Восемь лет назад “Газпром” отказался от строительства небоскреба на Охте и перенес стройку в Лахту, что стало большой победой петербургских градозащитников. Но история на этом не закончилась: уникальный археологический памятник на Охтинском мысу – остатки крепостей Ниеншанц и Ландскрона и поселения времен неолита – по-прежнему принадлежит Газпрому и сейчас совершенно предан забвению. Новых попыток застроить участок жильем не предпринимается, но, возможно, это временное затишье.
О том, что с Охтинским мысом делать нельзя, а что – делать нужно, “Городу 812” рассказал Петр Сорокин, заместитель директора НИИ Наследия, глава Санкт-Петербургской археологической экспедиции и руководитель раскопок на Охтинском мысу.
– Когда в 2010 году Охтинский мыс избежал перспективы строительства небоскреба, логично было ожидать начала работ по созданию археологического музея. Однако даже серьезных разговоров на эту тему с тех пор не возникало. Почему?
– Общепринятая практика заключается в том, что, если обнаруживается такое количество памятников, сосредоточенных на одном месте и кардинально меняющих его историю, – они, как правило, сразу попадают в поле зрения властей и, самое главное, общественности, что гарантирует определенную защиту и заботу об их сохранности. В данном случае получилось так, что основная масса петербуржцев совершенно успокоилась после того, как проект Охта-Центра свернули.
А между тем “Газпром” никогда не отказывался от застройки Охтинского мыса. Сразу же после того, как оттуда «перенесли» небоскреб, было сделано заявление о том, что эта территория будет застроена малоэтажными зданиями, жилыми или общественными, что не менее губительно для выявленных на ней археологических объектов. Еще в процессе подготовки к строительству Охта-Центра там предполагалось создать музей, но речь шла о небольшом помещении, где были бы выставлены отдельные находки. Это должно было бы отвлечь внимание общественности от проблемы сохранения остальных памятников.
– А эти памятники в самом деле так важно сохранить? В чем ценность Охтинского мыса для истории и археологии?
– Сохранять нужно все памятники, а здесь обнаружены крепости разных периодов. Каждая из них связана с историческими событиями, очень важными для нашей страны и вообще для Европы. Охтинский мыс – памятник если не мирового, то общеевропейского уровня. Мысовое городище – фортификация новгородского времени – построено, предположительно, ижорой, населявшей Приневье в период Средневековья. Шведская Ландскрона относится к эпохе «крестовых походов» на Балтике в 13-14 веках, это была грандиозная по масштабам крепость, по тем временам – самая большая на территории Восточной Прибалтики. Крепость Ниеншанц – уникальная бастионная фортификация Нового Времени, связанная с господством Швеции на Балтике, с Северной войной, с победой Петра I и преддверием основания Петербурга. Под всеми этими сооружениями выявлены также неолитические стоянки – огромная промысловая зона на берегу существовавшего на тот момент Литоринового моря. Ничего подобного ни в Петербурге, ни в его окрестностях выявлено не было. С точки зрения истории освоения территории Северо-Запада древними людьми, это тоже интереснейший памятник, который еще требует дальнейшего исследования, но постепенного. Такие памятники нужно копать десятилетиями, а не в аварийном порядке – это еще одна причина, почему здесь нельзя ничего строить.
– Почему, на ваш взгляд, ни власти, ни петербуржцы не загорелись идеей создания музея на Охтинском мысу? Ведь, помимо всего прочего, в черте города появился бы еще один яркий туристический объект?
– В 2010 году, после того, как мы не согласились со сносом памятников и были отстранены от раскопок на Охте, Отдел охранной археологии Института истории материальной культуры РАН подтвердил возможность застройки этой территории, а в 2010-11 годах появился целый поток дезинформации в СМИ о том, что на Охте после раскопок ничего не сохранилась. Причем на это шли такие средства, которые позволяли, как минимум, раз в неделю публиковать статьи в крупных изданиях, где, так сказать, уважаемые люди, в том числе директора некоторых музеев, – правда, никогда не бывавшие на Охтинском мысу и не имеющие понятия о том, что такое археологические памятники, – брались оценивать состояние культурных объектов, сохранившихся на нем. В результате тема закрылась, и все усилия градозащитного движения, к слову, по сей день продолжающего отстаивать необходимость сохранения обнаруженных памятников, успехом пока не увенчались.
На самом деле, то, с чем столкнулись мы, – это часть общей проблемы качества государственной историко-культурной экспертизы. Существуют не только отдельные эксперты но и целые организации готовые обосновать снос любого исторического объекта в угоду недобросовестным застройщикам, а государственные структуры, призванные сохранять памятники, зачастую это покрывают. Основываясь на заключениях таких экспертов, КГИОП до сих пор не признает выявления памятников Охтинского мыса. И сохраняются они благодаря судам, выигранным градозащитниками.
– Предпринимали ли вы попытки заручиться чьей-нибудь поддержкой, чтобы вернуть к жизни проект музея?
