боевую тактику, которую он в 1919 году применял против войск Добровольческой армии под командованием генерала А.И. Деникина (в цитатах мною выделены ключевые моменты):

«Я разъяснил казакам обстановку и поставил задачу: “Окружения не бояться, шашки всякое кольцо разрубят, выдавать себя за дивизию генерала Шкуро, звёзды снять, штандарты и знаки свернуть и одеть в чехлы; имеющим погоны — надеть их; начальников величать по чинам, в пути крестьянам объяснять, что мы — шкуровцы, отступаем с фронта, что скоро придут следом красные и везде будут Советы”…»

«Была разбита лучшая пехотная часть Деникина — 1-й корниловский офицерский полк. В бою взято пять полевых трёхдюймовых орудий, два шестидюймовых орудия и большой обоз. Пленных не было – в те критические дни их не брали. В результате нашего рейда в армии утвердилось наступательное стремление, окрепла уверенность в победе над противником…»

Стоит заметить, что в тех же самых сражениях белые, в отличие от красных, пленных брали и не всегда убивали их, даже когда терпели поражение и отступали. Вот что пишет сам Примаков:

«Из трёхсот восьмидесяти освобождённых нами пленных красноармейцев мы сформировали роту, посадили её на подводы и назначили в качестве прикрытия к 1-й батарее».

• Страница из книги: Ложкiн Я. Я. «Червоне козацтво: короткий популярний нарис з iсторii червоного козацтва». – Харкiв, 1928.

Идея кавалеристских рейдов по вражеским тылам в итоге оформилась у Примакова в развёрнутую теорию, применение которой на практике он считал важнейшим условием побед в новой большой войне. А такая война казалась ему неизбежной.

Сперва таковой Примакову, как и многим большевикам, виделась война за мировую революцию.

По этой причине во время Польской кампании 1920 г., – когда возник конфликт интересов между командующим Западным фронтом М.Н. Тухачёвским, остро нуждавшимся в кавалерии для штурма Варшавы, и руководителями Юго-Западного фронта командующим А.И. Егоровым и членом РВС И.В. Сталиным, отказавшимися выполнить приказы председателя РВС Л.Д. Троцкого и Главкома С.С. Каменева о переброске части конницы Тухачевскому, – В.М. Примаков сделал «соломонов» выбор в пользу мировой революции. И, будучи командиром 1-го кавалерийского корпуса Червонного казачества, решил, по согласованию с командармом И.П. Уборевичем, но без согласия Сталина и Егорова отправиться на Карпаты, чтобы поддержать Венгерскую революцию. А надо учесть, что Сталин упорно берёг конницу Примакова «для себя» и саботировал распоряжения «свыше» не просто так. С помощью кавалерии – будённовцев и примаковцев – он рассчитывая взять Львов.

Вот как пишет об этом современный историк С.Е. Лазарев:

«Виталий Маркович полагал, что С.М. Буденный с И.Э. Якиром сами овладеют Львовом без червонных казаков. И вместо движения на этот город устремился в Карпаты, мечтая произвести “пожар мировой революции на просторах Венгрии”».

Взять Львов Юго-Западному фронту в итоге так и не удалось. Правда, не из-за недостатка кавалеристов, а по причине глубокой эшелонированности львовских укреплений, для прорыва которых нужна была не кавалерия, а артиллерия, которой не хватало. Однако, Сталин, само собой, такие поступки, как тот, что позволил себе «ушедший без спроса» комдив Примаков, ни забыть, ни простить не мог…

Но Примаков в ту пору был всецело увлечён своими военно-политическими грёзами. Сразу по окончании Гражданской войны, в 1921 г., в статье о кавалерийском рейде, опубликованной в журнале «Красная армия» (вестнике Военно-научного общества при Военной академии), Примаков писал:

«Стрыйский рейд указывает, какие задачи стоят перед нашей конницей. Конница должна быть использована для крупных стратегических операций. Венец их – кавалерийский рейд. Если рейд конницы будет соответственно согласован с маневрирующими пехотными группами – кулаками, он всегда будет иметь возможность по частям уничтожить дезорганизованного противника. Республика стоит накануне ряда революционных войн. Войны эти будут иметь маневренный характер».

Эту теорию в 1924-25 гг. Примаков вкладывал в головы слушателей Высшей кавалерийской школы в Ленинграде, среди которых были Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, И.Х. Баграмян, А.И. Еременко и другие известные в будущем военачальники. В своих воспоминаниях ученики отзывались о Примакове в целом позитивно. Георгий Жуков описал Примакова как «выходца из интеллигентной семьи», что, вероятно, бросалось в глаза на общем не слишком интеллигентном «кавалерийско-академическом» фоне.

• Слушатели Высшей кавалерийской школы в Ленинграде в 1924-25 гг. Второй ряд сверху: пятый слева – К.К. Рокоссовский, крайний справа – Г.К. Жуков

Воспитанниками Примакова, получившими известность в годы Второй мировой войны, стали и некоторые из «червонных казаков», уцелевших после репрессий 1930-х гг. В том числе генерал Александр Горбатов, герой битвы под Сталинградом, а после войны – один из комендантов Берлина и автор первых опубликованных в СССР (Александром Твардовским в «Новом мире» в 1964 г.) мемуаров советских военачальников, рассказавших правду о репрессиях. О Виталии Примакове Александр Горбатов вспоминал также уважительно и сочувственно.

Вера в мировую революцию стала рассеиваться у Примакова после поездок по странам Востока, где, как оказалось, никто не спешил продолжать «великое дело Октября».

• Виталий Примаков (1920-е гг.)

А после обучения в 1931—1932 гг. в Германской академии Генштаба Примаков окончательно отошёл от мысли о «мировой революционной войне» и стал рассматривать в качестве ближайших военных перспектив угрозу агрессии в отношении СССР со стороны Японии и Германии.

В 1920-30-х гг. «рейдовые» таланты Примакова пригодились Кремлю на дипломатических фронтах: под чужими именами он выполнял различные, в том числе секретные, военно-политические поручения в Китае (1925-26), Афганистане (1927-29), Японии (1930). Возвращаясь, всякий раз публиковал очередную книгу воспоминаний об увиденном и пережитом в этих странах. Эти книги по сей день представляют немалый исторический интерес.

Впрочем, разжечь мировую революцию в Китае, а равно подавить в Афганистане восстание традиционалистски настроенных масс и вернуть на трон свергнутого ими Амануллу-хана, пытавшегося проводить в стране политику европеизации и дружившего с СССР, в итоге так и не удалось.

Однако в целом карьера Виталия Примакова в 1920–30-е гг. развивалась успешно. В 1926-27 гг. он – командир и военком 1-го стрелкового корпуса Ленинградского военного округа. В 1930-32 гг. – командир и военком 13-го стрелкового корпуса Приволжского военного округа. В 1932-34 гг. – помощник командующего войсками Северокавказского военного округа. В 1934-35 гг. – заместитель инспектора высших военно-учебных заведений РККА. В 1935-36 гг. – заместитель командующего войсками стратегически одного из важнейших – Ленинградского военного округа. Это позволило Примакову войти в состав высшего коллегиального органа – Военного Совета при Народном комиссаре обороны СССР.

Тем не менее, как пишет С.Е. Лазарев:

«Примаков считал себя незаслуженно обойденным по службе, достойным гораздо большего, высказывал недовольство высшим военным руководством в лице Наркома обороны».

А наркомом в ту пору был ближайший сталинский соратник – К.Е. Ворошилов.

• И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов. Сер. 1930-х гг.

В своих карьерных мечтах Виталий Примаков, вероятно, возносился предельно высоко. И его неосторожно оброненная в 1935 году, – когда он получил долгожданное звание комкора, – фраза о том, что он «моложе Ворошилова» и что «сумеет ещё себя показать» позднее будет ему инкриминирована как доказательство намерения подготовить убийство наркома обороны.

• Виталий Примаков (1935 г.)

Личная жизнь Виталия Примакова тоже была яркой и авторской.

После того, как Оксана Коцюбинская умерла при родах в 1920 году (в тот же день умер и родившийся сын), Примаков, спустя несколько лет, женился на их общей подруге по черниговскому гимназическо-революционному прошлому – Марии Ароновне Довжик. В 1927 году на свет появился сын Юрий. Но уже в 1930 году сердце Примакова покорила знаменитая советско-светская львица Лиля Брик. Незадолго перед тем Лиля потеряла близкого ей человека и одновременно свою главную статусную опору, каковой был для неё на протяжении лет поэт Владимир Маяковский. И в том же году решила выйти замуж за ещё более влиятельного и казавшегося перспективным Виталия Примакова, с которым она и Маяковский были давно знакомы. Сама Брик так описала своего нового избранника:

«Примаков был красив — ясные серые глаза, белозубая улыбка. Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец. Он хорошо владел английским, был блестящим оратором, добр и отзывчив. Как-то в поезде за окном я увидела крытые соломой хаты и сказала: “Не хотела бы я так жить”. Он же ответил: “А я не хочу, чтобы они так жили”».

• Лиля Брик. Фото Александра Родченко (сер. 1920-х гг.)

В 1931 году Лиля отправилась вместе с Виталием Примаковым в продолжительную и очень престижную командировку в Германию.

• Лиля Брик в прозрачном платье (1928)

Позднее Л. Брик так объяснила себя и свои чувства к самым близким мужчинам: «Я всегда любила одного — одного Осю, одного Володю, одного Виталия и одного Васю».

