Журнал «Город 812» решил выбрать лучших петербургских писателей за последние 115 лет – то есть с начала ХХ века до самых наших дней. Понятно, что все петербургские писатели замечательные – уже хотя бы потому, что работали в особой петербургской атмосфере. Но почему бы не выявить из числа замечательных еще и наиболее выдающихся.
Для этого мы разделили последние 115 лет на три периода: начало ХХ века (1900–1918 гг.), советское время (1918–1991), современность (1991–2015). И попросили экспертов сказать, кого из петербургских литераторов в каждом из периодов они считают лучшим.
Когда номинантов на лучших из лучших наберется много, мы проведем народное голосование на сайте журнала. А пока представляем две первые тройки.
Александр Прокопович, главный редактор издательства «Астрель-СПб»
До 1918 года
Дмитрий Мережковский
– Конечно, начало века – это время поэтов. Слишком быстро все менялось для прозы, но был Мережковский.
Можно как угодно оценивать его взгляды, дружбы и ненависти, но думаю, он до сих пор остается одним из самых, с одной стороны, недооцененных авторов, а с другой – эталоном языковой прозы. Дмитрий Мережковский умел все. Если бы существовали чемпионаты по писательскому мастерству, он и сегодня оставлял бы другим борьбу только за серебро. Разве что Набоков мог бы как-то ему противостоять.
Кому-то покажутся его тексты архаичными, время не щадит никого, но Мережковский точен и беспощаден, он погружает читателя именно в тот мир, именно в ту эмоцию, которую задумал.
Советский период
Братья Стругацкие
– Я выберу Стругацких. И я даже не берусь оценивать всю мощь их таланта, для меня важно то, что мало каким писателям вообще подвластно. Они создали целый мир, в котором хочется жить.
Строго говоря, любой писатель создает мир, но у братьев – всё настоящее.
Если коммунизм и сохранил где-то свое обаяние, то в книгах Аркадия и Бориса.
И не так важно, до каких именно высот добрался прогресс, но какие же там люди!
И как жаль, что и Бондарчук, и Герман совершили одно и тоже преступление – почему-то забыли об этом. Грязи полно и в обычной жизни, зачем же ее еще и на экран тащить? А в книгах Стругацких было с кем пообщаться, с кем дружить и с кем в разведку пойти.
Сейчас
Дмитрий Горчев
– История тяжелая, я совершенно не представляю, как решить, какой из авторов лучше, в моем случае, когда я их не только издаю, но и общаюсь-восхищаюсь…
Все-таки все становится понятнее издалека. Поэтому напишу об одном человеке, который меня удивил. Это Дмитрий Горчев.
Так обычно проживают поэты. К писателям природа куда снисходительнее, но не на этот раз. Он родился в Казахстане, но мне кажется, просто Петербург как-то протянулся туда и выхватил своего по крови. В свое время Константин Райкин говорил о том, что определить большого артиста легко. Вот он только вышел на сцену, а зал уже глаз оторвать не может… Книги Горчева – такие же. Никакого вчитывания, никакого «пойдет-не пойдет», прочел первый абзац – всё, не оторваться. Как-то у Дмитрия получалось…
Ремарка
– По моему опыту, читателю абсолютно все равно, где и когда родился писатель. Все решает текст. Город, конечно, пытается наложить свою матрицу, время старается что-то изменить, но великие писатели могут позволить себе просто этого не заметить.
Лев Лурье, публицист, историк
Начало ХХ века
Александр Блок
– Мне кажется, что Блок после Некрасова и отчасти опираясь на него открывает новую линию русской поэзии, и все более поздние поэты будут так или иначе от нее отталкиваться. Это действительно «трагический тенор эпохи», как сказала про него Анна Андреевна Ахматова. Для меня в начале XX века нет поэзии сильнее по силе завораживающего эффекта, чем поэзия Блока.
