Какую выгоду Якунин-младший может извлечь из музея Достоевского?
В последние недели интерес к Литературно-мемориальному музею Ф.М. Достоевского резко вырос. Причина проста: обсуждение Градостроительным советом, а затем и Советом по сохранению культурного наследия проекта строительства нового, дополнительного здания для музея в пространстве между домами 5 и 9 по Кузнечному переулку. Фасад здания вопиюще выбивается из архитектурного. Автором проекта является архитектор Евгений Герасимов. Место будущей стройки – лакуна, образовавшаяся в 1970-е годы после сноса жилого дома, построенного, кажется, в 1920-е годы.
Градсовет проект одобрил, и было бы странно, если бы «волчья стая» не разрешила одному из своих славных сочленов поставить здесь очередную архитектурную ошибку, не имеющую ничего общего со стилем Петербурга Достоевского и внедряющуюся в Кузнечный переулок нагло и демонстративно. А Совет по сохранению вполне ожидаемо проект не утвердил.
Для того чтобы делать какие-то выводы, я для начала решил выяснить, действительно ли музей нуждается в дополнительных площадях, что является главным обоснованием предполагаемого строительства. С этой целью я встретился с Натальей Ашимбаевой, директором Литературно-мемориального музея Ф.М. Достоевского.
– Если я правильно понимаю, ядро музея – мемориальная квартира Достоевского.
– Да, это центр, главная часть, но плюс к этому в нашем музее всегда существовала литературная экспозиция. Это было с самого открытия музея в 1971 году. Также имеется зал, где проходят конференции, спектакли, зал для самых разных нужд. Он был обновлен к 2003 году, когда наши норвежские друзья дали средства для установки театрального света, улучшения акустики и возможности использовать принцип «черного кабинета» (оптический эффект, достигаемый с помощью ультрафиолетового излучения на темной сцене с черным фоном, чтобы скрыть актеров, декорации и реквизит или, наоборот, подчеркнуть их. – М.З.). Но при этом нет помещения, где актеры могли бы переодеться, снять грим после спектакля, умыться. Естественно, в музее есть фондохранилище, библиотека, хозяйственные помещения, помещения для сотрудников, бухгалтерия…
– Когда музей ощутил дефицит пространства?
– Довольно быстро после своего основания. Первые 5–7 лет прошли, прошла эйфория, вызванная открытием. Может быть, вы помните, какое было торжество, когда музей открыли, но уже тогда стало ясно: не предусмотрели, что должны нарастать фонды музея. И когда создавалась первая экспозиция, все, что успели собрать к моменту открытия, фактическая экспозиция и вобрала. Разрозненные остатки собрания были собраны в маленькой кладовой. В мемориальной квартире есть кладовая, где Анна Григорьевна, затеявшая книготорговлю для иногородних подписчиков, хранила книги. И вот в этой кладовой находились фонды. Сейчас фонды уже неизмеримо выросли. В течение многих лет мы приобретали живопись, графику, мебель. Фонды разрастались, а хранить их было негде. Тогда и назрела проблема недостаточности помещений, которыми владеет музей.
В 1988 году Ленгорисполком принял решение о расселении квартир по черной лестнице, по которой мы с вами поднялись. Начался этот процесс, который шел крайне медленно, к 1997 году оставались нерасселенными три квартиры. В 1997 году этот процесс замер.
– То есть сейчас не расселены три квартиры?
– Сейчас уже две, потому что одну квартиру выкупил тот самый фонд «Петербург Достоевского», который предполагает строить новое здание.
– А в чьей собственности находится квартира, выкупленная фондом?
– В собственности фонда.
– Каковы площади экспозиции и фондохранилищ до и после предполагаемого строительства нового здания?
– Если все будет сделано так, как задумано, фондохранилища приобретут площадь того зала, который сегодня используется для конференций, спектаклей и концертов, потому что зал будет в новом здании. Это 80 кв. метров. Кроме того, расселяются квартиры по этой программе, процесс уже начался. То есть как минимум одна квартира площадью 130 кв. метров тоже перейдет фондам. А еще есть две квартиры, каждая тоже по 130 кв. метров. Но они полностью не могут перейти фондам, потому что у нас в крайне стесненных условиях находятся сотрудники, и как минимум одна из этих квартир пойдет на улучшение трудовых условий. Сегодня фондовые помещения располагаются в 300 кв. метров, причем там же работает и главный хранитель, непосредственно в фонде бытовой коллекции, там же отдел учета вместе с документами, там же и крошечные кабинеты технического отдела и заместителя по научной работе. То есть собственно хранению остается уже около 200 кв. метров.
– Значит, получается, что прибавка только в этом здании составит около 460 кв. метров?
