Убеждённый пацифист, лидер французских социалистов Жан Жорес на протяжении 1905-1914 гг. пытался предотвратить большую европейскую войну. Призывал правительство Франции найти компромисс с Германией. Возглавил кампанию против предложенного президентом Раймоном Пуанкаре закона о трёхлетней военной службе, предлагая заменить регулярную армию народной милицией.
В мае 1913 года провёл 150-тысячный антивоенный митинг в Париже…
Накануне войны грозил всеобщей стачкой в случае начала боевых действий.
Националисты его ненавидели, особенно за его тесные связи с немецкими единомышленниками: «Жорес — похабная девка на содержании у немцев», — так отзывался о нём лидер правых Шарль Моррас.
Печатный орган роялистов L’Action Francaise за две недели до убийства Жореса поместил статью, в которой прямо называл его немецким шпионом, «продающим свой талант и красноречие в пользу немцев».
Кто знает, как повернулась бы история, если бы за день до начала войны Жан Жорес не был убит…
.
Жан Жорес. Речь в Безе (произнесена вечером 25 июля 1914 года, за неделю до начала Первой мировой войны)
«Граждане!
Я должен вам сегодня заявить, что никогда ещё мы не переживали, что никогда ещё Европа за последние сорок лет не переживала более угрожающего и трагического положения, чем в этот час, когда я взял на себя ответственность перед вами выступить.
Ах, граждане! Я не хочу сгущать краски, я не хочу утверждать, что разрыв дипломатических отношений между Австрией и Сербией, о котором стало известно всего полчаса назад, непременно означает начало войны между Австрией и Сербией, и я не хочу утверждать, что, если начнётся война между Австрией и Сербией, конфликт непременно распространится на всю Европу, но я утверждаю, что и нам, и всеобщему миру, и жизни миллионов людей угрожает страшная опасность, для отражения которой пролетарии Европы должны приложить все усилия, проявить всю солидарность, на какую они только способны.
Граждане, австрийская нота Сербии полна угроз, и если Австрия вторгнется на славянскую землю, если германцы, если германская раса, населяющая Австрию, прибегнет к насилию против сербов, которые составляют часть славянского мира и которым славяне России глубоко сочувствуют, то есть все основания думать и опасаться, что Россия примет участие в конфликте.
А если Россия выступит в защиту Сербии против Австрии, Австрия, столкнувшись с двумя противниками, Сербией и Россией, потребует выполнения союзнического договора, связывающего её с Германией. А Германия через своих послов сообщила всем державам, что она солидаризируется с Австрией.
Так что, если конфликт не ограничится Австрией и Сербией, если вмешается Россия, Германия займёт своё место на полях сражения рядом с Австрией.
А тогда вступит в действие не только соглашение между Австрией и Германией, но и тайное соглашение между Россией и Францией, основные пункты которого известны, и Россия скажет Франции: «Против меня выступили два противника, Германия и Австрия, и я вправе потребовать выполнения связывающего нас договора, Франция обязана занять своё место рядом со мной». Положение сейчас таково, что, быть может, уже завтра Австрия нападёт на сербов, а если Австрия и Германия нападут на сербов и на русских, вся Европа будет в огне, весь мир будет в огне.
В такой грозный час, исполненный опасности для всех нас, для всех отечеств, я не стану долго задерживаться на том, кто несёт за это ответственность. Большая доля ответственности ложится и на нас, на Франции…, и я свидетельствую перед историей, что мы это предвидели, мы предостерегали; когда мы говорили, что насильственное, вооружённое вторжение в Марокко открывает эру честолюбия, алчности и конфликтов в Европе, нас клеймили, называя дурными французами, а на самом деле именно мы пеклись о Франции.
Вот, увы, наша доля ответственности, и она становится особенно очевидной, если вспомнить, что именно вопрос о Боснии и Герцеговине явился причиной раздоров между Австрией и Сербией и что мы, французы, когда Австрия аннексировала Боснию и Герцеговину, не имели ни права, ни возможности этому воспротивиться, ибо сами увязли в Марокко и рассчитывали добиться прощения наших собственных грехов, прощая грехи своим ближним…
Мы говорили Италии: «Можешь отправляться в Триполитанию, поскольку я обосновалась в Марокко; можешь грабить на том конце улицы, поскольку я граблю на этом».
Каждый народ шествовал по улицам Европы со своим маленьким факелом, и теперь вот мы дождались пожара…
Русские, …надо думать, встанут на сторону сербов, несомненно скажут: «Сердце великого славянского народа не стерпит, чтобы творили насилие над маленьким славянским народом Сербии».