Советское время
Иосиф Бродский
– Если относительно Блока у меня никаких сомнений не было, то у Бродского немало конкурентов: Юрий Тынянов, Анна Ахматова, Сергей Довлатов, Евгений Шварц, Даниил Хармс, Александр Володин. Но, пожалуй, Бродский значительнее их всех, он очень важен для России как человек, сумевший благодаря величию своего замысла преодолеть все и победить время, обстоятельства и власть.
Современный Петербург
Сергей Шнуров
– Что касается нынешней петербургской беллетристики, то у меня впечатление о ней, скорее, печальное. Я практически не знаю ни одного писателя, выход книги которого был бы для меня событием. Это не относится, кстати, к журналистике. Например, все, что пишут Михаил Золотоносов, Евгений Вышенков, Дмитрий Губин или Татьяна Москвина, я всегда немедленно читаю. Это может нравиться или не нравиться, но это всегда увлекательно, информативно, талантливо.
Что касается беллетристики, то ни одного нового имени с 90-х я для себя не открыл. Я думаю, что единственный писатель со своим голосом у нас – это Сергей Шнуров, такой поющий Михаил Зощенко. Его творчество – это некоторый новый ход в литературе, чрезвычайно яркий и довольно сложный.
Наталья Дельгядо, арт-директор издательства «Вита Нова»
1900–1918
Иннокентий Анненский
Петербург, на первый взгляд, это город классицизма. Но классицизм Петербурга – странный, похожий на тютчевский «покров, накинутый над бездной». Под оболочкой классицизма – иррациональный, лихорадочный дух. Поэтому, думаю, самым петербургским по духу поэтом начала ХХ века был филолог-классик по образованию, «убежденный защитник классицизма», переводчик с древнегреческого и комментатор всего корпуса текстов Еврипида (это 18 трагедий), поэт, выпустивший первую книгу стихов в 50 лет, служивший директором гимназии и переводивший Горация, Гёте, Гейне, – Иннокентий Анненский.
Сквозь строгую классическую форму стиха Анненского прорывается то самое достоевское, иррациональное:
Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.
Из Анненского вышли Ахматова, Гумилёв, Георгий Иванов. И футуристы не обошлись без его влияния – он автор первого русского футуристического стихотворения «Колокольчики».
1918–1991
Даниил Хармс
После 17-го Петроград-Ленинград стал городом исторической катастрофы, городом абсурда. И, конечно, главный литератор этого города – Даниил Хармс. Певец абсурда, мыслитель абсурда. Джентльмен, невозмутимо описывающий, как Каратыгин отделал Тикакеева или как пришли арестовывать дамочку, только что показывавшую подвязки своему кавалеру. Первое, что поражает в Хармсе, – его ледяное спокойствие. До сих пор непонятно, к какому жанру отнести «хармсоиды». Сатире? Кафкианской трагедии? Этот человек живет во взорванном мире. Живет спокойно и твердо. Ничему не удивляясь, будучи готовым ко всему.
1991–2015
Эдуард Кочергин
Если до 1917-го город и эпоха готовились к гибели, после 17-го – гибли, то в постсоветское время учились выживать. О людях, выживших после репрессий и войн, в условиях социального хаоса, пишет Эдуард Кочергин. Кочергин – с 1971 года бессменный главный художник БДТ, один из лучших сценографов, но он еще и великолепный писатель, его я считаю самым важным современным автором. Первая его книга, «Ангелова кукла», с героями – послевоенными обитателями петербургского дна: обрубки, проститутки, городские сумасшедшие… Его книги – о сохранении человеческого в человеке в самых страшных условиях. Это тема и второй его книги – «Крещённые крестами» (в 2010 году за эту книгу Кочергин получил премию «Национальный бестселлер») – одиссея подростка, сбежавшего из приемника для детей репрессированных и добравшегося за шесть лет до своей чудом уцелевшей матери.