– Мы обращались к губернатору Петербурга Георгию Полтавченко, в Комитет по культуре администрации СПб. В этом нам помогали депутаты ЗакСа Борис Вишневский, Алексей Ковалев, Максим Резник. Но положительного ответа из Смольного так и не получили: главным аргументом, было то, что мыс принадлежит “Газпрому”. На одной из встреч с вице-губернатором Василием Кичеджи, курировавшим культуру и СМИ Петербурга, было сказано, что люди не выходят с плакатами на демонстрации с требованием создать музей, а значит, музей археологии Петербургу не нужен…
– Как промедление в создании музея сказывается на сохранности обнаруженных объектов?
– Поскольку раскопки были охранными (проводились на средства “Газпрома” согласно ФЗ “Об объектах культурного наследия народов Российской Федерации” – Е.В.), никто не ожидал, что исторические крепости сохранились в таких масштабах. И даже когда это выяснилось и мы предложили организовать музей – структуру, которая бы отвечала за сохранение, использование и реставрацию выявленных объектов, – это предложение не было поддержано. Не были выделены и дополнительные средства для сохранения дерево-земляных объектов, поэтому единственным вариантом для нас осталась консервация их до лучших времен путем обратной засыпки. К слову, участки, раскопанные в 2010 году Отделом охранной археологии ИИМК РАН, до сих пор не законсервированы и по этой причине постепенно разрушаются.
– Сохранилось ли на территории Охтинского мыса что-то, помимо валов, рвов и остатков башни древних дерево-земляных крепостей?
– Сохранились некоторые каменные объекты. Один из них довольно большой, порядка 100 м2 – это вымощенная камнем подвальная часть одного из зданий крепости Ниеншанц, причем, судя по всему, периода первой половины 17 века. В то время на этом месте находился дерево-земляной замок. Для музейного показа это был бы очень выигрышный объект.
Недалеко находится основание башни Ландскроны с колодцем, бревна которого хорошо сохранились под землей. Колодец и башня Ландскроны описаны в шведской Хронике Эрика и являются свидетельством штурма крепости русскими войсками в 1301 г. Деревянные постройки есть в Новгороде, Старой Ладоге, Пскове, но здесь в устье Невы, в контексте средневековой крепости 1300 г. – это уникальный случай.
– Если говорить о создании музея – как он должен выглядеть?
– Учитывая сложность ситуации с его созданием в настоящее время, можно говорить о программе-минимум и программе-максимум. В первую очередь, стоит провести консервацию всей территории на время подготовки проекта музея. Музей должен быть ландшафтным, это связано с характером памятника: остатки четырех крепостей разных периодов – мысового городища, шведской Ландскроны (1300 год) и Ниеншанца – накладываются друг на друга и перекрывают стоянки эпохи неолита. Все они представляют высокий научный и экспозиционный интерес. На первом этапе в парковой зоне границы крепостей, рвы и валы, можно было бы обозначить мощением или зелеными насаждениями – такой прием зачастую используется в ландшафтном дизайне. Программа максимум – создание археологического парка-музея – вскрытие всех обнаруженных фортификаций, их реставрация и подготовка для показа в качестве ландшафтных объектов. Они должны стать основой открытой экспозиции музея, которая органично дополняется выставкой обнаруженных здесь археологических находок. Возможно также частичное или полное воссоздание фортификационных сооружений Ниеншанца, который наиболее полно документирован, не только археологически, но и историческими свидетельствами. В перспективе можно было бы пустить автодорогу, проходящую через мыс, в тоннель и открыть взору целиком весь Ниеншанц.
Мировой опыт использования исторических мест очень разнообразен. У нас одним из удачных примеров можно считать Новую Голландию – проект, в котором сочетаются функции исторического памятника и зоны отдыха, ресторанные и развлекательные зоны. На Охтинском мысу можно было бы совместить археологический музей под открытым небом с детскими площадками, спортивными и парковыми объектами, не нарушающими археологических памятников.
– Проект археологического парка на Охте под открытым небом (по образцу крепости Буртанж в Голландии) в свое время критиковали – говорили, что петербургский климат будет пагубно воздействовать на сохранность объектов.
– Во-первых, климат Голландии и, в особенности, гидрорежим, не очень отличается от нашего – десятки подобных земляных крепостей сохраняются во всех странах Северной Европы. На каждое наше предложение по Охтинскому мысу обрушивается целый шквал критики, исходящей из тех же источников, что и слухи о полном разрушении памятников. Однако под открытым небом нельзя экспонировать только деревянные объекты, вроде упомянутых колодца и башни Ландскроны; для этих экспонатов можно создать закрытые помещения. Земляные фортификации разных эпох прекрасно сохраняются под открытым небом и не требуют особого ухода и в нашей стране – их тысячи.
– Из находок на охтинском мысу уже составлялась музейная коллекция. Где сейчас находятся эти экспонаты?