Впрочем, любовь к одному Виталию не помешала Лиле Брик, как только её муж в августе 1936 г. был арестован, сразу поверить в то, что он и вправду – «враг народа». При этом больше всего Лиля, по её собственным словам, была возмущена тем, что Виталий посмел «скрыть» от неё своё участие в «заговоре». И вскоре переключилась на одного Васю – своего третьего (или четвёртого, если считать Маяковского) мужа – Василия Катаняна. Потом, правда, Лиля сочла необходимым сокрушиться по поводу своего политического легковерия:

«Ужасно то, что я одно время верила, что заговор действительно был, что была какая-то высокая интрига и Виталий к этому причастен. Ведь я постоянно слышала [от него]: “Этот безграмотный Ворошилов” или “Этот дурак Буденный ничего не понимает!” До меня доходили разговоры о Сталине и Кирове, о том, насколько Киров выше, и я подумала, вдруг и вправду что-то затевается, но в разговор не вмешивалась. Я была в обиде на Виталия, что он скрыл это от меня — ведь никто из моих мужчин ничего от меня никогда не скрывал. И я часто потом плакала, что была несправедлива и могла его в чем-то подозревать».

Виталий Примаков (наряду с Витовтом Путной, служившим в период Польской войны комдивом под началом командующего Западным фронтом М.Н. Тухачевского) был арестован первым среди тех, кто впоследствии прошёл по «делу о военном заговоре в Красной армии», или попросту «делу Тухачевского».

Судя по всему, Примаков (который лишь в 1928 году, т.е. одним из последних, публично отмежевался от Л.Д. Троцкого) раздражал своей интеллектуальной амбициозностью Сталина, Ворошилова и Будённого даже больше, чем Тухачевский. Возможно, поэтому Виталия Примакова и арестовали в числе первых.

• С.М. Будённый, К.Е. Ворошилов и И.В. Сталин на трибуне Мавзолея В.И. Ленина (1930-е гг.)

Ко всему прочему примешались и чисто кавалерийские «схватки под ковром». Генерал А.В. Горбатов пишет об этом так:

«Нужно сказать, кавалеристы – примаковцы, котовцы и будёновцы были патриотами своих корпусов в те далекие времена, этот патриотизм доходил до антагонизма».

• Семён Будённый, Григорий Котовский и Виталий Примаков

Виталий Примаков был арестован в августе 1936-го – за несколько месяцев до того, как в мае 1937 года будут схвачены остальные участники «заговора военных».

На февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. К.Е. Ворошилов не скрывал своего злорадства:

«Он, Примаков, видел в нас конкурентов: он кавалерист, мы с Будённым тоже кавалеристы. И он, думая, что его слава затмевалась Будённым, ему не давали ходу вследствие того, что Будённый с его единомышленниками из Первой конной армии заняли все видные посты в кавалерийском строе, он вследствие этого был недоволен и фрондировал».

Ворошилов заявил, что никогда не верил Примакову и всегда считал его такой «сволочью, на которую противно было смотреть». В доказательство приводил личную жизнь комкора, которая, по оценке Ворошилова, была «грязной, мерзкой, подлой».

Будённый также отзывался о Примакове с неизменной ненавистью. Даже в мемуарах, опубликованных уже после реабилитации опального комкора, Будённый будет обвинять Примакова в неудачах Первой конной. Правда, как свидетельствует Юрий Примаков, в 1957 году именно Буденный – по просьбе ветеранов Червонного казачества – подпишет вместе с К.К. Рокоссовским письмо в ЦК КПСС, и Юрия Примакова вместе с матерью переселят из барака в городскую квартиру…

Поначалу Примаков категорически отрицал все обвинения в контрреволюционной деятельности. Какое-то время его не били, и ему даже казалось, что скоро всё прояснится и он вернётся к прежней жизни.

Сидя в одиночке размером 3 х 6 шагов, вскоре после ареста Примаков писал Я.С. Агранову – первому заместителю наркома внутренних дел (в 1921 г. именно этот человек был палачом Н.С. Гумилёва и других жертв «Дела профессора Таганцева»):

«Был бы очень рад также за разрешение получить из дому английские учебники и книги для практики в языке».

• Я.С. Агранов (1893-1938)

И в том же письме:

«Очень прошу вас лично на допрос вызвать меня по делу о троцкистской организации. Меня все больше запутывают, и я некоторых вещей вообще не могу понять»;

«Нельзя ли дать мне свидание или возможность поговорить по телефону с женой и убедится, что она здорова»;

«У меня ежедневно бывают сердечные припадки. Совершено ничего не знаю о семье – где они, живы ли? Нельзя ли перевести меня в больницу и дать возможность по телефону позвонить домой?»

Как пишет Юрий Примаков, видевший этот архивный документ, на нём – следы пота или слёз…

А уже с 10-11 сентября 1936 года, как полагает Юрий Примаков, ознакомившийся с протоколами допросов отца, начались пытки и избиения.

Вот фрагменты этого ночного допроса.

«Вопрос. – На допросе 28 августа вы категорически отрицали [так в оригинале, но явно имелось виду другое – «утверждали», – ред.], что в 1929 году, будучи в Ташкенте, вы не с кем из троцкистов не встречались. В подтверждение этого вы ссылаетесь на то, что в Ташкенте вы были по секретному заданию, жили там под чужой фамилией и потому ни с кем не могли встречаться. Между тем, следствием установлено, что вы тогда имели встречи с целым рядом троцкистов, в частности с Вуйовичем и Рейнгольдом. Подтверждаете ли вы это?

Ответ. – Да, признаю, что в это мое прибывание [так в оригинале, – ред.] в Ташкенте я имел встречи со многими троцкистами, в том числе с Вуйовичем и, возможно, с Рейнгольдом».

Далее Примаков дал показания против своих товарищей:

«Я в троцкистской контрреволюционной организации не состоял и о существовании ее не знал. Однако должен признать себя виновным в том, что как я уже показал вплоть до 1932 года я своей троцкистской клеветой на Ворошилова усиливал вражду к нему со стороны Зюка, Шмидта и Кузьмичева и этим способствовал формированию их террористических настроений. Признаю себя виновным так же в том, что этими разговорами до 1932 года давал им повод и основания считать меня их единомышленником в троцкистско-террористической организации».

Один из допрашивавших Примакова в ту ночь будет в 1938 году расстрелян, другой – утопится в Москве-реке…

13 сентября 1936 года Примаков признался в подготовке теракта – убийстве С.В. Косиора и П.П. Постышева (оба они вскоре будут расстреляны, только не «троцкистами-террористами», а Сталиным).

16 сентября 1936 года Примаков написал письмо наркому внутренних дел Генриху Ягоде. На этом письме, как свидетельствует Юрий Примаков, вновь – подтёки от пота или слёз:

«Уже более 10 дней я арестован. В 1929 году работал в Японии во время конфликта на КВЖД. В 1932 г. под руководством Кагановича участвовал в ликвидации кулацкого саботажа. Весь 1933 год до осени я был в Берлине и видел еврейский погром в Берлине и еврейский погром в Дрездене. Эта работа укрепила меня как большевика… После одиночки в 1915 году у меня резкая реакция на темноту и тесноту, ведь после 1915 года я полжизни провел на коне или в машине. Если можно – перевести меня в больницу. Мне надо лечить почки и растяжение спинных мышц. Ведь я еще буду нужен.  Я знаю, что я невиновен. Нужно ли выматывать меня в той обстановке, в которой я сейчас? Я не троцкист и не двурушник».

21 сентября на очной ставке с Г.Я. Сокольниковым Г.Л. Пятаков сообщил, что Примаков и Путна руководят «военной группой», а Троцкий осуществлял с ними связь через Бухарцева, корреспондента «Известий».

Однако до октября 1936 года Примаков, судя по всему, ещё надеялся на то, что всё происходящее – «просто недоразумение». В конце 1936 года написал письмо А.А. Жданову…

26 сентября 1936 года главу НКВД Генриха Ягоду (1891-1938) сменил «железный нарком» Николай Ежов (1895-1940).

• Наркомы внутренних дел – Г.Г. Ягода (1934-36) и Н.И. Ежов (1936-38)

Пока новый глава НКВД входил в курс дел, пытки, судя по всему, прекратились. В январе 1937 года никаких признательных показаний Примаков не давал. Но затем избиения возобновились.

К обвинениям в связях с троцкистами добавилось куда более тяжкое обвинение – в подготовке военного переворота. Это обвинение, заведомо расстрельное для всех фигурантов, Примаков признавать отказывался. Написал письмо И.В. Сталину.

В мае пытки возобновились. 14 мая Примаков дал показания о том, что вёл контрреволюционную борьбу. Но всё же продолжал надеяться на то, что «наверху по всём разберутся».

И тогда Сталин распорядился доставить Примакова – единственного из тех, кто был привлечён по «делу о военном заговоре» – на заседание Политбюро ЦК. Вопреки ожиданиям Примакова, Сталин, вместо того, чтобы «разобраться во всём», потребовал от опального комкора перестать запираться и заявил, что только трус может отрицать такие серьезные обвинения. С этого момента Примаков понял, что обречён, и в конце концов, измученный пытками, особенно усиливавшимися после того, как в том же мае 1937 года были арестованы М.Н. Тухачевский, И.П. Уборевич, И.Э. Якир и остальные обвиняемые в «военном заговоре», – пал духом.

21 мая 1937 года Виталий Примаков дал развёрнутые показания. Признался в троцкизме, контрреволюции и в рассказывании анекдотов. Дал показания на Фельдмана и Тухачевского, заявил о связи Тухачевского с Троцким.

В заявлении на имя главы НКВД Н.И. Ежова он писал:

«В течение девяти месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро перед т. Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину. Тов. Сталин правильно сказал, что “Примаков – трус, запираться в таком деле – это трусость”. Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 г., я связался с Дрейцером и Шмидтом, а через Дрейцера с Путна и Мрачковским и начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание – о деятельности троцкистской контрреволюционной организации и о всех известных мне троцкистах армии».

В числе «заговорщиков» Примаков назвал Я.Б. Гамарника, П.Е. Дыбенко, С.С. Каменева (уже умершего к тому моменту), Б.М. Шапошникова, С.П. Урицкого. Не все из них были в итоге репрессированы, но именно с этого момента началась тотальная «чистка» армейских «верхов».

7 июня Примаков оговорил Тухачевского, Якира и других, дал им классовые характеристики и признал готовность нести полную ответственность.

