Немецкое школьное образование дается бесплатно всем, включая детей иностранцев. Обычно это первое, что узнают родители, затеяв переезд в Германию. Узнают – и радуются. Но дальше начинаются проблемы. Потому что немецкое образование устроено не так, как в России.
Немцы и в сфере школьного образования умудрились избежать крайностей. Немецкая школа не делает акцента на том, что государству нужна только высокообразованная интеллигенция или, наоборот, как можно больше трудяг. Сама система выстроена так, что каждый школьник в прямом смысле получает по своим способностям.
С шести и до десяти лет дети учатся в начальной школе, а дальше начинается разделение. Те, кто совсем не показал рвения к учебе и чьи оценки были по большей части низкие, переходят в так называемую «Основную школу» (Hauptschule). По ее окончании можно претендовать только на рабочую специальность: то есть выучиться на сантехника, автомеханика, повара, почтальона и т.д. Если оценки в начальной школе были средними, то у ребенка появляется возможность перейти в «Реальную школу» (Realschule). В таких учебных заведениях к образованию подходят наиболее широко. С одной стороны, «реалистов» готовят к местным аналогам техникумов, где они учатся азам торговли, пивоварения и прочего. С другой – по окончании школы «реалист» может год отучиться в гимназии и потом поступить в вуз. То есть Realschule – это то место, где ученикам предоставляется наиболее полный выбор.
Наконец, есть гимназии. Они заточены на академическое образование и готовят учеников к поступлению в высшие учебные заведения. И вместе с начальной школой гимназисты тратят на среднее образование двенадцать лет. Это число становится камнем преткновения, в частности, для российских эмигрантов и по совместительству – родителей подростков.
До десяти лет ребенок может ходить в любую начальную школу, и его шансы поступить потом в гимназию – а именно гимназическому образованию отдают предпочтение бывшие россияне – точно такие же, как и у всех прочих детей. Но чем дольше отучился ребенок в российской школе, тем меньше становится вероятность того, что в гимназию его возьмут. Не совпадает в первую очередь система оценок – в немецких школах она шестибалльная, и распределение после начальной школы зависит от среднего балла ученика, а также от рекомендаций учителей.
Засчитать здесь аттестат, выданный российской средней школой – будь она трижды гимназией, – практически невозможно. По факту, ребенку будет сложно попасть даже в Realschule, не то что в гимназию. И если родители хотят, чтобы их сын или дочь получили однажды высшее образование, выход у них есть только один – частная школа.
Один мой русский знакомый как-то сказал другому: «Тебе повезло, у тебя сын еще мелкий, а у меня – подросток». В его голосе слышались страдальческие нотки, потому что частная школа – это прежде всего дорого. За обучение своих детей люди платят по 500 евро в месяц и выше. Если учитывать, что средняя зарплата представителей IT-сферы – а из России сюда едут в основном программисты – порядка 4000 евро в месяц, что большинству приходится снимать квартиры (а в Мюнхене за жилье на семью вы отдадите никак не меньше полутора тысяч) и что часто кормилец в семье один, картина вырисовывается не самая радужная. К тому же, частные школы очень любят брать деньги пачками, то есть не списывать со счета пятьсот евро раз в месяц, а брать сразу всю сумму за год вперед.
А есть ведь еще и интернаты. Самый дешевый в Баварии, я посмотрела, обойдется в 22 тысячи в год. Это, конечно, необязательная штука. Но если вы живете в небольшом городке, ближайшая частная школа может находиться в пятидесяти километрах от вас, и мотаться туда дважды в день у вас попросту не получится.
Так что да, привыкшие воспринимать высшее образование как что-то элитарное и престижное, русские эмигранты на собственном опыте узнают, что бесплатно проскочить в элиту не получится. И есть немало людей, которые возвращаются в Россию именно поэтому. Впрочем, многие из них сетуют на качество немецкого школьного образования, утверждая, что в России оно лучше.
Как и многие европейские школы, немецкие делают ставку не на зубрежку множества фактов, а на осознанность учеников. По мнению местных учителей, ребенок должен понимать, что не просто нужно ему знать, между кем и кем была русско-японская война, но и для чего ему этот факт пригодится. Поэтому в средней школе ученики, в дополнение к стандартной программе, выбирают факультативы – по сути, более глубокое погружение в предмет. Гимназисты могут хором сказать учителю: «Ну его на фиг, Музиля этого, давайте лучше разберем последний роман Донны Тартт», и если мнение будет действительно общим, а сами ученики окажутся способными объяснить учителю, чем им так полезна Тартт и почему им в жизни не пригодится Музиль, учитель будет вынужден покориться.
И вот эта ситуация, в которой ученики как бы сами формируют школьную программу, некоторых непривычных к местным порядкам родителей очень напрягает. Хотя на самом деле это именно что дело привычки и еще – понимания того, ради чего это все делается. Во-первых, местные школы, как и родители, не оказывают на детей такого давления, как в России. Фраза «если не выучишь геометрию, станешь трубочистом» может прозвучать здесь лишь как простая констатация факта, а не как угроза, потому что трубочист – профессия безмерно уважаемая. Во-вторых, детей чуть ли не с младенчества учат совершать осознанный выбор. В-третьих, к концу школы они хорошо представляют себе свои перспективы, умеют самостоятельно добывать знания и учиться. А это очень полезные навыки, потому что учебу в местных университетах халявной не назовешь.
Кстати, эту мечту – о будущей профессии – здесь тоже уважают и учителя, и родители. Одна моя знакомая рассказывала, что ее сын отучился в гимназии, а после нее пошел учиться на пивовара. В глазах многих моих соотечественников это наверняка выглядит серьезным падением: иметь блестящие шансы на отличное академическое образование и так его профукать, уйдя в ремесленники! Но этот самый Тилль сознательно хотел в гимназию, чтобы когда-нибудь, если понадобится, иметь возможность поступить в вуз. Но при этом он мечтал стать пивоваром. И стал им. Очень, кстати, неплохим.
Катя Щербакова, Мюнхен