– К 300-летию Петербурга мы с компанией «Охта-групп» создали музей на месте крепости Ниеншанц. Он существовал в бизнес-центре на Охтинском мысу с 2003 по 2008 год. Музей был очень востребованным, назывался «Ландскрона – Невское устье – Ниеншанц» и должен был стать первым этапом музеефикации Охтинского мыса и возвращения в городскую среду всей этой исторической территории. Благодаря компании «Охта-групп», которая проявила цивилизованный подход к использованию культурного наследия, этот музей содержался на протяжении 5 лет и был центром проведения выставок, конференций, фестивалей. Большое участие в жизни музея принимали представительства Швеции и Финляндии, с историей которых он также был связан. Шведская принцесса Виктория во время посещения СПб в честь празднования его 300-летия одним из немногих объектов посещения выбрала этот музей.
Во время расчистки территории мыса общественно-деловым центром «Охта» музейный корпус был снесен с обещанием возродить музей в одном из своих помещений. Но в здании на Английской набережной, куда он был перемещен, музей проработал ровно один день и закрылся под предлогом режимности объекта, не предполагающего массовых посещений. Археологические материалы из раскопок на Охте, относящиеся к эпохе Средневековья, переданы в Государственный Эрмитаж, к эпохе камня – в Кунсткамеру.
– Во многих источниках упоминается, что Ниеншанц был взорван еще Петром I и поэтому от крепости якобы мало что осталось уже на тот момент. Это действительно так?
– Сообщения о разрушении Ниеншанца по приказу Петра I достаточно противоречивы. В настоящее время, они, к сожалению, используются противниками сохранения памятников Охтинского мыса – как же, Петр I велел разрушить Ниеншанц, а вы предлагаете его сохранить? Стоит отметить, что уже в XVIII веке предлагалось сохранить Ниеншанц, как один из главных памятников петровских побед. О разрушении Ниеншанца писали иностранцы, которые передавали сведения с чьих-то слов, иногда не совсем достоверно. По их словам, Ниеншанц был взорван в первый год после его взятия, но при этом известно, что шведы после этого еще дважды занимали Ниеншанц – в 1704-ом, через год после взятия крепости русскими, и даже в 1707-ом. К этому моменту крепость была уже частично дефортифицирована, но в какой степени – судить сложно. Археологические данные показывают, что рвы Ниеншанца были открыты до 19 века. В XVIII веке там существовал питомник, в котором выращивали культурные растения для садов и парков Петербурга. На последнем этапе этим занималось общество благородных девиц Смольного монастыря, и никакой перепланировки не проводилось. На всех планах Петербурга XVIII века видно ту же самую пятиугольную крепость с бастионами, что и на шведских планах XVII века. Засыпка рвов велась в XIX веке, когда территория была передана Охтинской верфи.
Да и сама дефортификация была бы слишком дорогим удовольствием – во время Северной войны не хватало сил и средств чтобы строить новые крепости для обороны, не то что избавляться от старых.
Датский посланник Юст Юль писал в 1709 г., что после закладки корабля «Полтава» на адмиралтейской верфи делегация с участием царя и многочисленной свиты, включавшей иностранных посланников, поехала взрывать Ниеншанц некой взрывчаткой, изобретенной адмиралом Крюйсом. В описании посланника говорится, что, когда ее заложили в укрепления Ниеншанца и взорвали, лед на Неве треснул, так что участники делегации попали в затруднительное положение, будучи не в силах вернуться обратно в город. Но укрепления при этом остались стоять.
– Для многих история Петербурга начинается с крепости на Заячьем острове, а существование памятников на Охтинском мысу устоявшуюся легенду разрушает. Может, в этом проблема?
– Легенда о том, что Санкт-Петербург был заложен на болоте, не приспособленном для жизни, была придумана с благородной целью возвеличивания деяний Петра Великого. Несмотря на многочисленные источники, как археологические, так и письменные, известные в среде образованных людей еще с XIX века, стереотип этот оказался чрезвычайно живучим. Историческая правда, однако, заключается в том, что Приневские земли были хорошо освоенной территорией, люди здесь жили задолго до Петра I, начиная с эпохи неолита, и вся созданная к XVIII веку инфраструктура была использована при строительстве города.
В школьном курсе краеведения сейчас, конечно, рассказывается об этом. Но одно дело – умозрительное представление о неких давних крепостях, а другое – возможность самостоятельно исследовать укрепления и полазать по крепостным валам и рвам, сохранившимся не на картинке, а на своем прежнем месте.
Музей на Охтинском мысу наглядно проиллюстрировал бы богатейшую историю Приневских земель и стал бы достойным дополнением, а точнее основанием того культурно-исторического потенциала, который сконцентрировал в себе Петербург за последние три столетия.
Екатерина Виноградова
Этим материалом “Город 812” начинает кампанию по освещению темы создания Археологического музея на территории Охтинского мыса. Координатор проекта – кандидат исторических наук Даниил Коцюбинский.