– Плюс к этому мы выигрываем в выставочных площадях, и выигрываем очень сильно. Потому что будет новая входная зона из нового здания в это, и там появится просторное пространство, через которое будут проходить люди. Естественно, оно может служить выставочным пространством. Сейчас выставочный зал – только 65 кв. м. Выставки, организуемые музеем, – важная часть работы. Например, в прошлом году была выставка «Тургенев и Достоевский» к 200-летию Тургенева. Использовалось видео: с одной стороны зала на экране был Достоевский, с другой – Тургенев (в актерском исполнении), они вели полемику… Эта часть сочеталась с традиционной развеской изображений. В прошлом году были две выставки, которые теснили одна другую. Нам было очень жалко снимать выставку «Фантастические миры Достоевского»… Выставки ведь больших трудов стоят. Ранее была выставка по «Преступлению и наказанию», которая имела очень большой успех, мы даже – чтобы ее сохранить – сделали диск по этой выставке. В течение последних пяти лет у нас стали развиваться детские программы. Раньше считалось, что мы слишком мрачный, серьезный музей и детские программы нам делать не пристало. Но появились молодые сотрудники, и они делают прекрасные детские программы. Например, на материале мемориальной квартиры сделали экскурсию для детей, показывающую быт XIX века на примере семьи Достоевских. Ведь теперь для маленького посетителя непонятно назначение многих бытовых вещей позапрошлого века.
– Сейчас для выставок есть отдельный выставочный зал?
– Да, 65 кв. метров. На заре существования музея зал назывался «Достоевский и мировая культура». А теперь он выставочный. За годы, прошедшие с момента основания, музей сильно изменился. Поначалу деятельность музея была ориентирована прежде всего на показ экспозиции, посвященной непосредственно Достоевскому. С 1975 года стали проходить ежегодные конференции «Достоевский и мировая культура». Со временем стало понятно, что выставочная деятельность необходима. Это то живое начало, которое дает обновление, привлекает посетителей, расширяет контент основной экспозиции. Поэтому зал из экспозиционного сделали исключительно выставочным.
– Итак, получается, что выигрыш в площадях идет за счет освобождения театрального зала и приобретения трех квартир.
– Да. Но в новом здании будут еще и выставочные пространства, причем существенные.
– За счет чего растут фонды? Рукописи ведь в Пушкинском доме…
– У нас есть инскрипты Достоевского на книгах. Есть совершенно уникальное письмо Достоевского из Семипалатинска, написанное П.Е. Анненковой в 1855 году. Рукописный фонд есть, и он небезынтересный. Когда мы только открылись, внучка сотрудника журналов «Время» и «Эпоха» Александра Устиновича Порецкого принесла собрание рукописей его личного архива в наш музей. Затем фонды растут за счет приобретений. Мы приобретали графику, иллюстрации к произведениям Достоевского, портреты самого Достоевского, виды мест, которые связаны с Достоевским, художественные работы. Плюс печатная графика. Наконец, библиотека, которая стала собираться еще до открытия музея. Мы взялись составить библиотеку Достоевского – покупали дубликаты тех книг, которые были в его личной библиотеке. И обязательно всё, что связано с самим Достоевским. В новом здании мы хотим сделать научную библиотеку доступной для студентов, аспирантов. Причем большой зал, который сейчас в проекте называется библиотекой, на самом деле планируется как многофункциональный зал, где могут быть выставки, презентации, могут проходить занятия с волонтерами и детские программы.
– А кто основной посетитель музея?
– В летнее время посетители по преимуществу взрослые самых разных возрастных категорий. Иностранцев много, а за последние годы сильно выросло количество российских граждан. В этом году был какой-то бум, в пиковые дни в нашем маленьком музее было до 500 человек в день. Это очень много для нас. А когда начинается изучение «Преступления и наказания» в школе, безусловно, это школьники.
– Перейдем теперь к теме нового здания, которое хотят построить в скверике.
– Новое здание планируется между двумя брандмауэрами –Инжэкона и нашего здания, двор и сквер остаются незастроенными.
– Но они оказываются позади нового здания…
– Двор останется таким, какой он сейчас, только, может быть, станет лучше. Сегодня это парковка.
– Насколько я понял по эскизам, новое здание состоит из двух частей. Во-первых, галерея, пассаж с проходом, ведущим внутрь двора; во-вторых, параллелепипед. Вот на эскизе из альбома мастерской Герасимова видно, что общая ширина новостройки по фронту составляет 21,9 м, высота пассажа – 19,7 м (не выше конька основного здания), ширина пассажа 6 м, высота параллелепипеда – 16 м, ширина параллелепипеда – 15,9 м.
Герасимов выступает здесь чистым функционалистом. Никаких украшений: пассаж, ведущий во двор, внутри него слева и справа какие-то помещения; объем с передней стенкой 15,9 х 16 м без окон, которые не нужны, потому что внутри театральный зал. Отсюда глухой фасад.
