О, сколь глубока ты, зависимость человеческая от искусства… Стою в НЙ на автобусной станции в очереди на междугородный автобус. В очереди трое – пожилая американка, молодая американка и я. Автобус подадут минут через 15, а пока мы изнываем от жары и улыбаемся друг другу.
Вдруг издалека с крайне недовольным видом плетется пара, обвешанная кутулями и чемоданами, и у меня не возникает сомнений – наши. Мужчина с женщиной игнорируют микроочередь и, растопырившись, занимают метра четыре на краю тротуара, где, по их расчетам, окажется багажный отсек автобуса, чтобы первыми погрузить вещи и первыми попасть в салон. Американки передо мной начинают немного вибрировать, а дородная русская тетя, уперев руки в боки, хохотнув, громко говорит мужчине: «Ты знаешь, чего хотят эти тупые? Чтобы мы встали в очередь! Да мы тут уже час околачиваемся, раньше вас всех пришли!»
В автобусе они садятся сразу за мной, и тетка безостановочно начинает говорить. Стараюсь отключиться на дорогу, на книгу, на телефон, но резкий хриплый голос не так-то просто игнорировать. Вдруг мне начинает казаться, что все, о чем она вещает, я уже откуда-то знаю. Но не под тем углом. Вслушиваюсь – разрази меня гром, она пересказывает соседу «Осеннюю сонату» Бергмана. Ну, так, как она ее поняла. Сюда же по ходу пересказа плавно вплетаются вопиющие случаи, когда ей хамила дочь и как она ее ставила на место.
Бергман бы опупел со всей своей кинематографической элитарностью, если б услышал, как тетка вертит «Осенней сонатой», как дышлом. Тут мужчине надоело довольствоваться ролью жилетки, он отставил ногу – не видела, но уверена, так и было – и давай читать Есенина. Читал много и с выражением. После каждого стихотворения говорил: «Это ж надо такое написать в 24 года!» Или: «Это ж надо такое написать в 21 год!» Короче, задушил Бергмана русской лирикой.
Вот я над ними подсмеиваюсь, а сама ночь не спала от волнения, когда очутилась недалеко от той самой беседки, в которой Марк Твен написал «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна». Тоже, кстати, сейчас могу начать цитировать. «Это ж надо такое написать!» – воскликнул бы дядька, что запрещается то черными дураками, то белыми, то теми и другими вместе.
“Это ж надо такое придумать в 37 лет!” – неожиданно для себя изумилась я вслух в доме-музее Фенимора Купера, когда узнала, что он в жизни не видел ни одного индейца. Даже Чингачгука.
И стала вполголоса читать погибшего в 37 лет Пушкина. «Заразилась от дядьки», – подумала я, – это ж надо…»
Ирина Бондаренко