Кочергин очень петербургский автор, но его Петербург непривычный. В новой книге «Завирухи Шишова переулка» он переходит к городскому фольклору, рассказывая о шишах. Одного из шишей – домового, живущего в квартире Кочергина,– зовут Кеша… Потому что он Иннокентий. А Иннокентий – потому что Кочергин живет сейчас в той самой квартире на Захаржевской улице Царского Села, в которой в начале века жил Иннокентий Анненский. Кстати, художник Кочергин стал писателем Кочергиным после того как поселился в этом доме
Ольга Таратынова, директор музея-заповедника «Царское Село»
Начало XX века
Анна Ахматова
– Рискну сделать ставку на раннюю Ахматову и назвать ее для себя главным поэтом начала века, а не советского периода. Абсолютно, стопроцентно петербургская поэтесса. Ее стихи – глубинно женские, и в этом их особая ценность. И судьба ее очень петербургская. Ахматова не изменила ни себе, ни городу. И с прямой спиной – как на портрете Натана Альтмана – перенесла все, что выпало на ее долю. Конечно, ее имя неразрывно связано с Царским Селом. В Царском Селе традиционно высок градус творческой энергии, но все-таки именно Пушкин и Ахматова – наши главные царскосельские литературные константы.
Советское время
Евгений Шварц
– Я не знаю более многослойного писателя, чем Шварц. Его пьесы до краев наполнены символами, смыслами, параллелями, поэтичностью, иронией. Перечитываю время от времени «Дракона», «Обыкновенное чудо» и «Тень». Чем старше становишься, тем больше для себя открываешь в них. Очень искренняя проза. Шварц не лгал в искусстве – и не терпел фальши в жизни. В его пьесах сосуществуют едкость сатирика и ленинградская интеллигентность. И сейчас так хорошо погружаться в его мир с волшебниками, принцессами, медведями, Ланцелотом. В «Обыкновенном чуде» он написал: «Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте – и вы будете так счастливы, что это просто чудо!» Это ответ на вопрос – как стать счастливым.
Андрей Кивинов, писатель, сценарист
Начало XX века
Александр Грин
– Я сразу вспоминаю Александра Гриневского, который писал под псевдонимом Александр Грин. Его судьба была тесно связана с Петербургом, а книги он писал великие. Одни «Алые паруса» чего стоят!
Советское время
Илья Штемлер
– Пожалуй, писатели номер один для этого времени – это Стругацкие. Пусть всего один из них жил в Питере, но, мне кажется, этого достаточно, чтобы включить их в этот рейтинг. Это великие авторы: вещи, сказанные ими в 70-е, актуальны в любое время и в любом месте.
Вадим Шефнер – чисто петербургский по стилю писатель. Ленинград у меня с ним как раз и ассоциируется. Он жил, судя по всему, на Васильевском острове и во время войны писал про город… Даже в некоторых его фантастических произведениях Васильевский остров фигурирует.
На это время вообще много имен приходится. Валерий Попов, например. Но мне хочется выделить Илья Штемлера, который был новаторским для того времени автором. Это наш Артур Хейли: он писал о профессиях, которые сам осваивал. Жил в Ленинграде и писал о нем. Его очень интересно читать.
Современность
нет
– В наше время, с одной стороны, много хороших авторов: Сергей Арно, Михаил Веллер, Андрей Измайлов.. Но назвать кого-то из них лучшим из лучших я не могу. Есть авторы, у которых один роман хороший или повесть, но в целом великими их не назовешь. Видимо, вся литературная элита сейчас в Москве сосредоточилась.
С одной стороны, дело в том, что время изменилось. В начале и середине прошлого века литература привлекала большее внимание публики, чем другие виды творчества – кинематограф, музыка. В начале века не было телевидения, а в середине – Интернета. Сегодня литература вынуждена конкурировать с ними, и многие, боясь быть невостребованными, отказываются посвящать себя литературному творчеству. Сейчас тиражи жутко маленькие. Кто будет писать книги, которые никто никогда не прочитает?
