В субботу, 20 августа я посетила, пожалуй, одну из самых интересных акций гражданского сопротивления – градозащитную экскурсию, которая была посвящена Охтинскому мысу и которую проводила активистка Анастасия Плюто.
.
Я думаю, что читателям «Города 812» нет смысла подробно рассказывать, что такое Охтинский мыс и зачем нужно бороться против его застройки. В журнале уже был не один десяток текстов на эту тему – авторства ведущего научного сотрудника сектора архитектурной археологии Эрмитажа О. М. Иоаннисяна, депутата Б. Л. Вишневского, археолога П. Е. Сорокина и т.д. Просто пройдите по тегу «Охтинский мыс» внизу страницы, и вы поймёте, почему на месте крепостей Ландскрона (1300-1301) и Ниеншанц (1611-1703), где ранее была неолитическая стоянка (крупнейшая на северо-западе России), нельзя строить ни небоскрёбы, ни прочие бизнес-стекляшки. Говорят, это понимает даже Путин, но всё равно предпочитает безвкусные полупрозрачные громадины сохранению исторического наследия.
Крайняя необходимость борьбы против застройки, чиновников, Газпрома и т.д. и послужила причиной этой экскурсии. Всего на неё пришло около 30 человек. Из разных районов Петербурга, абсолютно разного возраста, профессий и увлечений. Нельзя сказать, что это было собрание «охтинских старожилов» или какая-то «хипстерская тусовочка». Всё это очень разные петербуржцы, однако одинаковые в своей непримиримости и отчаянности. В буквальном смысле – никто, по моим наблюдениям не покинул почти трёхчасовую экскурсию, которая проходила в 30-градусную жару под палящим солнцем в открытом пространстве между горячим асфальтом и блестящим железным забором, который скрывает мыс. (Не буду лукавить: я чуть было не сдалась, потому что уже в середине экскурсии была близка к обмороку). Для меня, прожившей по личным обстоятельствам половину лета в Москве среди небоскрёбов, посещение этой экскурсии было не только гражданским долгом, но и духоподъёмным действием. А также – поводом глубоко задуматься о том, что же всё-таки будет если Охтинский мыс застроят и победа будет за людоедской российской действительностью в лице «Газпрома».
Я думаю, если Охтинский мыс застроят, Петербург будет уничтожен – сначала морально, а потом физически. Несмотря на то, что «сердцем Петербурга» традиционно принято считать Петропавловскую крепость, настоящее его сердце – Охтинский мыс, бывший Ниен, где была жизнь задолго до того, как Петербург стал Петербургом (как и Париж, который изначально – Лютеция). После того, как сердце Петербурга будет поражено, градостроительная зараза быстро распространится по всему городу, и вместо Невского проспекта будет какая-нибудь Газпром-стрит. Вместо Эрмитажа – музей газовых ценностей. Вместо петербуржцев – какие-нибудь газбургцы. Или гамбургеры.
Тем не менее предчувствие (не хочется писать «преддверие») такой трагической ситуации должно порождать радикальное петербургское высказывание, как это уже случалось в прошлом тысячелетии. Поясню, что я имею в виду.
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв был настоящим радикальным петербуржцем, несмотря на то что сейчас в бытовом сознании он мыслится как «безопасный» русский гуманист, источник культурных аксиом, ставших общими местами. Да, человек должен быть интеллигентен. Да, человек, должен быть терпим к другим культурам.
Все эти «безопасные суждения» Лихачёв обрамлял в свои культурологические и публицистические работы, в основном, в Перестройку и 1990-е. Самый известный сборник «Письма о добром и прекрасном» впервые увидел свет в 1985 году и переиздавался в 1989 и 1999 годах (примечательно, что в 1999 году – в последний год жизни Лихачёва – название книги сократилось до «Писем о добром»). «Я вспоминаю» – 1991 год. Одна из известнейших статей «Нельзя уйти от самих себя» – 1994. И всё это вроде бы не о Петербурге, сколько о жизни в целом – о России, русской культуре, культурном наследии.
Но какой был контекст города в то время? С точки зрения градозащиты – трагический. В 1987 году погиб «Англетер». В 1993 году появился первый проект «петербургского небоскреба». Лихачев тогда выступил против этой идеи с позиции своего же термина «небесная линия»: «Это полное непонимание того города, в котором живешь, тех ощущений, которые он вызывает. Если мы любим свой город, мы должны сохранить его образ. В первую очередь мы не должны строить высотные здания, от которых уже отказались многие градостроители в Европе».
