Что в жизни Петербурга было судьбоносным или просто важным? 2) чего ждать в 2019 году? На эти два вопроса “Городу 812” искусствовед и культуролог, сотрудник Эрмитажа Алексей Лепорк.
– Так что было для вас главным в этом году?
– Главным событием года назвал бы окончательное и кардинальное изменение архитектурного облика города, а точнее изменение его основной градостроительной идеи. Петербург до самого недавнего времени был предельно центрированным городом.
Как-то современный английский живописец Дэвид Хокни очень точно заметил, что художник, пишущий пейзаж, вносит в природу фокус зрения – его ведь изначально нет. Нет направленного на природу взгляда, и только сконцентрированный взгляд художника делает из природы пейзаж, в котором мы, зрители, видим потом природу в целом. С архитектурой происходит примерно то же: на смену ландшафту, интересному или скучному, приходит видение зодчего, урбаниста, того, кто город планирует. У нас была абсолютная заданность центра, от него всё расходилось, к нему всё сходилось, пространство Невы перед Стрелкой – именно это смысловой, оптический и геометрический центр. К тому же, выделенный двумя вертикальными осями – Петропавловского собора и Адмиралтейства, а между ними заданная ось взгляда от Биржи и на нее. Таких городов очень мало, из крупных мы, наверно, едва ли не единственный.
Чаще всего города возникали стихийно и органически и постепенно вырастали. Нет такого центра в Лондоне, нет в Риме, нет даже в Париже и Москве. Наша уникальность в том, что как минимум 150 лет всё шло по какому-то необъяснимому ненаписанному плану, установка была задана, и она соблюдалась. И дальше еще более парадоксально всё выжило и в следующие 150 лет, даже война не принесла городу серьезных утрат.
С появлением «Лахта Центра» всё изменилось. Возникла не только новая ось, кардинально превышающая существующие и по сути доминирующая над городом, но возникает и новый центр. За ЗСД между стадионом и «Лахта Центром» возникает новый город, оттягивающий на себя не только строительные усилия, но и внимание.
Уникальность нашей центричности в том, что она была не только функциональной и прагматической, но и художественной. Она эстетически всё подчиняла себе, задавала общий строй. Подобной эстетической ясности исторического центра не было нигде. Теперь всё стало иначе. А потому возможно возникновение и новых центров притяжения.
Но последующее уже мало что поменяет. Главное утрачено, и безвозвратно. Обидно только то, что утрачено без приобретений. «Лахта Центр», увы, слишком банальный объект, чтобы ради него всё приносить в жертву. А заодно утрачены и природные перспективы Финского залива. Прежде там была природа, теперь над всем высится строительная ось.
Второе, что бы я выделил, это отношение к целостному и подлинному объекту. Чем дальше, тем больше происходящие реконструкции исторических зданий приносят в жертву подлинность, причем радикально. Худший и самый больной пример – Никольский рынок: внешне всё как было, но ни одного старого камня не осталось. Вы входите под старые аркады и видите, что они совершенно новые – от плит пола до бетонных конструкций перекрытий. Но общественное внимание на него явно слабое.
А потому дискуссия о перекрытии двора Русского музея – важнейший симптом уходящего года. Во-первых, обращено внимание на то, что преступно жертвовать целостностью и подлинностью архитектурного сооружения, тем более такого важного, как Михайловский дворец. Он дошел до нашего времени удивительно прилично, так зачем же неоправданно его крушить и долбить. Если нужен лифт, то именно его и стоит делать. Однако, как все понимают, дело сводится к освоению миллиарда двухсот миллионов. Важно, впрочем, и второе, что впервые на защиту собственного здания выступили именно музейные работники. Это пример живой ответственной совести тех, кто выбрал музей местом своего профессионального служения. Вокруг нас одни вертикали власти. А Ирине Шалиной и Надежде Пивоваровой, хранителям древнерусского искусства, не всё равно, и за наследие они по-настоящему радеют, так храбро и так достойно, что даже готовы идти в суд и доказывать там свою правоту перед безразличием КГИОПа. Это достойнейший пример.
И мне кажется, что этот пример важнее многих выставок и других событий уходящего года. Если хотя бы часть музейных работников, а за ними и граждан, начнут так ответственно относиться к историческому и художественному наследию, то шанс есть. Пока небольшой, но иногда и лучик греет.
А если говорить про выставочные проекты, то самым радостным стал неожиданный поворот Эрмитажа в сторону старого искусства. Три замечательные выставки за последние полгода – удивительное явление. Громадная выставка голландского искусства XVII века из так называемой «Лейденской коллекции», небольшая, но тщательно подобранная выставка параллелей из Эрмитажа и Художественно-исторического музея в Вене, и наконец, выставка работ Пьеро делла Франческа – это шанс вернуться к неспешному наслаждению и размышлению над искусством, неброскому, не актуальному, не медийному, но сущностно, содержательно увлекательному.
Продолжится ли эта тенденция в следующем году, сказать сложно, но уже шанс – радостно.
– Чего ждать?
– Вряд ли ждать новой живой архитектуры – это, как говорил Николай II , беспочвенные иллюзии. Шанс только в том, что, быть может, возникнет чуть более внимательное и взвешенное отношение к историческому наследию. Ведь именно в подлинности – история, в ней – настоящая память. Память – она ведь не изобретенная вещь, она вбирает в себя всё. Ее невозможно затереть, заретушировать, она в сознании всё равно живет. И если воспринимать ее в непрерывности, в том числе и обучающей, то тогда есть смысл. В том числе и в бережности.
А потому хочется, чтобы даже и разговоров о переделке Финляндского вокзала или сносе стадиона «Петровский» или СКК не возникало. Все они – как и многие другие – вполне крепкие постройки, и из истории слова не выкинешь, иначе – фальсификация. А фальсификации требуют особенных усилий, а потом даже и психотерапевтических (в случае отдельного человека). А городу и обществу лучше обходиться без психотерапевта (излечение болезненно), а здраво жить. Со всем своим багажом.
Вадим Шувалов