Но даже после всего этого Примаков старался, насколько мог, уберечь от гибели своих старых товарищей по «червонному казачеству». 9 июня, за три дня до расстрела, он оставил собственноручные показания, касающиеся командира пограничной территории на Пеновском озере по фамилии Ткаченко:

«Ткаченко известен мне по гражданской войне с 1918 г по 1920 годы в качестве командира взвода и командира конного эскадрона в частях Червонного казачества, которыми я тогда командовал. Ткаченко был смелый командир и отличился во время восстания против немцев и Петлюры на Украине в 1918 году, в войне против Петлюры и Деникина в 1919 году, против Врангеля в 1920 году. Весною 1920 года из-под Перекопа он ушел во флот, как бывший боцман, и с тех пор я ничего о нем не знал вплоть до 1936 года. В 1936 году, инспектируя Псковскую укрепленную позицию, я узнал, что Ткаченко командует пограничной флотилией и совместно с комдивом Икритовым на одном из катеров под командованием Ткаченко объезжал Псковское озеро, изучая возможности десантных операций. Об участии Ткаченко в каком ни будь заговоре мне или оппозиции (в прошлом и в настоящем) мне ничего не известно.

В.М. Примаков (подпись)»

На суде 11 июня 1937 года в своём «последнем слове» Виталий Примаков, в отличие от остальных подсудимых, не стал просить о снисхождении ни для себя, ни для других обвиняемых:

«Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, ни по целям, ни по составу, ни по тем средствам, которые заговор для себя выбрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, под фашистское знамя в руках Троцкого. Какие средства выбрал себе этот заговор? Все средства; измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? <…> Для восстановления капитализма. Путь один – ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? <…> Я назвал следствию более 70 человек – заговорщиков, которых я завербовал сам или знал по ходу заговора…»

Генерал Александр Горбатов, прошедший через жернова Большого террора, но чудом оставшийся в живых, прокомментировал этот жуткий финал жизни своего наставника так:

«Известно, что в “последнем слове” В.М. Примаков произнёс “обвинительную” речь в свой адрес, в адрес тех, кто сидел рядом с ним на скамье подсудимых. Нам, прошедшим все девять кругов лефортовского ада, нельзя обвинять его в этом. Он мог подписать ложные показания, находясь в невменяемом состоянии».

• Генерал А.В. Горбатов в период Второй мировой войны

Три сына великого украинского писателя Михаила Коцюбинского, верившего в идеалы революционного народничества, – родные Юрий и Роман (в прошлом – «червонный казак», в 1930-х гг. работавший директором школы ФЗУ), и приёмный Виталий – были расстреляны в 1937-ом.

Юрий – 5 марта, по обвинению в создании по поручению Пятакова «Украинского троцкистского центра» и руководстве им.

Виталий – 12 июня по обвинениям в участии в армейской «военно-троцкистской организации», в один день с остальными фигурантами «дела Тухачевского».

Роман – 27 сентября, по обвинению в активном участии в контрреволюционной националистической и троцкистско-террористической организации…

В интервью World Socialist Web Site 26 февраля 2014 г. Юрий Примаков скажет:

«Примаков похоронен в братской могиле примерно с 250 другими людьми; они просто бросили их всех в землю и засыпали песком».

• Братская могила на Новом Донском кладбище в Москве, где покоится прах В.М. Примакова

Человек, задающий вопросы

Когда я переступил порог небольшой квартиры в хрущёвке на Проспекте Мира, меня встретил человек, которого я бы в жизни не заподозрил в том, что он приближается к своему столетнему юбилею. Это оказался энергичный домохозяин, легко управляющийся не только с посудой на кухне, но и с компьютером и интернетом в кабинете. И, помимо этого, – интереснейший рассказчик и собеседник, доброжелательный и ироничный, критически мыслящий и романтичный, философски глубокий и эмоциональный.

Светлая память об отце и «червонном казачестве» соединяется в Юрии Примакове с предельно жёсткой оценкой не только марксизма и коммунистической идеи в целом, но и российского государства с его «неизлечимым» тяготением к самодержавию.

При этом людей, которые искренне поверили в идеалы «светлого завтра» и боролись за превращение страны Советов в «коммунистический рай на земле», и даже саму эту страну Юрий Примаков всё же отделяет от её державного обличья и от той мрачной террористической реальности, которой в итоге обернулась борьба сперва за «мировую революцию», а потом за «построение социализма в одной, отдельно взятой стране».

На платформе в FB.ru Юрий Примаков опубликовал что-то вроде своего мемориального Credo:

«Советский Союз создали и сберегли люди, которые верили в справедливое для всех общество, в нужную для всех работу и берегли не деньги, а людей, дружбу. Старались решать трудные задачи потому, что это было нужно всем, всей стране и помогали в трудные дни. Так было и годы войны, в годы сталинских репрессий и долгих трудных лет восстановления и обновления страны. Если бы не писатели, артисты, все, кто думал о людях, а не о гонорарах, страна не сохранилась бы до конца ХХ века».

Зная, что память об отце и о «червонном казачестве» для Юрий Витальевича священна, я не ставил целью повести спор об оценках тех или иных действий большевиков первого призыва. Куда более интересным и важным казалось расспросить Юрий Примакова о его долгой жизни и о том, каким ему, по итогам пройденного пути, видятся прошлое, настоящее и будущее страны, у истоков создания которой стояли его отец и ближайшая родня по оказавшейся общей для нас обоих линии Коцюбинских…

– Юрий Витальевич, каким остался в вашей памяти ваш отец?

– Прежде всего, надо сказать, что именно благодаря отцу я смог выжить. Когда в яслях в 5 месяцев (этого, конечно, я не помню, но хорошо знаю об этом от мамы) у меня началось заражение крови на правой ноге, военные хирурги делали надрез за надрезом без наркоза, гной поднимался всё выше, и врачи предложили ампутировать ногу или лучше сразу завести другого ребенка. Тогда отец привёз первоклассного хирурга, тот сделал два больших разреза на бедре, меня полоскали в марганцовке, и я выжил. Гонорар отца за книгу «Записки волонтёра» (о его командировке и участии в гражданской войне в Китае) ушёл на оплату моего лечения.

Вскоре мы переехали из Чернигова в Москву. Но уже в конце 1927 года Примаков был послан военным атташе в Афганистан.

Конечно, пока я был совсем «клопом», в 3-4 года, я очень смутно запомнил отца, поскольку он почти всё время был за границей. А вот когда он после Афганистана пришёл ко мне и тюбетейку подарил, а потом приехал из Японии, куда он был в 1930 году назначен военным атташе, и игрушки привёз, это я помню! И ещё японские сказки – я их на всю жизнь запомнил. Помню, сидел у него коленях и что-то ему рисовал…

Отец полюбил Японию и часто искал там сходства с Россией, с Украиной. Собирал хорошие художественные открытки, и сам прекрасно фотографировал. Открытка, изображавшая японскую крестьянку с надписью: «Совсем, как у нас в Рязанях», а также фото японского мальчика на качелях и надпись: «А Юрка так не умеет» – до сих пор хранятся у меня.

Но уже тогда за ним велась слежка, и он это понимал – он был опытный подпольщик. Приехал он к нам в тот раз на извозчике, а не на машине…

– А где вы жили в ту пору?

– Мы с мамой жили в Колобовском переулке у тёти Фени, маминой сестры. А он уже тогда жил у Лили Брик, и очень это демонстрировал. Но, – я потом был в гостях у Лили Брик и спрашивал, – он жил не в её квартире. Там возле квартиры была рядом вторая дверь для прислуги, которая вела в маленькую комнату со всеми удобствами. Вот там он и жил.

Вообще, я не исключаю, что его уход к Лиле Брик и последующие конспиративные приезды к моей матери были связаны с усилением слежки в начале 1930-х, хоть он и опубликовал в «Правде» письмо с призывом к отказу от всякой оппозиционности в партийной работе.

– От кого и когда вы узнали о том, что отец арестован?

– От бабушки, у которой я тогда был в Чернигове. Со мной первое время ребята не водились. Но потом ничего, снова начали…

– А мама как отреагировала на произошедшее?

– Мама каждый день ареста ждала. Хотя они были уже в тот момент давно в разводе, и отец очень подчёркнуто жил у Лили Брик. Думаю, в том числе для того, чтобы нас не подставить под возможный удар, – повторяю, он знал, что за ним следят…

Пока он сидел в тюрьме и пока шли допросы, Лиля Брик посылала нам деньги. Это было очень важно, потому что мамина зарплата врача была маленькая.

В общем, очень гадкое время было, потому что каждый день кого-то забирали, и никто не знал, кто будет следующий…

– А как мама объясняла вам, что случилось с отцом?

– Сначала, когда пошли массовые аресты, она говорила, что «они там просто все с ума посходили» и что не могут себя так вести нормальные люди, как это стремилась представить власти.

Но потом, особенно после того, как арестовали отца, она стала очень настороженной, потому что ещё до революции была в одном партийном кружке с Виталием Примаковым и Юрием Коцюбинским, очень дружила с Оксаной. А во время Гражданской войны мама сперва была членом Московского горкома РКП/б/, – когда они из Чернигова удрали от Деникина. А потом сразу же напросилась на фронт и стала начальником санитарного отдела Первой конармии Будённого. Кроме того, она была командиром санитарного эшелона Богунского (щорсовского) полка. Одним словом, у неё самой хватало политических и военных страниц в биографии, что могло стать поводом для ареста…

На Польском фронте она заболела сыпным тифом, её сняли с эшелона, передали в семью железнодорожника, которая её выходила. Потом мама вернулась в Москву. Хотела поступить в Большой театр – она на скрипке хорошо играла. Но возле гостиницы «Метрополь» встретила Примакова, которого знала ещё по Чернигову, и они стали жить вместе. Потом начались приключения Примакова – Китай, Афганистан, Япония. А уже после развода с мамой – Германия.

Думаю, он постепенно понял, что от него хотят избавиться любым способом. И мама тоже не могла не чувствовать, что тоже всё время находится под возможным ударом…

– Почему, на ваш взгляд, Примакова арестовали первым среди будущих фигурантов «дела Тухачевского»?