С другой стороны, роль Петербурга со временем тоже изменилась. В прошлом веке наш город играл большую роль в социальной, политической и культурной жизни, был даже значимее, чем Москва. Сначала это был город-столица, потом город революций, а потом все в Москву переехало. Поэтому все силы там сосредоточены, хотя попадаются хорошие авторы и в глубинке, как, например, Алексей Иванов.
Татьяна Москвина, писатель, публицист
Начало ХХ века
Александр Блок
– Тут целый полк великолепных писателей, сложно выбрать. Андрей Белый – не то чтобы он мой самый любимый, но он, несомненно, был очень важной фигурой. Его роман «Петербург» связан с петербургской фантасмагорией, мистикой. У него Петербург – это точка, где реальный земной мир соприкасается с ирреальным.
Сатириконцы с Надеждой Тэффи и Аркадием Аверченко – это другой полюс, полюс земной жизни. Они тоже выдержали испытание временем, их перечитывают, к ним постоянно обращаются.
Но в высшей степени это время определял Александр Блок. Его миры и его ритмы, его картины и его музыка создали то время. Максим Горький мог бы с этим не согласиться, но Горького таким уж петербуржцем не назовешь.
Советское время
Михаил Зощенко
– Для этого периода очень важное имя – Михаил Зощенко, с его раздвоением на юмориста, сатирика и на мрачного исследователя глубин человеческой психики, как в знаменитой книге «Перед восходом солнца», например.
Я очень люблю Евгения Шварца. И всех обэриутов, конечно, тоже. Но Евгений Шварц для меня как маяк, в некотором роде идеальная личность. Особенно люблю его дневники, часто их перечитываю.
Вера Панова – безупречна, к ней никаких претензий. Израиль Меттер – один из моих любимейших писателей. Его знают благодаря повести «Мухтар», хотя все его творчество прекрасно. Братья Стругацкие – тоже чисто петербургское явление, их нельзя не упомянуть.
Очень люблю Вадима Шефнера с его как будто фантастическими рассказами. И вообще мне кажется, что многие ленинградские писатели незаслуженно забыты – те же Виктор Голявкин и Радий Погодин, например. Имена можно перечислять бесконечно.
Современность
много
– Я являюсь членом литературной группы петербургских фундаменталистов, а у нас там очень строгая дисциплина. Павел Крусанов, Александр Секацкий, Сергей Носов – писатели принципиально важные для меня. Никакого сходства между нами нет, и тем не менее, в чем-то мы неуловимо схожи. Что общего между Носовым и Крусановым? Наверное, какой-то приятный петербургский сдвиг, какая-то неконъюнктурность, может быть.
Но я и других петербургских писателей ценю и читаю: Валерия Попова, Александра Мелихова. Мелихов – очень интересный писатель. Он измеряет жизнь мерками любви и смерти и копает очень глубоко. Илья Большов – тоже прекрасный автор. Очень мне понравился роман Ксении Букши «Завод «Свобода»», получивший в прошлом году «Национального бестселлера». Если она будет продолжать так работать, будет очень интересная писательница
Александр Секацкий, философ
Начало ХХ века
Андрей Белый
– Серебряный век Петербурга представляет собой планетарный шедевр искусства в целом, и в этом созвездии писателей и художников нелегко выбрать отдельные имена, тем более что каждое из них отчасти померкнет, если изъять его из общей магии эпохи. Но если все же руководствоваться формальной задачей, я выбрал бы Андрея Белого, который был москвич, но написал, быть может, лучший литературный текст того времени, роман «Петербург». По каким-то глубинным, незримым параметрам этот роман продолжает вдохновлять петербургскую литературу и сегодня.
Советское время
Константин Вагинов
– Со вторым периодом не меньше сложностей и странностей. Для меня тут особая роль принадлежит Набокову, который родился в Петербурге, провел здесь детство и юность, но творил в эмиграции, оставаясь не просто великим писателем, но и хранителем, проводником петербургского стиля.
