Президент Путин внес в Думу законопроект, который позволит Следственному комитету РФ организовать собственную экспертную службу и проводить судебные экспертизы. До 13 апреля в законопроект будут вноситься поправки, а затем Дума его рассмотрит. Учитывая авторство, решение наверняка будет положительное. Против нового порядка активно выступают адвокаты: они считают, что такая система начисто уничтожит состязательность в суде и превратит экспертов в еще более зависимый институт, который уже не будет иметь никакого отношения к правосудию.
Как устроена экспертиза сейчас? Что не устраивает в ней адвокатов и прокуроров? «Город 812» поговорил с адвокатом Евгением Тонковым и социологом Еленой Масловской.
– О том, что при каждом ведомстве или министерстве надо создать собственные экспертизы, заговорили несколько лет назад, – говорит Елена Масловская. – Даже в МЧС будут свои лингвисты и графологи (чтобы определять, чьи подписи стоят на разрешительных документах, как в деле сгоревшей «Зимней вишни». – Н.А.) Сейчас у нас есть и государственные, и частные экспертные службы. Государственным – например, Центру экспертиз СПбГУ – доверия больше. Про негосударственные почему-то думают, что они могут сделать заключение в пользу того, кто больше заплатит. С другой стороны, есть частные экспертные службы, которые были созданы бывшими силовиками. Есть понятие «карманный адвокат следствия», а есть и «карманный эксперт»: он использует связи со своими недавними сослуживцами для получения постоянных заказов и работает в связке со следствием.
– Эксперты, особенно по гуманитарным делам из государственных вузов, тоже, по сути, карманные.
– Да, для любого профессора можно найти основания для увольнения, поэтому все так и есть. В регионах, где мало вузов и меньше возможности найти работу, ситуация хуже, чем в Петербурге. Впрочем, если эксперт дорожит своей репутацией, он не будет писать заведомо неграмотное заключение, поскольку понимает, что адвокат может добиться вызова эксперта в суд да еще и организует видеозапись. И все увидят, как бледно выглядит этот эксперт и как он «плавает». Я наблюдала ситуации, когда авторы экспертиз со стороны обвинения после процесса подходили к эксперту-оппоненту и сбивчиво объясняли, что они только недавно в этой сфере и хотели бы пообщаться и поучиться у коллеги. То есть люди осознают свой непрофессионализм, но, тем не менее, карьерные интересы перевешивают.
– Тенденциозные экспертизы – пусть даже их сделали эксперты в погонах – все-таки можно признать недобросовестными.
– Пусть даже экспертизу признают недобросовестной и отменят, эксперту за это ничего не будет, еще и медаль дадут, – заявляет адвокат Евгений Тонков. – За необъективность и тенденциозность в интересах службы. Следственному комитету закон не писан, они делают что хотят, а прокуратура их боится. Даже сейчас экспертов заставляют делать то, что хочет Следственный комитет, а уж когда экспертная служба будет внутри самого СК – пиши пропало. СК должен оправдать свой штат, свои зарплаты – поэтому они производят преступления из ничего. Свежий пример: возбудили дело по 194 статье – уклонение от уплаты таможенных платежей группой лиц. Сначала дожимают до мошенничества в составе организованной группы, а потом – до организованного преступного сообщества. И с компьютерными «экстремистами» будет та же ситуация.
– Почему вы думаете, что новый законопроект расширит полномочия социогуманитарных экспертов – тех, кто готовит заключения об экстремизме, а не специалистов по технике?
– Потому что это чудесным образом совпало с вступлением в силу закона об оскорблении власти. Потому что менять что-то в системе медицинской или технической экспертизы не нужно, она отлично работает. В том числе – в интересах полиции и СК. Упрощенно говоря, все происходит так: следователь или оперативник приходит к эксперту с материалом, эксперт сначала делает экспресс-анализ, потом, если его результат удовлетворяет следователя, назначается уже официальная экспертиза. Если не удовлетворяет – скажем, наркотик оказался не наркотиком, – то не назначается. У следователя с экспертом в 90 процентах случаев все обговорено заранее. Известно, какого рода повреждения надо «оформить» потерпевшему: если надо – они будут тяжкими, а если не надо – то средней степени тяжести. Зачем нужна особая экспертная служба как не для закручивания гаек?