– На самом деле самым первым арестовали не его, а майора Бориса Кузьмичёва – адъютанта Примакова. Что интересно – Котовского, как известно, застрелил его помощник. Щорс тоже погиб не сам – его застрелил, по одной из версий, его заместитель. Но Кузьмичёв, который был с Примаковым и в Гражданскую войну, и в Китае, очевидно, от такого «поручения» отказался. В итоге его арестовали первым – за покушение на Ворошилова. Но зачем Борису Кузьмичёву было убивать Ворошилова? Непонятно. Хотя всё это пытались представить, как часть большого «заговора военных». Кузьмичёва в итоге тоже, конечно, расстреляли…

А потом начали арестовывать и других «червонных казаков»…

– Что, по-вашему, стало непосредственным толчком к этим арестам? 

– Я убеждён, что толчком к Большому террору был XVII съезд партии, где при выборах членов ЦК Киров набрал больше голосов, чем Сталин.

• Выступление С.М. Кирова на XVII съезде ВКП/б/ (26 января – 10 февраля 1934 г.)

Убийство Кирова, на мой взгляд, также прямо вытекало из этого. А вслед за этим убийством моментально начались репрессии, и были приняты соответствующие чрезвычайные положения, которые, как можно понять, готовились заранее. Были стремительно уничтожены не только сам убийца Кирова – Николаев, но и вся его родня. Исчезли, притом без всяких судов, все конвойные, которые его охраняли. Успел убежать в Сибирь и спастись только шофёр автомобиля, который перевозил арестованного Николаева.

Обнаружившийся на XVII съезде рост популярности Кирова означал не что иное, как недостаток популярности Сталина. А это, в свою очередь, объяснялось тем, что в эпоху Гражданской войны, когда создавались репутации представителей большевистской элиты, он ничем особо не успел прославиться, потому что никаких сражений не выиграл.

Ворошилов, не имевший никакого военного образования, и вообще окончивший 4 класса земской школы, тоже никаких побед за собой не числил.

• И.В. Сталин в период обороны Царицына в 1918 г.

– Но ведь Сталин и Ворошилов обороняли Царицын…

– Сталин, в основном там «воевал» не с белыми, а с военспецами, назначенными Троцким. В конце концов дела пошли так плохо, что Сталина отозвали в Москву, а удержать Царицын так и не удалось. Это была совершенно бесславная страница его биографии.

И Сталин очень рассчитывал, что ему удастся укрепить свой авторитет в ходе Польской войны. Когда поляки не смогли удержать Киев и стали откатываться на Запад, Первая конармия Будённого, являвшаяся главной ударной силой Юго-Западного фронта, должна была, по расчётам Сталина, прославить, помимо Будённого и командующего фронтом Егорова, также и его самого – как фактического руководителя Реввоенсовета фронта.

Но когда Сталин вместе с армией Будённого вступил на территорию Польши, то, – поскольку у наших правителей в Кремле в ту пору головка не работала, – 3-й кавалерийский корпус Г.Д. Гая, входивший в состав Западного фронта (которым командовал М.Н. Тухачевский) большевистские стратеги направили в Восточную Пруссию, для разжигания мировой революции. Вместо того, чтобы оставить корпус Гая в Польше, в помощь Тухачевскому, у которого не было конницы ни для разведки, ни для связи, и он в итоге не мог отследить манёвры и перемещения поляков. В итоге, как известно, Красная армия у Варшавы потерпела серьёзное поражение и вынуждена была отступить.

• Командующий Западным фронтом М.Н. Тухачевский (1920)

А корпус Гая был немцами интернирован, моментально разоружён и посажен в лагерь на несколько месяцев.

• Г.Д. Гай и М.Н. Тухачевский. Фото 1918 г.

Сталин же тем временем вместе с Юго-Западным фронтом пытался взять Львов – вместе с армиями Будённого, Якира и Уборевича.

А в состав армии Уборевича входила и дивизия «червонных казаков» Примакова. И Сталин очень рассчитывал, что ему удастся взять Львов именно с помощью кавалерии. Если бы это получилось, то это было бы равно чуду. Потому что Львов был сперва укреплён русскими военными инженерами после захвата города в 1914 году, а затем французами – союзниками поляков в их войне с галицкими украинцами (в ноябре 1918 г. была провозглашена Западно-Украинская народная республика и создана Украинская Галицкая армия). Там были современные блиндажи, пушки, пулемёты. И вот Сталин решил взять Львов кавалерийским наскоком! И кавалеристы Первой конной геройски поскакали на проволочные заграждения и десятки пулемётов. После неудачной атаки и больших потерь конармейцы больше в атаку на заграждения и под пулеметный огонь не ходили. Об этом есть в мемуарах Буденного.

Но Сталин продолжал мечтать о взятии Львова. А нарком Л.Д. Троцкий и главком С.С. Каменев, видя, что кавалерийским наскоком город взять не удастся, требовали, чтобы он излишки конницы отдал Тухачевскому. В этой ситуации, как вы знаете, Примаков, договорившись с Уборевичем, но без согласия Сталина и Егорова перебросил свою дивизию на Юг, в Карпаты, на поддержку начавшейся революции в Венгрии. По дороге он разбил войска Симона Петлюры и помог карпатским добровольцам, – в итоге впервые украинцы Закарпатья вступили в ряды «червонного казачества» и даже песню сложили о Примакове.

Но Венгерская революция к этому времени была уже практически подавлена.

Примаков вернулся обратно после Стрыйского рейда – в Стрые, небольшом городе в Львовской области, уже в послесталинское время был поставлен памятник Примакову. Его потом снесли…

За действия в ходе Польской войны Примаков получил от Троцкого второй Орден Красного знамени и золотой портсигар с надписью: «Непревзойдённому рейдисту». Это был уже 12-й или даже 14-й рейд, который «червонное казачество» провело по тылам противника.

Будённый тем временем так ничего и не смог добиться. По сути он бездействовал подо Львовом. А когда Красная армия стала отступать из Польши, то армия Будённого отступила одной из первых. Кавалеристы же Примакова прикрывали отход пехоты Уборевича, чтобы поляки её не порубили и не постреляли.

Именно за этот позорный провал председатель Реввоенсовета РСФСР и военный нарком Л.Д. Троцкий окончательно убрал И.В. Сталина из Красной армии. И уже в боях с Врангелем Сталин не участвовал и в число героев Гражданской войны так и не попал.

– И всё же, если бы Примаков не ушёл с «червонными казаками» в рейд на Карпаты, могло ли это помочь Юго-Западному взять Львов?

– Конечно, нет. Поймите, одна кавалерийская дивизия не может изменить судьбу сражения, в котором уже задействована целая конная армии, в которой таких дивизий было пять плюс ещё одна бригада. Просто кавалерия никогда в мировой военной истории не пыталась «лихой атакой» брать крепости. Для этого нужна пехота и артиллерия. Но Сталину нужно де было кого-то считать виноватым в его стратегическом провале…

Одним словом, когда перед Сталиным встала необходимость резко повысить свой авторитет среди партийных «верхов», он стал устранять не только своих прямых конкурентов по Политбюро, но и тех, кто был свидетелем его бесславного военного прошлого.

– Но Будённого он же не тронул…

– Будённый, как и Ворошилов, нужны были ему как декорация, подтверждающая, что «Сталин всегда был вместе с Красной армией», и в числе «героев Гражданской войны». Хотя Ворошилов, повторяю, никогда ничем толком не командовал и был как командир полным нулём, что и подтвердилось уже в ходе Великой Отечественной войны, в которой и Будённый тоже, как известно, ничем не прославился. Ворошиловым, к слову, были недовольны многие военные и мечтали заменить его И.Э. Якиром.

Вообще, Ворошилов был честный и храбрый человек, но он не подходил для роли военного министра. Однако на его фоне Сталин выглядел как герой гражданской войны вполне убедительно. И на всех фотографиях и плакатах 1930-х гг. Сталин был рядом с Ворошиловым.

• А.М. Герасимов. И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов в Кремле (1938).

Это ему ещё было выгодно, потому что, приблизив к себе Ворошилова и Будённого, тем самым он как бы окружал себя «русскими лицами», к тому же в военной форме. Он и сам очень любил ходить в военной шинели…

В принципе, сталинские чистки начались сразу после смерти Ленина, когда стали снимать с должностей тех, кто был назначен Троцким, к тому времени уже потерпевшим внутрипартийное поражение. А тех, кто был популярен, ссылали ещё дальше, чем при царе. Так, близкого к Троцкому И.Т. Смилгу в 1927 году сослали в Минусинск (правда, в 1930-м, после антитроцкистского покаяния, он был возвращён в Москву, но вскоре после убийства Кирова вновь арестован и в январе 1937-го – расстрелян), а самого Троцкого в 1928 году сослали в Алма-Ату, а в 1929-м – депортировали в Турцию.

Примакова же стали посылать с разными заграничными поручениями. Чтобы попасть в Китай, он был должен изобразить «канадского офицера», и ему пришлось за год выучить английский язык.

В Китае в 1926 году он участвовал в похищении известного белого эмигранта – атамана Сибирского казачества Бориса Анненкова, одного из самых кровожадных белогвардейских военачальников.

• Б.В. Анненков во время службы в Сибирском казачьем полку (слева) и в период «атаманства» во время Гражданской войны

Этот оказавшийся в Сибири экзотический дворянин Волынской губернии, не пивший спиртного, не интересовавшийся женщинами и настаивавший на том, что он – внук известного декабриста Ивана Анненкова, фактически не подчинялся приказам Колчака и творил абсолютный беспредел, в том числе по отношению к политически нейтральным крестьянам и даже соратникам по белому делу – оренбургским казакам и их семьям, а также собственным бойцам.