Литературная группа ОБЭРИУ, плоть от плоти Петербурга, была и остается действующим сейсмическим центром абсурда – и как же не назвать их совместное творчество «самым значимым писательским вкладом»?
Ближе к концу советской эпохи появляется Андрей Битов, без его рассказов и без «Пушкинского дома» невозможно представить себе литературный Ленинград.
И все же, если опять-таки максимально близко придерживаться формальной задачи, я, пожалуй, остановился бы на Константине Вагинове, его печальная фантасмагория – это образец литературного самоотчета нашего города.
Современность
Крусанов (на фото) и Носов
– А вот из ныне живущих писателей я выделил бы Павла Крусанова и Сергея Носова. Они представляют собой как бы два полюса современного петербургского текста. Крусанов – непревзойденный мастер композиции и, так сказать, прямой экспозиции. Носова я назвал бы бесстрашным укротителем нелепостей – каждый раз приходится только удивляться результатам его виртуозной работы.
Павел Крусанов, писатель
Начало ХХ века
Евгений Замятин
– Василий Розанов, Леонид Андреев, Андрей Белый, Евгений Замятин. Все очень разные, но если их взять вместе, получается картина бурлящего котла: трепет живой мысли, поиск новых форм, зыбкое дрожание реальности и скрежет обрушения земных основ. Замятина можно было бы отнести и в советский период, но лучшие свои повести («Алатырь», «Уездное», «На куличках», «Островитяне») он написал все же в предреволюционные годы.
Советский время
Виктор Соснора
– Константин Вагинов, Юрий Тынянов, Иван Ефремов, Андрей Битов, Владимир Насущенко, Виктор Соснора. Каждый из них представлял своеобразный эталон подлинности – такое в литературе не подделать. А Виктор Соснора, по существу, и вовсе предтеча всего русского литературного постмодернизма.
Современность
много
– Сергей Носов, Татьяна Москвина, Илья Бояшов, Василий Иванович Аксенов (не путать с Василием Павловичем), Александр Секацкий, Сергей Коровин, Вадим Левенталь, Герман Садулаев, Александр Етоев, Леонид Могилев, прекрасный документалист и жанровик Андрей Константинов. Обоснование выбора простое – они лучшие. Время, конечно, разберется и, возможно, посрамит мои потуги воздать по заслугам, однако картина видится мне именно такой.
Разумеется, кого-то назвать я при этом забыл, поскольку голова человеческая – по-прежнему инструмент темный. И это относится ко всем периодам.
Николай Коняев, председатель Православного общества писателей Санкт-Петербурга
Начало ХХ века
Александр Блок
– Я бы назвал дореволюционного Блока – мне кажется, это писатель и поэт, оказавший самое большое влияние на литературу того времени. Я согласен с Горбовским, который говорил: у нас было много хороших поэтов, но по-настоящему очаровывал мыслью и словом именно Блок. Он стоял выше всех, потому что умел найти те слова, которые были тогда нужны, которые вся страна хотела услышать. И до сих пор мы его читаем.
Советское время
Федор Абрамов
– Поделю советское время еще на два: предвоенное и послевоенное. Я не уверен, кому из поэтов и писателей предвоенного поколения отдать предпочтение. Назову Анну Андреевну Ахматову – ее голос для меня звучит наиболее отчетливо в этом хоре. Я сейчас оцениваю даже не столько по мастерству, сколько по общественному и внутреннему звучанию в стихах и романах наших писателей.
А в послевоенном Петербурге самым значительным писателем был, конечно, Федор Абрамов. Он, к сожалению, забыт сейчас, но именно он сумел первым сказать то важное, которое стали повторять потом другие писатели. Его книги «Братья и сестры», «Две зимы и три лета» рассказывают о глубинной русской жизни гораздо лучше, чем многие книги более известных писателей.