Всё это не могло не убивать Лихачёва — как истинного петербуржца, успевшего пожить в трёх странах (1906-1999 гг.) и видевшего вживую памятники архитектуры до уничтожения их большевиками. К 1995 году он разработал знаменитую «Декларацию прав культуры», где сформулировал, пожалуй, самое радикальное петербургское высказывание:
«Любые действия, ведущие к уничтожению памятников истории и культуры, включая периоды войн, межгосударственных и межэтнических конфликтов, должны быть в международно-правовом плане квалифицированы как преступление против человечества».
Другими словами, Лихачёв приравнивал разрушение и застройку Петербурга к геноциду. Разрушить исторический облик города, по Лихачёву, всё равно что устроить второй Холокост (или вторую блокаду). Постепенная потеря Петербурга — это не просто трагедия для Лихачёва, это война. Война, где в случае проигрыша не останется самих петербуржцев. К этой мысли (хотя и не только к ней) сводится любое «безопасное морализаторство» Лихачёва — о культуре, об интеллигентах, о прочем добром и прекрасном. Тех, кто разрушает сейчас Охтинский мыс, место допетровской истории города, Лихачёв бы безусловно назвал убийцами, оккупантами, палачами и международными преступниками.
На этом я могла бы закончить текст, однако мне есть, что сказать как человеку не совсем из Петербурга, а из города, где последовательно убивали историю. Убивали, чтобы получить сомнительные материальные блага – сталь и сплавы – то, что в конечном счёте привело мой город к экологической катастрофе.
О своём родном городе Череповце я уже когда-то писала текст в «Городе 812»: это место, где можно культивировать много городских мифов. Вепсское и финноугорское прошлое (отсюда этимология названия города – «племя на горе»); мужской монастырь, существовавший в XIV—XVIII веках; художник-баталист Василий Верещагин; поэт Игорь Северянин, рок-музыкант Александр Башлачёв… И ничего – ничего! – этого нет из-за огромного завода прямо в городе. Города попросту не видно из-за труб, здесь невозможно мыслить себя по-человечески, когда каждый день просыпаешься, как в индустриальной антиутопии, и в ней же засыпаешь. Здесь невозможно «чувствовать город», потому что главная цель с рождения – уехать из него и никогда больше не видеть этот чёртов завод. Череповчанам кажется, что завод был здесь всегда. Хотя дата его основания – 1955 год: подумать только, он всего на двенадцать лет старше моего отца! В Череповце почти все ненавидят завод, а значит, и ненавидят город. А значит – ненавидят себя. И я, конечно, тоже.
Но ненависть к себе, воспитываемая с рождения, не единственное последствие разрушения культурной и исторической памяти. Если вашу городскую идентичность множат на ноль, вы ненавидите себя не потому, что вы какой-то второсортный, а потому что вас по большому счёту не существует. Как можно быть череповчанином, если вместо Череповца – Северсталь? Как можно быть петербуржцем, если вместо Петербурга – Газпром? Жители городов, которые проиграли градозащитную войну, становятся людьми без прошлого. Их дети и внуки (в частности, я, род. в 1997 г.) – это люди, которые умерли задолго до своего рождения. Я родилась на выжженной культурной земле и переехала в Петербург семь лет назад, видимо, для того, чтобы увидеть его убийство собственными глазами. Или чтобы его предотвратить, как минимум, отсрочить. Может быть, это комично, но почему-то мне кажется, что победить Газпром гораздо реальнее, чем 67-летний череповецкий завод. Поэтому я пытаюсь делать какие-то инфографики про Охтинский мыс, ходить на акции в его защиту и всё время вспоминаю строчки Арсения Тарковского: «Только этого мало…».
Когда я вижу настоящих петербуржцев, стоящих до конца за право на прошлое, я одновременно им сочувствую и завидую по-доброму, потому что они отстаивают не только город, но и самих себя. «Нельзя уйти от самих себя» – так называется уже упоминавшаяся статья Лихачёва, посвящённая, правда, не Петербургу, а России и её ресентиментному характеру в целом. И я всегда была не согласна с такой постановкой проблемы: уйти от себя – было целью и смыслом моей жизни. Однако в Петербурге эта яркая фраза должна, на мой взгляд, превратиться в лозунг: нельзя уйти от самих себя, нельзя застраивать Петербург, нельзя перестать быть петербуржцами, нельзя проиграть эту войну.
Дина Тороева, автор «Манифестов лузера»
