Живой Харченко: шампанское вместо реквиема

40 дней неземного бытия ещё не повод говорить о человеке в прошедшем времени. Тем более о таком, как Александр Харченко. Только после его имени добавим: военкор и литератор. Это тот случай, когда скорее имя славит профессию, чем наоборот. Журналисты были, есть и будут ярче, популярнее, удачливее. Вот только репутация Журналистики зависит от таких, как Саша Харченко…

Около 50 командировок в горячие точки уже говорят о многом. А если сюда добавить жизненные разломы: военная/гражданская стезя, советский Таллин/постсоветская Тверь и прочие повороты судьбы, картина предстаёт ещё ярче и контрастнее. Значит, живее. Обожжённый взрывом некогда мирной страны, он не ограничил своё духовное пространство её дымящимися развалинами: Приднестровье, Таджикистан, Чечня… Он умел быть разным. Тем органичнее вошла в его жизнь тихая Тверь: место, где тысячи боевых сводок и эпизодов войны отстаивалась на страницах воспоминаний. «Давайте не встречаться на войне» – афористичное пожелание родом из первой чеченской. Оно известно не только «факсимильной» строкой одной из его песен, не только неформальным названием памятника павшим журналистам, установленном в Приэльбрусье. Оно стало титулом трёх книг Александра Харченко. На их незримых полях – то, что делает его антиподом сугубо военного журналиста: мирные лирические зарисовки, стихи, эссе, посвящения… Например, символической Натали… Это становилось «подпиткой нормальности» перед очередной «побывкой на фронт». Ибо там «концентрировалась» История страны. Вне её военкор ТАСС Харченко себя не ощущал. Дом – в широком смысле – был ему нужен, чтобы не сбить градус человечности. В этом философском, одновременно «полифоническом» понимании мало кто из современников его превзошёл.

Сбиваясь на рецензию (неужели его нет!), вспомним диапазон-географию событий и имён, вошедших в его биографию. Это переворот в Грузии в 1993-м и личное участие в рискованной комбинации во имя примирения в Таджикистане в 1994-м (без подробностей – до сих пор), штурм Грозного в 1995-м, о котором он вспоминал: «В районе дворца Дудаева я оказался между двух огней. При моих ста килограммах и пуховике я был добротной мишенью. Помню, как бежал… через площадь. Тогда осколок срезал мне каблук… Этот эпизод в тассовку не попал…»…

А ещё – взрыв Дома правительства Чечни в 2002-м – в полутора сотнях метров от тассовского «купе». И ещё с десяток схожих эпизодов, которых хватит ни на одну даже военкоровскую судьбу. Стоит ли на таком историческом фоне называть даже громкие имена? Президента и министра обороны? Ахмат-Хаджи Кадырова и Джохара Дудаева? А ещё таллинцев – Сергея Довлатова и близких ему героев Олимпийской регаты? Многих, вспоминаемых Сашей вдумчиво. Иногда – с улыбкой. Под сенью особо памятных ему сонат – Бетховена и Листа. Мы тоже улыбнёмся: с Листом от рифмовал «Светку-связистку» из узла связи 201-й душанбинской дивизии. Впрочем, гитарные аккорды, например, того же душанбинца Володи Молчанова – земляка (или даже родственника) Василия Шукшина – он подбирал сам. А ещё он искренне радовался вступлению в союз писателей…

Направляясь в очередную горячую точку, я непременно навещал Сашу в Твери – чтобы получить его инструктаж. Лишним он, поверьте, не был… Его письменные рассказы документальны по событийности, но их персонажи, в основном, вымышлены. Вопросы на этот счёт Саша отводил: вместо ответов иногда вспоминал общих знакомых, в том числе, по Ленинграду-Петербургу: своего однокурсника по журфаку ЛГУ ныне профессора Сергея Корконосенко, иногда – сослуживцев по чеченской войне – ныне главреда «Фонтанки» Александра Горшкова и литератора Евгения Лукина: доставал их фотографии… По правде говоря, он считал себя, прежде всего, «неисправимым» таллинцем, потом – питерцем, и только затем – тверичанином-«тверяком».

Было бы несправедливым обойти его жену – Аллу. На протяжении многих непростых лет она помогала ему оставаться в посвящённых ей строках:

Там спешит по Твери, как весна, сероглазая дама,

Для которой вчера я стихи рифмовал до утра…

 

Практически при всех наших встречах он ставил диск со своими песнями, «достопримечательными» для нас обоих. Начиная с незабвенной:

И пусть шампанским вспенится Тверца.

Давайте не встречаться на войне

 

…и непременно – «Монологом комбата». Он стал лирической заставкой к его репортажам из Чечни:

Я сижу в шумном зале Моздока,

Час назад прилетев из Чечни.

И заказан графинчик с «Истоком»

И шампанское – Вам, Натали…

 

…Хорошо, что вы здесь, что вы рядом,

И вокруг нет проклятой войны.

А за Тереком фыркают “Грады”.

Что же вам рассказать, Натали?..

Борис Подопригора, литератор,

участник событий в 7 горячих точках