• На фото слева – Б.А. Анненков с ординарцем в Семиречье. Фото справа – Анненков в китайской тюрьме (1921-24)

В Москве опасались, что харизматичный Анненков (в его войсках тоже, к слову, служили только добровольцы) может объединить эмигрантские силы в Китае, где в ту пору жило около 300 тыс. русских, в том числе десятки тысяч солдат и офицеров, бежавших от большевиков.

Примаков сумел убедить командующего 1-й Китайской народной армией маршала Фэн Юйсяна (за крупное денежное вознаграждение) обманом заманить Анненкова якобы на переговоры, захватить и передать советской стороне.

• Слева направо: Фэн Юйсян, Чан Кайши и Янь Сишань накануне Войны центральных равнин, 1928 год.

Примаков и Кузьмичёв одели Анненкова монголом, сами тоже оделись монголами и вместе с командиром артиллерии из «червонных казаков» М.О. Зюком через Монголию тайно перевезли его в СССР. В 1927 году Анненков был осуждён на открытом процессе в Семипалатинске и расстрелян.

• Б.А. Анненков и его бывший нач. штаба Н.А. Денисов перед судом в Семипалатинске

Отец привёз этот монгольский халат домой, у нас где-то до сих пор лежат его обрывки…

Я только что тогда родился, мы жили в Москве на Коммунистический улице, с деньгами было плохо, отца рядом не было – он поехал командовать 1-м стрелковым корпусом Ленинградского военного округа.

А в конце 1927 года его снова командировали – в Афганистан. Там, как, впрочем, и в Китае, было очень неспокойно. И вернуться живым из таких командировок было непросто. Не случайно ни Будённого, ни Ворошилова, ни других любимчиков Сталина в такие места не посылали. Но отец поехал и под видом турецкого офицера Рагиб-бея принял участие в борьбе с восстанием Бачи-и Сакао, очень подружился с Амануллой-ханом…

• Король-реформатор Аманулла-хан (1919-1929) с супругой Сорайей Тарзи

• Лидер консервативно настроенных повстанцев Бача-и Сакао («Водонос»), он же Хабибулла Калакани, 3-й король (эмир) Афганистана (17 января — 13 октября 1929 г.)

Одним словом, Сталин Примакова на одном месте не держал. Потом были Япония и Германия. После того, как Примаков прошёл курс учёбы в германской Академии генштаба, он выпустил книгу, где рассказал о том, как немцы будут воевать с нами. К сожалению, после того, как отец был репрессирован, эта книга, столь необходимая в преддверии войны с Германией, оказалась под запретом. Но, так или иначе, рейдовый опыт Примакова в годы войны пригодился – он был использован во время битвы за Москву в 1941 году генералом Беловым, во время рейдов партизана Ковпака на Украине…

Одним словом, такой авторитетный среди военных и внутренне независимый человек, как мой отец, не мог не вызывать у Сталина беспокойство и потому рано или поздно должен был быть уничтожен.

14 августа 1936 года В.М. Примакова и В.К. Путну арестовывают.

Я думаю, что толчком к арестам в 1936 году моего отца и других «червонцев» послужили Киевские маневры 1935 года, в которых принимал участие (командовал армией «красных», которым противостояли «синие») Семён Туровский, в прошлом – начальник штаба корпуса «червонных казаков».

• С.А. Туровский (1895-1937)

На этих манёврах были впервые показаны  новые виды войск (ВДВ, отдельные танковые и мотомеханические дивизии), которые ввёл М.Н. Тухачевский.

• Высадка десанта. Киевские манёвры (сентябрь 1935 г.)

• Движение танковых частей. Киевские манёвры (сентябрь 1935 г.)

• М.Н. Тухачевский на манёврах войск Белорусского военного округа (сентябрь 1936 г.). В это время из Примакова и других арестованных уже выбивают показания против руководства РККА

Примакова обвинили в создании «военно-троцкистской организации», но потребовали признаться в куда большем – в подготовке заговора. И оговорить других военачальников. Примаков отказывается – вплоть до 15 мая 1937 года, когда его, одного из всех, вызвали на допрос лично к Сталину.

Сталин потребовал, чтобы Примаков дал «нужные» показания. Трудно сказать, каким был этот разговор. Мне кажется, Сталин предложил Примакову как «старому боевому товарищу» сделку – если тот выполнит всё, что от него потребуют следователи, то родные Примакова уцелеют. Я делаю такое предположение потому, что родственники Примакова – единственные, избежавшие тотальных репрессий, среди родных тех, кто был осуждён по «делу военных». Брата моего отца, Владимира Марковича, исключили из партии. Он погиб во время Второй мировой войны в 1941 году. Другой его брат, Борис, тоже большевик, был арестован и отправлен в лагеря. Оттуда пошёл добровольцем на войну и умер в 1944 году. Их мать, Варвара Николаевна, была отправлена в ссылку на Урал, где она жила со своим младшим сыном Евгением.

А у Тухачевских расстреляли даже мужей всех его трех сестёр. Эти мужья были музыкантами, преподавателями и к «заговору» никакого отношения иметь вообще не могли…

Тухачевского арестовали 22 мая в Куйбышеве, 24 мая перевезли в Москву, а с 26-го начались очные ставки – в том числе с Примаковым – и признательные показания. Причём Тухачевского не только били, но и шантажировали тем, что изнасилуют его дочь Светлану.

– Вы полагаете, что у Сталина к Примакову было более сложное отношение, чем к Тухачевскому, не такое однозначно негативное? Но почему тогда Сталин арестовал Примакова первым?

– Возможно, как раз поэтому – рассчитывал, что сможет в конце концов убедить его, на почве, так сказать, общего боевого прошлого, дать «нужные» показания. Возможно, так в итоге и вышло.

Здесь ещё надо, на мой взгляд, учесть и такой момент. Сталин всегда помнил «червонцев» и сохранял к ним, помимо недоверия и обиды, уважение. Приведу пример. Когда в 1945 году был парад на Красной площади по случаю победы, то после парада в Кремле выстроили в ряд всех командующих фронтами.

• И.В. Сталин и «маршалы победы» в Кремле. 1945 г.

И вдоль этого строя идут Сталин и Ворошилов, Сталин здоровается со всеми. Доходит до генерала Евгения Петровича Журавлёва. И вдруг останавливается и говорит: «А я тебя знаю! Ты – Журавлёв, ты был червонным казаком, у Примакова служил».

• Генерал-лейтенант Е.П. Журавлёв (1896-1983) 

Казалось бы, какой Примаков в 1945 году! Но, как видно, Сталин о нём помнил и даже вспоминал при случае в положительном, так сказать, ключе.

И, как ни странно, комендантом Берлина, после гибели 16 июня 1945 года коменданта Н.Э. Берзарина в автокатастрофе, был назначен генерал А.В. Горбатов – также, как я уже говорил, в прошлом – «червонный казак». Я с ним, к слову, хорошо был знаком… А заместителем командующего 9-й гвардейской армией Центральной группы войск, которая стояла в Австрии, стал ещё один «червонец» – Козачёк Сергей Борисович.

Вот такие вот парадоксы…

– А как сложилась судьба вашей семьи во время войны?

– Из Чернигова мы в 1941 году успели удрать с мамой в Башкирию, а оттуда в 1942 году перебрались в Москву. Мама стала работать в Боткинской больнице, а я там же каждую ночь работал санитаром – таскал носилки с ранеными. Поэтому я, к слову, считаюсь ветераном войны. Почти каждый день и каждую ночь были воздушные тревоги. Где стреляют, где бомбят – непонятно. Автобусы с ранеными, особенно когда наступление, идут непрерывно. В каждом автобусе – 4 раненых на носилках. И я – единственный мужчина-санитар в приёмном покое Боткинской больницы. Остальные 20-30 человек – молодые девушки-зенитчицы с соседней батареи. Но девчонка в 20 лет всё-таки – здоровая, их и кормили по-другому, в армии всё-таки больше пайки были, чем у нас. А я был довольно дохлый и потом ещё чем-то заболел… Дежурил я ночью, потому что днём раненых не привозили – немецкие самолёты летали слишком близко.

А днём я был свободен. И стал ходить в школу – до войны успел кончить только 7 классов. В Башкирии кончил 8 класс. В Москве за год экстерном окончил 9 и 10 классы. Учиться было сложно. Как только объявляли тревогу, всех загоняли в убежища.

Вообще, во время войны в Москве было очень мало людей. Все, кто мог, эвакуировались. Бывало, идёшь по улице Горького, а кроме тебя и патрулей – никого нет…

• Москва, ул. Горького. 1943 г.

В 1943 году я поступил в Автомеханический институт. В армию меня ещё призвать не могли, мне было 16 лет. Кроме того, у меня – из-за того, что я таскал носилки, – резко упало зрение, и появилась близорукость минус 4,5, а в армию не брали с большей, чем 2,5.

Вообще, я всегда интересовался историей и очень хотел поступить на исторический факультет Московского государственного университета. Но мама сказала твёрдо:

«Они могут тебя арестовать, как только ты поступишь. Попробуй пойти в технический институт».

В 1948 году я закончил институт по специальности «кузнец-технолог» и поехал по распределению в Казахстан, в Кокчетав.

• Кокчетав (Кокшетау). Открытие бюста В.В. Куйбышева (1950 г.)

Это была по сути ссылка меня как «анкетно неблагонадёжного». Всех остальных распределили ближе – по России и Украине. А на моих документах было красным карандашом написано: «С осторожностью». Вот поэтому меня и послали подальше.

Приехал я туда в солдатской шинели, в гимнастёрке, в сапогах – в том, в чём в институт ходил, поскольку гражданскую одежду во время войны не продавали, да и денег не было ни на что другое. А эту военную одежду мой дедушка, Арон Маркович, купил на рынке.

Поначалу меня поселили в семью к немцам с Поволжья, сосланным в Казахстан. Я прожил у них месяц. Пожилая немка из этой семьи, помню, показывала мне, – а я ещё помнил немецкий язык, – старые немецкие журналы, которые она берегла с 1910-х годов, фотографии выступающего кайзера, приезжающего кайзера и т.п.