Современность
Глеб Горбовский
– Я могу назвать десяток имен замечательных писателей, но, к сожалению, никто их не знает. Например, есть такой писатель Николай Шадрунов, один из лучших среди тех, кто писал в 80–90-е. И таких много – они чрезвычайно интересны и созвучны времени, но о них, увы, никто не слышал. Из живущих сейчас и широко известных – Глеб Горбовский, у него есть стихи, написанные на рубеже веков, которые очень созвучны времени и при этом достойно продолжают литературную традицию.
Имена других совсем не раскручены, такова судьба большинства современных писателей. Они не хуже, они просто не были услышаны, в отличие от своих предшественников. Такова общая тенденция – внимание публики отвлечено от литературы множеством более увлекательных занятий. И жизнь теперь очень неспокойная, человек, работая на двух-трех работах, зачастую не успевает читать стихи и романы, ему нужно что-то полегче. Может быть, это пройдет, но последние 25 лет наш образ жизни не располагает к спокойному и вдумчивому чтению. Это зависит не от писателей, а от общей ситуации. Когда человек не знает, что будет завтра, в какой стране он проснется, ему сложно думать о литературе.
Дмитрий Трунченков, литературный критик
– Нулевые годы – ярчайший расцвет русской прозы, особенно в романной форме. Итог: планка XIX века, казавшаяся недостижимой, преодолена. Писателей у нас и больше, чем в школьной программе, и пишут они как минимум не хуже. В Петербурге живут три прозаика, живых классика. По условиям назвать нужно одного. Тут я избегу характеристики «лучший», а просто назову писателя, больше всего повлиявшего на мою повседневную жизнь и изменившего ее к лучшему своими книгами. Это Евгений Водолазкин.
– чему-то научивших, заставивших проделать работу ума и души;
– адекватно передавших ментальность своего времени;
– бытописателей своего времени.
Есть еще мифологи – создавшие свое собственное представление о действительности. Но такой за ХХ век был только один – Андрей Платонов. Да и тот не питерский.
Номинант: Андрей Белый
Борис Стругацкий
Сергей Довлатов
Андрей Белый
Был еще Иннокентий Анненский, который нашел ту классическую, без особых истерик и эмоций, спокойную петербургскую ноту в поэзии, из которой потом выросло множество петербургских и ленинградских поэтов второго, скажу так, ряда. Хотя он и на Ахматову повлиял, а через нее на Бродского.
Номинанты: обэриуты
– Советский Петербург, то есть Ленинград, дал целую группу великих литераторов – можно называть их экспрессионистами, сюрреалистами или использовать имя, которым они назвались сами, – ОБЭРИУ. Команда обэриутов была на уровне самой высокой мировой литературы того времени, ярче сюрреалистов и тоньше и изящнее экспрессионистов. И если русский авангард был тем, на что равнялась мировая живопись, то на обэриутов должна была равняться литература, если бы о них хорошо знали. Не могу выбрать одно имя, они все хороши и не похожи друг на друга: и Введенский, и Хармс, и Заболоцкий, и Вагинов. Обэриуты, несомненно, чисто петербургское явление.
Виктор Топоров
Это было первое вступление. Теперь второе.
Надо быть очень храбрым экспертом, чтоб однозначно назвать современника, который пишет лучше других современников. Прямо мужественным надо быть.
Очень просто сказать, что до революции лучше всех писали хоть Достоевский, хоть Чернышевский, хоть Бестужев-Марлинский. Никто из них не прочтет и не обидится. А современного писательского форварда назвать очень трудно: Петербург, как и Ленинград, – город маленький, проще назвать всех знакомых литераторов, кого можно встретить, гуляя от издательства «Лимбус Пресс» до магазина «Все свободны». Никто не боится не попасть в тренд (в проекте «Города 812» выбирать все равно читателям), просто в дни раздумий нужен один писатель, а в дни тягостных сомнений – другой. С учетом поддержки и опоры становится понятно, что единственного кандидата назвать непросто.