Да, но кто же нанёс Сербии удар в самое сердце? Когда Россия вмешалась в балканские дела в 1877 году и когда она создала якобы независимую Болгарию, решив прибрать её к рукам, она сказала Австрии: «Не мешай мне, и я отдам под твоё управление Боснию и Герцеговину»…
Во время свидания русского министра иностранных дел с австрийским министром иностранных дел Россия заявила Австрии: «Я позволю тебе аннексировать Боснию и Герцеговину, если ты не будешь препятствовать мне получить выход к Чёрному морю поблизости от Константинополя». Господин Эренталь сделал жест, который Россия приняла за знак согласия и разрешила Австрии захватить Боснию и Герцеговину, а когда Австрия прикарманила Боснию и Герцеговину, Россия сказала Австрии: «А теперь мой черед с Чёрным морем». — «Как? Что? Ничего подобного я вам не говорил», и с тех пор Россия и Австрия… в ссоре; но Россия была соучастницей Австрии, она предала славян Боснии и Герцеговины Австро-Венгрии и вонзила нож в сердце сербских славян.
- Главы МИД: России – А.П. Извольский (1906-1910), Австро-Венгрии – А. фон Эренталь (1916-1912), справа
Это и привело её на тот путь, по которому она следует теперь…
Так колониальная политика Франции, двуличная политика России и грубая воля Австрии способствовали созданию ужасного положения, в котором мы оказались. Европа мечется как в кошмаре.
Что ж, граждане, в обступившем нас мраке, в полной неизвестности о том, что ждёт нас завтра, …я ещё надеюсь, что сама грандиозность грозящей нам катастрофы заставит правительства в последнюю минуту одуматься, и нам не придётся содрогаться от ужаса при мысли о бедствии, каким явится для человечества в наши дни европейская война.
Мы имеем перед глазами пример Балканской войны: на полях сражения, на госпитальных койках погибла чуть ли не целая армия; выступило трехсоттысячное войско, а оставило оно на полях сражений, в придорожных канавах и на койках тифозных госпиталей сто тысяч человек из трехсот тысяч.
Представьте же себе масштабы катастрофы в Европе: тут уже мы будем иметь дело не с армией в триста тысяч человек, как на Балканах, но с четырьмя, пятью, шестью армиями по два миллиона каждая.
Какое это будет массовое истребление, кровопролитие, опустошение, варварство! Вот почему, когда над нами уже нависла грозовая туча, мне хочется верить, что преступление не совершится.
…Как бы то ни было, граждане, и я говорю это с каким-то даже отчаянием: в час, когда нам угрожает убийство и варварство, у нас имеется лишь одна возможность сохранить мир и спасти цивилизацию — пролетариат должен сплотить все свои силы, насчитывающие великое множество братьев, и все пролетарии — французы, англичане, немцы, итальянцы, русские, и мы призываем эти десятки тысяч людей объединиться с тем, чтобы единодушное биение их сердец развеяло страшный кошмар!..»
.
Жан Жорес. «Главное — хладнокровие» (статья, опубликованная 31 июля 1914 года – за день до начала Первой мировой войны)
«Пусть ждут наихудшего, пусть, считаясь с самой страшной перспективой, принимают необходимые меры, но, ради всего святого, хранят ясность мысли и твёрдость духа. Если судить по данным, которыми мы располагаем, международное положение не представляется безнадёжным. Спору нет, положение очень серьёзно, но возможность мирного урегулирования пока не исключена…
Переговоры ведутся. Даже если между взглядами Австрии и России выявятся расхождения, можно будет измерить глубину этих расхождений и постараться разрешить проблему, все данные которой будут уже известны. Тогда-то, по-видимому, и сможет воплотиться в жизнь мысль о посредничестве Англии, мысль, которая… отвечает глубочайшему стремлению народов, а также, несомненно, и желанию самих правительств, чувствующих, что над ними, подобно возмездию, нависает угроза войны, которую они вздумали было пустить в ход в качестве орудия своей дипломатии.
А если представить себе, что принесёт война, судя по зловещим слухам, панике, экономическим и денежным трудностям, финансовым потрясениям, которые вызвала одна лишь угроза войны, если вспомнить, что уже сейчас приходится отсрочивать платежи и готовиться к постановлению о принудительном курсе мелких купюр кредитных билетов, то нельзя не прийти к выводу, что даже наиболее безрассудные или наиболее преступные из людей вряд ли решатся развязать такой кризис.
Самая большая опасность в настоящую минуту кроется, если можно так выразиться, не в самих событиях. И даже не в реальных намерениях государственных канцелярий, как бы преступны ни были эти намерения, и даже не в реальной воле народов.
Опасность — в растущем возбуждении, в распространяющейся тревоге, в безотчётных поступках, подсказываемых страхом, мучительной неуверенностью, длительным смятением. Панике поддаётся не только толпа, против неё не застрахованы и правительства. А основное их занятие сейчас (восхитительное времяпрепровождение!) — друг друга стращать и друг друга успокаивать. И это, незачем себя обманывать, может длиться неделями.