Но мне там в конце концов надоело жить, потому что каждую неделю, а то и по два раза в неделю, приходили проверяющие из НКВД: удрал – не удрал, «предъявите документы» и тому подобное. И я переехал в барак, стал жить с рабочими. Там проверок уже не было.

Проработал я на заводе с 1948 по 1951 годы. Работал успешно, про меня даже в областной газете написали. В 21 год у меня было четыре цеха: кузнечный, горячей штамповки, холодной штамповки и термообработки. Затем меня перевели в отдел главного технолога, и я им там проектировал штампы для будущей продукции.

А потом мама раздобыла мне справку, что у меня якобы – чахотка или ещё какая-то хреновина, а директор – такой высоченный еврей, 1 м 90 см, наверное, – при этом очень «арийский», голубоглазый блондин (хотя в Кокчетаве и настоящих немцев было полно) – он меня позвал и говорит: «Я понимаю, что справка твоя – просто предлог, но я могу тебя уволить по состоянию здоровья. А меня самого переводят на Дальний Восток, так что потом не станут разбираться в этой истории».

И вот я получил документы, на следующий же день купил билетик и вернулся в Москву. С мамой мы жили в бараке. Дело в том, что ещё в 1943 году из Новосибирска (куда они успели в 1941 году уехать из Чернигова, который вскоре захватили немцы) приехали бабушка и дедушка, и мама их поселила в комнату «Мосфильма», где мы до этого жили. А мы с мамкой переехали в барак, заброшенный ещё в 1934 году – там места очень противные, и народ не хотел там селиться. А мы поселились! За водой на речку ходить надо было. Печку поставили – буржуйку…

По возвращении я полгода был без работы, потому что, во-первых, анкета «не подходящая», а во-вторых, потому что «морда не такая, как надо». Тогда ведь началась кампания против евреев, и бдительные работники отдела кадров разглядывали моё «не арийское» происхождение по маминой линии и не верили, что я русский, хотя по документам я был русским. И в итоге не разрешали принять меня на работу…

У мамы в ту пору была очень маленькая зарплата. Она уволилась из Боткинской больницы после войны, где перед этим защитила диссертацию и получила орден. Но когда началась кампания против «безродных космополитов», она сразу уволилась. А тех, кто вовремя не уволился, их позднее расстреляли как врагов народа по «делу врачей». Мама стала работать врачом в поликлинике для таксистов. В общем, есть было нечего, жрать всё время хотелось…

В конце концов, я совершенно случайно устроился в конструкторское бюро (КБ). Вошёл во двор типичного московского двухэтажного домика. И там сидит тётя директора – большая такая еврейская девочка. Я говорю: «Вам нужны конструкторы?» Она говорит: «Нужны, заполняйте анкету». Я говорю: «Я уже заполнял…» Она говорит: «Пишите, что хотите, мы никуда наши анкеты не отсылаем». Ну, я написал, что я – русский, что я там-то работал, что отец у меня был «служащий», а не военный. Она послала меня пообщаться с их конструкторами. Я иду туда – маленькая комната, четыре конструктора, все евреи, все инвалиды войны – у одного ноги не было, у других тоже увечья… А заведующий КБ был Серёжка Зайцев, которого я помнил ещё по Автомеханическому институту. И он меня тоже. Он обрадовался, что встретил старого знакомого, и взял меня на работу. Я ему тогда сказал, что никогда никакими конструкторскими делами не занимался, что работал только технологом-кузнецом.  Он предложил мне поработать пробно месяц.

В общем, поручили мне сконструировать такой выход из печи, из которого бы сажа не вылетала на улицу. Я этих печей до этого никогда не видел. И стал вспоминать печь в доме бабушки и дедушки в Чернигове – в этой печи как раз были специальные переходы, тормозившие сажу. Я и предложил нечто похожее, нарисовал такую штуку. И с тех пор стал конструктором! И всю жизнь им и проработал. На моём счету – пять или шесть изобретений. Голова у меня работала. Мне это потом помогло, когда я стал писать сказки, стихи…

– А как вы встретили начало хрущёвской Оттепели – 1956 год, XX съезд?

– В бараке, где мы жили, был один телефон на весь барак. И вдруг – звонок. Спрашивают: «Кто у телефона?» Я говорю: «Юра» – «Какой Юра?» – «Примаков. А ты кто?» – «А я – Петя Якир. Юра, ты слышал, что Хрущёв произнёс речь на съезде?» – «Нет, а чего он там сказал?». Ну, Петя вкратце пересказал и говорит: «Значит, теперь наших отцов реабилитируют!» Мы с Петей потом встретились, хороший очень парень был, замечательный, историк, учился у академика И.И. Минца в аспирантуре…

• П.И. Якир (1923-1982)

И вот моей маме и ещё одной нашей старой знакомой по Чернигову – Ольге Алексеевне Стецкой (1896-1971), которая мою маму принимала в партию ещё в 1914 году, пришла в голову идея собрать всех черниговцев, связанных с Червонным казачеством. А у меня хватило мозгов написать план работы – что надо создать по всей Украине союзы ветеранов «Червонного казачества» и призвать всех писать правдивые воспоминания о Гражданской войне.

И вот я помню, мы приехали к Стецкой, когда у неё собрались «червонцы», там были одни генералы. Как они обнимались!.. Это было необычайно волнующе… И я прочитал им свой план работы. Генерал Журавлёв говорит: «Ты теперь сын полка, будешь с нами в семье».

В Москве они собрали большой Совет ветеранов «Червонного казачества», и мы разослали наш план во все украинские города. Илья Дубинский, который до 1947 года сидел в лагере, а с 1954 года жил в Киеве, написал книгу о Примакове.

• И.В. Дубинский (1898-1989) и его книга о В.М. Примакове

И началось буквально всеукраинское движение – собирание правды о Червонном казачестве. Тогда появились и улицы, и памятники, и книги начали выходить.

И поначалу казалось, что жизнь в самом деле скоро станет такой, какой и должна быть. Ведь всё в первые годы Оттепели шло по нарастающей. Я очень увлёкся этой работой по собиранию воспоминаний и увековечиванию памяти о Червонном казачестве. Что в итоге даже потревожило мою личную жизнь.

Первый раз я женился в 1960-х на Марии Николаевне Тухачевской, дочери брата М.Н. Тухачевского. Нас познакомила Светлана – дочь Михаила Тухачевского, с которой мы очень дружили, потому что вместе собирали материалы по «делу военных». И вот когда Мария Николаевна у нас с мамой здесь жила, то к нам в квартиру, притом в нашу с женой комнату, примерно раз в неделю минимум приезжали гости с Украины, которые просили их приютить ненадолго, привозили материалы по истории Червонного казачества. Ну, Марию Николаевну это очень нервировало, в конце концов, она ушла. Сына родила, а со мной развелась. Сын Виталий стал врачом…

В самом деле жизнь была очень напряжённая, потому что и работать надо было, и в командировки ездить, и постоянно общаться с историками и ветеранами. Помимо всего прочего, это и для сердца, и для души – большая нагрузка. Ведь приезжали люди из самых дальних мест. Конечно, для них и для меня это была большая радость, что, наконец, правда, открылась. И там, где я работал, тоже было много бывших репрессированных и их детей. Вот мой друг – Богдан Васильевич Поповский, с которым мы вместе на байдарке плавали, в походы ходили, так вот его отца, который был школьным учителем музыки, ещё до войны репрессировали только за то, что он, украинец, в украинской деревне учил детей петь украинские песни. Это было объявлено национализмом. Ему дали 10 лет, и он умер в тюрьме…

Одним словом, я вспоминаю эпоху Хрущёва как время освобождения.

• Выступление Н.С. Хрущёва на XX съезде КПСС

Миллионы людей вернулись из лагерей – а ведь многие сидели в ссылке, причём без работы, просто за то, что они поляки, или латыши, или немцы. Крестьянам разрешили, наконец, свободно выезжать из деревень… Это, конечно, великое дело было. Это просто нельзя себе вообразить, как это было воодушевляюще! Человек, который не жил в ту пору, этого не может представить. Возник просто другой мир…

И когда Хрущёву открывали доску, я туда ездил, и пожимал руку его сыну, который из Америки приехал. И я действительно Хрущёву благодарен, потому что он спас наш народ от полного разложения. Хотя экономические реформы Хрущёва мне сразу показались неумными – когда он начал «поднимать целину»…

– А как вы отнеслись к событиям после снятия Хрущева – вводу войск в Чехословакию, начавшейся ресталинизации?..

– Я тогда начал понимать, что Сталин сумел сделать главное – он восстановил в России психологию, идеалы и манеры самодержавия. Он был царём. Это было привычно для русских. И то, что он на орденах стал помещать изображения царских генералов и адмиралов, – это было неслучайно. Ведь не было ни ордена Фрунзе, ни ордена Спартака. Зато появились ордена Кутузова, Суворова и Нахимова. Это было очень характерно.

И когда во время войны, в 1944 году, вдруг был выпущен фильм про Ивана Грозного, и из этого фильма оказывалось, что Иван Грозный был добрый и хороший человек, а опричники вообще только танцевали, то это тоже показывало, что Сталин идеологически себя соединяет именно с российским самодержавием, а не просто с коммунизмом и революцией.

И когда я всё это позднее, уже в брежневскую пору, осознал, у меня мозги окончательно встали на место. Я понял, что Сталин реставрировал в России самодержавие. И это, на мой взгляд, прямая дорога России к новым революциям и новому разрушению и разложению…

Сегодня втянули Россию в 19-й век. Весь мир живёт в 21-ом, а мы – в 19-м! У нас новый царь сидит, у нас герб – царский. Порядки – царские. Придворные – все эти «господа», «графья» и «князья» – тянут только себе деньги и чины. А страна – разрушается и разваливается. Сейчас Россия, думаю, в худшем положении, чем накануне войны с Наполеоном. Ни людей, ни оружия, ничего… Такого раньше никогда не было! Потому что русские цари хотя бы в бога верили, и для них были какие-то запреты. А ведь у этих никаких запретов нет. Сначала это удивляло, потом это могло забавлять, а теперь уже никакого юмора нет, потому что ещё два-три года этой эпидемии, и наша промышленность, наше образование – всё рухнет до такого уровня, что даже папуасы перестанут нам завидовать… Ведь это же реально!