В конце ХХ века и в начале ХХI я постоянно на что-то надеялась, и не погубили эту мою надежду книги Германа Балуева. Два его последних романа.
Балуев написал немного, напечатал еще меньше. Можно не учитывать его первые книги, пробные, для понимания издателей. Самиздат для Балуева был невозможен, он, как американский писатель Фрост или как Бродский в Америке же, всю жизнь работал, и печататься в самиздате означало поставить под удар коллектив. Пробная книжка была очерковой, с советскими бодрыми, но почему-то повернутыми к читателю спиной, юношами на фоне ЛЭП или ТЭЦ. Составители набрали в нее балуевских очерков, с автором не сильно советуясь, так что это сочинение можно не учитывать. А вот два романа – «Срок давности» и «Хроникер» – это книги.
Я не буду пересказывать сюжеты романов, потому что с первых слов вы поймете, что пересказ – не главное мое умение, денег мне этим не заработать. Я не буду анализировать стилистические особенности романов, потому что, понимай я, как это делается, проще было бы самой написать роман. Я не буду ничего доказывать, потому что наш проект не требует бесспорных доказательств лидерства твоего кандидата. Просто я так считаю. ИМХО.
Жаль, но, скорее всего, вы не читали романы, которые произвели на меня такое сильное впечатление, на заре перестройки тираж можно было сосчитать на пальцах одной страусиной лапы: у него их два. «Хроникера» сегодня почитать можно, его вывесили многие библиотеки (вместе с прелестной балуевской книжкой «Командир Иванов»), а «Срок давности», увы, полная букинистика, большая редкость.
И есть еще третий роман, который читали примерно десять человек, рукопись, которой в начале этого текста я грозила «Русскому Букеру», обидевшись за петербургских литераторов. Он называется «Олигарх», и, по-моему, он лучше всех современных петербургских текстов, которые я читала. Примите как данность. Хорошо бы эту данность сделать доступнее читателю, хорошо, но трудно. Срок назначить невозможно, сами понимаете
Андрей Белый
Алексей Толстой
Здесь мне хотелось бы назвать еще двух человек. Во-первых, в контексте всей прозы 1920–1930 годов, многими забытой, хочу напомнить о таком замечательном ленинградском писателе и военном моряке, как Сергей Колбасьев. Я сам василеостровец, и военно-морская традиция все еще близка моей семье, а Колбасьев писал как раз о морском кадетском корпусе на Васильевском. Например, его повесть «Арсен Люпен» посвящена гардемаринам в эпоху приближающейся революции.
Во-вторых, не могу не назвать Александра Беляева – для меня это такой русский Эд Вуд (почему-то именно кинематографический мастер приходит в голову при попытке сравнения – мастер фантастического кино, фильмов ужасов), который создал собственный, очень странный фантастический мир. Его судьба была трагична – писатель не смог пережить оккупацию и в 1942 году умер от голода в Пушкине.
Наталья Медведева
Владимир Маяковский
Виктор Соснора
Жаль, что после 2006 года Соснора новых стихов не пишет, не публикует – только сжигает прежние.
Иван Соколов
– Слежу за развитием одного из мастеров молодой поэзии: петербуржец Иван Соколов умен, образован, креативен и деятелен. Иногда из-под клавиш выходят многогранные по смыслу и форме миниатюры: «Щелкает, включаясь, / обогреватель. В обоях – / дырка. Печка / гудит. Пыль / на полу умирает. / Крыша над домом / все еще / держится. На / одеяле лежит / рука. А на веревке – / чужие носки. / И если бы ты и хотел / отсюда подняться – / никак: натопленный / воздух тугими / узлами висит».
Анастасия ДМИТРИЕВА, Вадим ШУВАЛОВ