Те, кто полагает, что дипломатический кризис может и должен разрешиться не сегодня-завтра, глубоко ошибаются. Как в современной войне сражения, развиваясь на фронте огромной протяжённости, длятся по семь и восемь дней кряду, так и дипломатические битвы, приводя в действие всю Европу, весь огромный и разветвлённый аппарат могущественнейших держав, неизбежно растягиваются на несколько недель.
Чтобы выдержать подобное испытание, людям нужны стальные нервы или, вернее, им нужен твёрдый, ясный, спокойный разум. И мы должны апеллировать к разуму, к мысли народа, если хотим, чтобы он владел собой, если хотим пресечь панику, преодолеть смятение и следить за поступками людей и развитием событий во имя избавления рода человеческого от ужаса войны.
Опасность велика, но она не непреодолима, если мы сохраним ясность мысли, твёрдость воли, если сумеем проявить и героическое терпение, и героизм в борьбе. Ясное сознание долга даст нам силы его выполнить…
Самое главное — непрерывно действовать, настойчиво будить мысль и сознание рабочих масс. В этом наш истинный оплот. В этом и только в этом гарантия будущего».
.
Это была последняя статья Жореса, напечатанная в «Юманите» 31 июля 1914 года. В этот же день Жан Жорес был застрелен французским националистом в парижском «Кафе дю Круассан».
Сам Жорес пророчески говорил незадолго до своей гибели:
«Не пройдёт и шести месяцев, как начнётся война. Я получаю столько писем с угрозами, и я не удивился бы, если бы оказался её первой жертвой. Я прощаю того, кто меня убьёт. Виновными будут те, кто даст ему оружие. Я мечтаю только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться…»
Буквально за пару часов до убийства заместитель государственного секретаря Ферри предупредил Жореса:
«Вы рискуете: может случиться самое плохое…».
«Хуже войны ничего не будет!» — парировал тот.
- Анатоль Франс (1844-1924)
Анатоль Франс вспоминал в 1919 году: «Жорес боялся войны для Франции и для всего человечества… Он знал, что на этот раз война не будет ни забавой монархов, как войны Людовика XIV и Фридриха, ни грандиозной авантюрой, как завоевания Наполеона, что она не ограничится военными столкновениями, которые, уничтожая посевы, оставляли незыблемыми основы государств, но, порождённая невиданным промышленным соперничеством, охватит целые народы…»
На следующий день после убийства Жана Жореса, 1 августа 1914 года, началась Первая мировая война…
- Санкт-Петербург, 19-20 июля (1-2 августа) 1914 г.
- Берлин, 4 августа 1914 г.
- Берлин, объявление войны Франции, 3 августа 1914 г.
- Молодые добровольцы в Берлине, 4 августа 1914 г.
- Жители Мюнхена слушают сообщение о начале войны на площади Одеон 1 августа 1914 (на фотографии выделен человек, которого считают Адольфом Гитлером)
- Берлин, август 1914 г.
- Мобилизация австрийской армии. Резервисты приветственно машут руками, проходя мимо памятника Радецкому в Вене
- Воодушевлённые парижане, 2 августа 1914 г.
- Париж, 2 августа 1914 г.
- Лондон, Огромная толпа перед Букингемским дворцом, после того как накануне Англия официально объявила войну Германии. 3 августа 1914 г.
***
Убийца Жореса – Рауль Вийен (1885—1936), экзальтированный молодой человек, считавший себя «толстовцем», искавший «идеал красоты» и рыдавший при виде Реймского собора и при встрече с только что причастившейся незнакомкой невыразимой «невинности и красоты», ни разу не вступивший в телесную связь, не нашедший себя ни в какой жизненной сфере, провёл под следствием 56 месяцев: суд состоялся лишь в марте 1919 года. Присяжные единогласно вынесли оправдательный приговор, сочтя простительным убийство «на почве страсти», и обязали семью Жореса оплатить судебные издержки.
- Рауль Вийен
Анатоль Франс отреагировал на принятое решение так: «Убийца Жореса объявлен невиновным… Этот чудовищный вердикт возвещает всем, что убийство Жореса не являлось преступлением. Этот вердикт ставит вне закона вас и всех тех, кто защищает ваше дело. Трудящиеся, будьте бдительны!»
Вийен поселился на Ибице и во время испанской гражданской войны был расстрелян республиканцами в 1936 году по обвинению в шпионаже. Хотя, возможно, левые просто свели с ним давние счёты, невольно открывая дорогу следующей надвигавшейся на мир страшной войне…
- Памятник Жану Жоресу в Париже, 1924 г.
Даниил Коцюбинский