– А горбачёвская Перестройка не вселила в вас надежду на то, что у страны есть шанс стать, наконец, свободной?

– Горбачёв делал, что мог. Понимаете, что, к сожалению, самое страшное – это психология и натура. Вот, скажем, у англичан психология и натура так сложились, что какой бы там революционер ни прыгал и вверх ногами ни скакал, они баррикады не пойдут строить. Король – королём, а парламент – парламентом. И так же в других странах. А у русских – всё время вера в чудо, она необычайно сильна. От этого – и вера в мировую революцию: ах, в Испании началась гражданская война, значит, скоро будет мировая революция! Или то, что если мы полетели в космос, то завтра, значит, на Луну и на Марс полетим! Русские ждут, что процесс чудес, как в сказке, будет идти непрерывно. Самое главное, самому ничего делать-то не надо, за тебя волшебники всё сделают! Вот эта психология, мягко говоря, ленивых и безответственных людей, она привела к той картине, к той стране, в которой мы сегодня живём.

– Но тогда получается, что и Сталин, и Путин, и другие лидеры имеют дело именно с таким обществом, которому ничего, кроме самодержавной власти, пропагандистских сказок и жёсткого принуждения «к труду», и не подходит?

– Понимаете, Сталин относился к народу, как к скоту, и не берёг людей вообще. Такая система не может существовать долго, просто люди в какой-то момент кончатся. Сколько погибло американцев, англичан и французов во Второй мировой? В общей сложности – миллион. Потому что они берегли своих солдат, они их не пускали без оружия в атаки, тем более в лобовые. А сколько советских солдат погибло? 20 миллионов – это минимум, но я думаю, не меньше 26 миллионов. Мне рассказывал раненный подо Ржевом, которого я на носилках тащил в 1943 году, что у них была одна винтовка на троих, а двое с лопатами бежали. Он как раз с лопатой бежал, получил пулю в живот. Об этом почему-то до сих пор молчат…

Вообще, в 1943 году было очень много раненых. Все проходы в приемном покое были забиты носилками. Людям приходилось подолгу лежать в коридорах. Помню партизан из Брянского леса. Их командир, «Батя», распух от голода, как и его товарищи. Наши самолеты сбрасывали партизанам оружие, но не продовольствие. Люди умирали с голоду.

Когда мы с мамкой ехали из Башкирии в Москву в марте 1942-го, так артиллерист рассказывал, и я на всю жизнь запомнил, что на одно орудие на сутки давали всего пять снарядов. А чтобы поразить мишень, самому лучшему в мире артиллеристу надо три снаряда: два на пристрелку, третий на поражение. И об этом тоже молчат…

А после войны был страшный голод, погибли сотни тысяч человек. И деревня продолжала умирать…

Сталин возродил самодержавие в его самом ужасном варианте – коммунистическом и террористическом. Если бы не хрущёвская Оттепель, такая страна просто бы погибла изнутри.

И самое страшное, что эти уроки истории, за которые заплатили такой кровью, такими жертвами, такой нищетой, таким позором и такой массой уехавших отсюда эмигрантов – не от хорошей жизни уехавших, ничему не научили! Продолжаются та же самодержавная линия, то же отношение к людям, как к скоту…

– Есть у вас какая-то надежда, связанная с обществом, в котором мы живём? Вот вы говорите: надо, чтобы народ знал правду. Но в Перестройку было рассказано большое количество правды о советском тоталитарном прошлом. Однако эта правда благополучно забылась, и Сталин сегодня – самый популярный исторический деятель в России, ему ставят монументы…

• Бюст И.В. Сталину в Тамбове (2010)

– Если совсем по-честному, то у меня реальной надежды нет. У меня есть внуки – Петя и Любочка. Когда они были маленькие, я им что-то пытался рассказывать. А когда они стали побольше, а я побольше узнал, занимаясь историей, и попытался им рассказать о том новом, что я узнал, они мне сказали: «Дед, ты нам это уже говорил!» Им, оказалось, достаточно очень небольшого знания о прошлом. Что им «Червонное казачество» или Гражданская война? Они уже живут в другом мире, много раз бывали за границей. Как и я, увлекаются туристическими походами. Но история их, как меня, не интересует. Они не хотят быть «почемучками», каким меня мамка называла в детстве и каким я остаюсь по сей день.

Почему русские люди, которые уже, как минимум, с петровских времён познакомились с Европой, почему они до сих пор не переняли европейский образ общественной жизни? Почему не смогли этому научиться? Почему Сталин так легко смог реставрировать худшие черты самодержавия? Почему другие народы сумели извлечь уроки из своей истории и научиться на чужих ошибках? И почему мы снова вернулись в проклятое прошлое? Почему у нас снова царь и его вороватые придворные? И никаких перспектив абсолютно! Ведь все, кто мало-мальски изобретателен сегодня, эти люди уезжают…

Моим внукам все эти вопросы неинтересны. Думаю, что и обществу в целом – тоже. Так что надежд на то, что оно изменится и из самодержавного станет европейским, у меня нет.

Вот буквально сегодня по радио передавали о том, какой Сталин был великий полководец и вообще хороший человек. Но ведь, если вдуматься, такая «забывчивость» – это даже не признак идиотизма, это вообще чёрт знает, что!

И не только в политике, а в целом то, что происходит сегодня в стране, меня, конечно, пугает. Когда я включаю телевизор и вижу всё это убожество или смотрю кинофильмы, сделанные на уровне дворовой самодеятельности, то я понимаю, что это – деградация.

Конечно, и современные американские фильмы – не шедевры, где всё сводится к тому, что он вышел из автомобиля, а она вошла в автомобиль, он лёг в кровать, а она легла на него – и всё! По сравнению со старыми американскими фильмами это даже не дерьмо, а что-то по ту сторону искусства. Я вот недавно посмотрел полуторачасовой американский фильм «Багдадский вор» 1924 года с участием Дугласа Фэрбенкса – великолепный фильм! Игра артистов, постановка, декорации – все прекрасно. Немой фильм, идёт полтора часа, но смотришь с восторгом! А когда сегодняшний фильм смотришь, у актёра лицо абсолютно неизменное, как я, не знаю… Он подходит к женщине, почти голой, и говорит, как робот: «Я тебя люблю» и дальше бормочет что-то по трафарету.

Так что деградация интеллектуальная и культурная – общая, она идёт не только в России. Но своя болячка, как говорится, к телу ближе. Меня в первую очередь огорчает то, что происходит в нашей стране.

– А то, что происходит сегодня в Украине, Вас так же трогает?

– Конечно, меня всё это волнует, бесит и злит! Не только потому, что у меня папа – украинец, но и потому что для меня Чернигов – это мой родной город. И Украина, и её судьба – это судьба моих родных людей. И хотя в паспорте у меня было написано, что я русский, я понимаю, что судьбы наших народов очень тесно переплетались со времён ещё Киевской Руси, когда к нам пришли варяги. Мы не так разделены, как какие-нибудь американцы и французы.

Беда в том, что политика ликвидации активных людей и народных структур, которая проводилась при советской власти, а потом дополнилась эмиграцией, она продолжается. В итоге политику захлёстывает идиотизм. И в Украине, и в России.

В Украине сейчас – такие же идиоты, как и у нас в Кремле, сидят. И полагают, что, если все будут размовлять украинской мовою, так они прямо Ньютонами сразу станут и миллиардерами. Чёрте что… Чудеса творятся невероятные!..

Ведь это был идиотизм – пытаться заставить всех говорить и писать по-украински на Донбассе, где всегда население говорило по-русски. Человек стремится говорить на том языке, который удобен ему и окружающим его людям – дома и на работе, а не государству и не каким-то людям из «столицы».

Или вот зачем России было захватывать Крым, который нам теперь как больное место. Я жил в Крыму, когда был маленький. Я помню и оползни, и отсутствие воды. Да, там красивые горы и красивое побережье, но это не место для жизни «нормальных людей». Крымские татары как-то приспособились. Но пытаться создать там что-то серьёзное – это очень дорогое удовольствие. Вот только сейчас там начали учиться опреснять морскую воду из Азовского моря! Это ещё на 20 лет работы…

А что до курортного потенциала, то в современном мире – огромное количество мест, куда можно поехать, Крым никогда не будет здесь в первых рядах.

Но сколько ссор, разговоров о том, что «Крым – это исконно русская земля»! Это тоже всё, на мой взгляд, – государственный идиотизм. Потому что русских там в древности с роду не было. Русские вплоть до XVIII века приезжали туда платить дань крымскому хану. Крымские татары разоряли русские земли, а не наоборот. Так что претендовать на эту землю и тратить на это время, силы, нервы и, главное, ссориться с соседями из-за такого, культурно говоря, добра, это глупо.

– А как вы сами объясняете, почему постсоветское пространство выглядит таким…

–   Нелепым, да! Истоки этого понятны. Самое главное – то, что Маркс и Энгельс придумали теорию, мягко говоря, высосанную из пальца.

Дело вот в чём.

Во-первых, ни пролетариат, ни какой другой «трудящийся класс» никаких чудес в мире никогда не совершал.

Во-вторых, развитие каждой страны шло по своим законам. По той цепи случайностей, которая формировала людей, привычки, обычаи и так далее.

Никогда в мире не было никаких единых восстаний. Мировая революция – это бред сивой кобылы. Спартака никто не поддерживал. Пугачёва и Разина никто не поддерживал. Французскую революцию никто не поддерживал. Американскую – тоже никто не поддерживал. Хотя бы эта истина, если уж она мне, дураку, понятна, чего ж она Марксу и Энгельсу в голову не приходила?

Люди так устроены, что они живут своими проблемами, а не чужими.