Я не боюсь экспертов в погонах, если они будут делать экспертизу голоса или почерковедческую: ее всегда можно перепроверить. Но я насмотрелся, как следователи вертят экспертами-лингвистами или психологами. Филологи, которым сейчас поручают сделать заключение на тему «является ли текст экстремистским», сами понимают, что для ответа на этот вопрос одних языковедческих познаний недостаточно. Нужно изучать криминалистику и другие юридические науки. А следственные органы, а иногда и суды, «правильно» сформулировав вопросы, переложили на юридически неискушенных филологов функцию доказывания. По их канве те пишут в заключении, что текст какого-нибудь блогера является «крайне предвзятым по своей политической ангажированности, воссоздает пространство провокативного дискурса с высоким энергетическим потенциалом. Его цель – разрушение установленного миропорядка, сокрушение легитимности власти, реализация крайне субъективных корыстных политических намерений». Это я цитирую заключение по делу Владимира Тимошенко.
Неужели в России XXI века уголовным законом уже запрещены «политическая ангажированность» и «провокативный дискурс с высоким энергетическим потенциалом»? Если это так, то почему до сих пор еще не привлечены к уголовной ответственности по 282 статье ведущие и участники нескольких адских ток-шоу на Первом канале, которые публично демонстрируют свою «политическую ангажированность»?
Самые громкие скандалы вокруг экспертиз в России
Историк Иван Коновалов из Саратовского госуниверситета делал экспертизу по фонду Общества больных диабетом Саратовской области. Обнаружил, что ОБД «формирует предпосылки к дискредитации органов власти» благодаря замечаниям на своих форумах. Упомянул, что руководитель организации Екатерина Рогаткина говорила, как «пациенты жалуются» на отечественный инсулин. Нашел среди поступающих на счета переводов несколько – от зарубежных фармкомпаний. Далее Минюст признал пациентскую организацию иностранным агентом: НКО оштрафовали на 300 тысяч, Рогаткину – на 50. Сейчас НКО не работает.
Центр социокультурных экспертиз (Москва) в лице учителя математики Н. Крюковой, переводчика с английского А. Тарасова и психолога В. Батова признал изготовителем порнографии руководителя карельского «Мемориала» Юрия Дмитриева, экстремистами – «Свидетелей Иеговы» и Pussy Riot (из дела о панк-молебне эту экспертизу потом убрали).
Экспертный центр СПбГУ. Борис Мисонжников (филолог), Наталья Свешникова (психолог), Галина Мельник (политолог). Проводили экспертизу постов в соцсетях Дины Гариной, которая резко негативно отзывалась о полиции (получила полтора года условного срока плюс увольнение с работы и блокировку счетов). Также давали оценку текстам Владимира Тимошенко, критиковавшего неназванный «репрессивно-карательный аппарат». Тот получил два года колонии. В задачу экспертов входило разъяснение, является ли текст оскорбительным и призывает ли он к свержению власти.
Социолог Ленар Галиев из Набережночелнинского института социально-педагогических технологий и ресурсов нашел признаки политической деятельности в работе благотворительного фонда Тимура Исламова, занимающегося профилактикой ВИЧ и гепатита в Набережных Челнах. «Деятельность осуществлялась путем формирования общественного мнения в целях воздействия на принятие государственными органами решений, направленных на изменение проводимой ими политики», – пишет эксперт. Первое заседание по делу Исламова состоялось 15 января 2019 года.
Судмедэксперт Михаил Клейменов обнаружил 2,7 промилле спирта в организме шестилетнего мальчика, погибшего в ДТП в подмосковной Балашихе. Отстранен от должности и находится под судом.
Биолог из Пензенского НИИ сельского хозяйства Ольга Зеленина дала заключение по «маковому делу» (пекарей обвиняли в незаконном обороте наркотиков: кондитерского мака). Зеленина заступилась за обвиняемых и заявила, что наркосодержащие примеси, выявленные в кондитерском маке (0,00069 процента), технически не могут быть выделены из партии и использованы для синтеза наркотика. В ответ ее обвинили в превышении должностных полномочий и участии в преступном сообществе. Суд по делу эксперта длился больше двух лет и закончился оправданием. Вероятно, стал уроком для других экспертов.
Нина Астафьева