И никогда не было такого в мире, чтобы работающие люди – а это не только слесари и плотники, но и учёные, и врачи, и учителя – это всё рабочие люди, пролетариат, – так вот никогда такого не было, чтобы они соединялись, как к этому призывали Маркс и Энгельс. На совещаниях – да. А вот так, чтобы всю жизнь вместе, такого не было и никогда не будет.

Одним словом, Маркс и Энгельс придумали бредятину. Как скучающим эмигрантам им это можно было простить. Но принять этот бред за истинную веру и за «святое писание»… Это просто фантастика! Но ведь это получилось…

– Но почему этой, как вы сами говорите, бредятиной так необратимо увлеклось целое поколение, и ваш отец в том числе?

– Это был эмоционально-психологический взрыв после Русско-Японской войны. Русские люди, всё население Российской империи ещё не очухались, не встряхнулись толком после Крымской войны, когда нас разбили, как сопляков (Русско-Турецкая война 1877-78 гг., в военном отношении выигранная, тоже была воспринята как проигранная – только дипломатически), и вот тебе, пожалуйста – Русско-Японская война!

Ведь японцев было в четыре раза меньше, чем русских. Но в японской армии было 7 пулемётов «Максим» на одну дивизию, а в русской – 7 пулемётов на всю армию. Японская армия была одета в защитное обмундирование цвета хаки, а русские солдаты – в белые рубахи. Обо всём этом пишет граф А.А. Игнатьев в своих воспоминаниях «Пятьдесят лет в строю».

И вот это безнадёжное равнодушие царя к судьбе народа, к тому, что происходит и, главное, зачем, оно вызвало колоссальную злобу и, как следствие – революцию 1905 года. Потом это прошло. Начались реформы Столыпина, стала собираться Государственная Дума. Но вот эти подпольные партии, которые активизировались в годы Русско-Японской войны и Первой русской революции, остались.

Но потом вдруг начинается Первая мировая война. Россия вступается за «братьев сербов». Кто такие сербы, ни один русский человек знать не знал! Про украинцев – и то не все знали. А тут сербы, чехи, «братья-славяне», скажи на милость… И когда началась эта заваруха и обмен грамотами после убийства в Сараево, то Россия, по приказу «очень умного» царя, первой в мире объявляет всеобщую мобилизацию и двигает свою армию к западной границе. Тут и начинается Первая мировая война…

Причём в этот самый первый период призывы к войне с немцами встречаются в России всей общественностью с восторгом. Вот мы их победим и, наконец, покажем, какие мы! Возьмём, так сказать, реванш за все проигранные войны. Никаких революционных выступлений не было. Против военных кредитов в Думе проголосовали только большевики и меньшевики, но их антивоенная позиция в стране не была в тот момент популярной.

Однако потом война пошла совсем не так, как мечталось. И воевать простому народу в затянувшейся войне расхотелось. Оказалось, что ни оружия, ни боеприпасов нет и каждое наступление кончается отступлением. В том числе потому, что генералы не готовы к войне и не умеют согласовывать свои действия, – как это сразу проявилось в Восточной Пруссии… В итоге вся злость общественности, как в и период Русско-Японской войны, опять обрушилась на царя.

Вот эти вот вещи, очень сложные и очень противные, их надо обязательно понять…

В конце концов, царя свергли. И это единственный случай в истории, когда монарха арестовывают посреди его собственного войска, где он – главнокомандующий, к тому же во время войны, и ни один офицер, ни один солдат не выступает в защиту государя! Таких чудес не было ни во Французской, ни в Английской революции.

– Да, но почему, на ваш взгляд, исторический выбор в итоге был сделан в пользу самых кровожадных революционеров – большевиков и «самого бредового» – коммунистического проекта?

– Когда Ленин и Троцкий приехали, они о терроре ещё ничего не говорили. И ещё одна деталь. Когда Сталина и Молотова, которые входили в редакцию газеты «Правда», попросили опубликовать «Апрельские тезисы» Ленина, то Сталин и Молотов отказались. Они не хотели углубления революции.

– Ну, да, поначалу они боялись. Но я имею в виду, что когда Ленин уже готовился к захвату власти, он не скрывал, что планирует гражданскую войну, то есть по факту – террор. И против этого никто из большевиков не возражал. И именно эта партия и эта идеология в итоге восторжествовали…

– Думаю, проблема вот в чём. Большевики в момент захвата власти радикально выступали против войны и обещали скорый мир. А народ страшно устал от войны. Особенно солдаты, годами сидевшие в окопах, когда они не наступали, не отступали, а только иногда делали «пиф-паф». И уже начали периодически брататься с противником… Всё это не имело никакого отношения к коммунизму, просто психологически люди больше не могли воевать, потому большевики и сумели прорваться к власти на лозунге скорейшего мира «без аннексий и контрибуций», то есть без войны до победного конца.

– Но ведь очень скоро стало ясно, что большевики, придя к власти, стали реализовывать свою коммунистическую программу, со всеми её «прелестями» – цензурой, экспроприациями, трудовой повинностью, голодом, продотрядами, террором и т.д. Почему же именно эта линия по итогам Гражданской войны одержала верх над всеми прочими?

– Потому что большевики во всём обезьянничали у Запада. И «красный террор» большевиков был повторением якобинского террора. В итоге им удалось успешно затерроризировать всю страну.

– Но Франция довольно быстро от якобинцев избавилась и отправила их самих на гильотину. Почему же, на Ваш взгляд, Россия пошла за большевиками?

– Во-первых, Россия – многонациональная страна, а большевики декларировали интернационализм, что обеспечивало им популярность у многих представителей национальных меньшинств, – а их было очень много, не будем забывать, что великороссов в России было меньше 50%. Во-вторых, именно большевики позволили крестьянам отобрать землю у помещиков и устроить погромы помещичьих усадеб, и в дальнейшем эти крестьяне стали бояться возвращения старых хозяев. В-третьих, «красный террор» развивался на фоне продолжающейся Мировой войны, и угроза интервенции по-прежнему над страной нависала: и немцы, и англичане, и японцы, кто угодно пытался полезть на эту территорию. Вся эта неразбериха и позволила использовать войну, которая требует единоначалия и единовластия, чтобы сформировать то, что потом стало сталинским государством.

– Если бы, условно, говоря, вы могли бы дать своему отцу в 1917-18 годах какой-то совет, что бы Вы ему посоветовали? Организовывать «червонное казачество»? Или сориентироваться на какую-то другую силу?

– Понимаете, царское правительство провело огромную «успешную» работу по мобилизации озлобления против царской власти самых разных народов: украинцев – за то, что им долгое время запрещали говорить на родном языке, евреев – за погромы и черту оседлости (именно поэтому такое количество евреев участвовало в революции), прибалтов – которых тоже считали «низшей расой», по сравнению с великороссами. Название-то было «великороссы», а не русские! И вот эти психологические факторы сыграли большую роль…

– И всё же, окажись вы в 1917 году, на кого, зная всё, что будет потом, вы бы посоветовали ориентироваться, чтобы не двинуться в сторону «сталинского государства»?

– В 1917 и 1918 годах никому в голову не могло прийти, что этот маленький рябой грузин будет во главе государства…

– Но террор-то уже начался…

– Нет, всю первую половину 1918 года было ещё очень велико влияние левых эсеров, анархистов. Что власть в итоге окажется чисто большевистской, большинство не понимало…

– Но Червонное казачество – уже вполне большевистская структура…

–  Да, конечно, его создали добровольцы-большевики, но надо понимать, что они не «коммунизм строили» в тот момент, а пресекали всякие погромы и грабежи. Они не обижали крестьян. Среди «червонных казаков» был полный интернационал. У них была даже целая сотня курдов. Одним словом, в тот момент, когда создавалось «червонное козацтво», оно выглядело как альтернатива хаосу и межнациональной резне, что было очень важно на такой многонациональной территории, как Украина…

Для меня «червонные казаки», мой отец и мои родные Коцюбинские по сей день остаются примером того, каким должны быть настоящие украинцы – любящие свой народ, его культуру и её язык, но при этом не ненавидящие никакой другой народ – ни русских, ни евреев, ни поляков, никого!

Вот когда у меня бывает поганое настроение, я вспоминаю Ивана Котляревского, он мне очень помогает:

Еней був парубок моторний

І хлопець хоть куди козак,

Удавсь на всеє зле проворний,

Завзятійший од всіх бурлак.

Но греки, як спаливши Трою,

Зробили з неї скирту гною,

Він взявши торбу тягу дав;

Забравши деяких троянців,

Осмалених, як гиря, ланців,

П’ятами з Трої накивав.

Він, швидко поробивши човни,

На синє море поспускав,

Троянців насаджавши повні,

І куди очі почухрав.

Но зла Юнона, суча дочка,

Розкудкудакалась, як квочка…

Ну, и так далее! Вот это для меня – Украина моя родная. И я её никому не отдам и ни за что не променяю! И это – мой язык. Конечно, в Чернигове говорят на суржике, но всё равно это – моё. «Червонные казаки», среди которых я сидел после реабилитации моего отца, – это мой родной народ.

И из-за того, что сегодня происходит с Украиной, мне обидно, что страна таких умных и талантливых людей делает столько глупостей.

Вообще же мы все – люди одной земли, мы все от одной мартышки произошли. И надо привыкать к этой мысли. И относиться с уважением и с любовью ко всем народам земли, потому что каждый народ, каждое племя внесли что-то своё, очень важное, очень нужное. И китайцы, и японцы, и евреи, англичане, американцы – каждый внёс что-то своё. А когда начинается гитлеровское или сталинское разделение на «правильные» или «неправильные» народы, это путь в никуда.

В завершении нашей встречи Юрий Витальевич отправился меня провожать на трамвайную остановку, легко и быстро спускаясь по лестнице и не опираясь на трость, просто захваченную на всякий случай, и даже не держась за перила. Прощаясь, мы договорились, что обязательно ещё увидимся.

Даниил Коцюбинский