– Фасад не абсолютно глухой. Кроме того, я уверена, что не радикально, но определенные изменения фасад может еще претерпеть, особенно когда будут уточнения функционального назначения внутренних помещений. Для нас новое здание музея открывает огромные возможности развития на будущее, и мы надеемся, что все споры улягутся, а музей получит это здание к 200-летию Ф.М. Достоевского (2021 год. – М.З.). Архитектор увлечен этим проектом. Я не считаю возможным требовать изменений его решений в категорическом тоне. Но диалог в духе предложений – некоторые из них прозвучали (я не имею в виду именно категорические требования) – возможен, и я не исключаю, что Евгений Герасимов может что-то приемлемое в них учесть.
– А как вы познакомились с Герасимовым? Почему именно он?
– Никаких идей о застройке этого пространства у него не было, когда он появился здесь, в музее, в 2015 году. Вы, наверное, слышали про Бориса Геннадьевича Костыгова (1940–2014, архитектор, рисовальщик-виртуоз архитектуры и архитектурных пейзажей. – М.З.). Герасимов купил у Костыгова серию рисунков к роману «Идиот», поддержал его во время болезни. А купив эту серию, издал ее в виде альбома. У нас очень хорошая коллекция работ Костыгова, в частности, рисунки к «Преступлению и наказанию» – его лучшая работа. Мы тогда рисунки к «Идиоту» не купили у Костыгова. После смерти художника мне позвонила его вдова и сказала, что Евгений Львович хочет с нами познакомиться и подарить альбом. Евгений Герасимов пришел с редактором и подарил альбом. Мы общались, разговаривали. И я начала жаловаться, какие мы бедные люди, рассказала Герасимову про черную лестницу, про дефицит площадей…
– А откуда взялся Андрей Якунин, занимающийся исключительно гостиничным бизнесом?
– Я познакомилась с Андреем Якуниным именно в этом проекте. Он является председателем нового фонда «Петербург Достоевского», в уставе которого указано, что он создан для поддержки и развития Музея Достоевского. Все те действия, которые на моих глазах происходят и в которых я как один из учредителей этого фонда и директор музея принимаю участие, направлены именно в пользу музея. У меня причин не доверять именно Якунину на основании слухов и потому, что он занимается гостиничным бизнесом, нет.
Размышления после беседы
Из этой беседы и осмотра помещений, в которых находятся сотрудники музея, я сделал два однозначных вывода. Первый – жуткая теснота. Фотографии, сделанные мною, это подтверждают, Музей Достоевского нуждается в дополнительных помещениях, и это можно игнорировать, как, похоже, делает Комитет по культуре, но невозможно опровергнуть.
Второй вывод – абсолютное доверие, которое Наталья Ашимбаева испытывает к А. Якунину и Е. Герасимову, которые вместе с ней являются учредителями фонда «Петербург Достоевского». Соблазн получить для музея дополнительные помещения в виде трех квартир и нового здания с театральным залом и пространством для выставок, насколько я понял, совсем притупил осторожность и способность обращать внимание на некоторые весьма странные, необъяснимые детали. Я попытался втолковать это Наталье Ашимбаевой, однако она настолько боится вспугнуть благодетелей Якунина и Герасимова любыми сомнениями или тенью недоверия, что уже не может критически анализировать совершенно очевидные вещи. Редко когда удается встретить такую святую простоту.
А теперь некоторые соображения, касающиеся новостройки в Кузнечном переулке.
Во-первых, я не могу согласиться с теми, кто выступает за отказ от строительства нового здания. Оно не затрагивает сквер, кстати, не включенный в перечень ЗНОП и потому никем не охраняемый. Здесь мы имеем очевидную лакуну в периметральной застройке, вырванный передний зуб, и надо вставить имплант, потому что вид на брандмауэр северного флигеля в глубине двора, хоть он и покрашен, не является тем, что стоит сохранять. Что касается двора и сквера, то войти в него можно будет и с улицы Достоевского.
Однако стройка тут опасна тем, что при установке свай могут возникнуть трещины в стенах близлежащих зданий, поднимется уровень грунтовых вод, вода окажется в подвалах и т.д. С учетом этого по возможности лучше отказаться от строительства вообще. Пусть лучше остается лакуна и вид на брандмауэр северного флигеля. Уж это точно характерный вид Петербурга Достоевского.
Во-вторых, если все же говорить о проекте нового здания, то прежде всего вызывает возражения фасад. Совершенно очевидно, что это здание должно находиться в зрительной связи со зданиями вокруг. Если в здании, где находится музей, а это доходный жилой дом, если в модернистском здании Инжэкона, созданном в 1912–1914 гг., есть окна, то и в новостройке они должны быть, причем на тех же горизонталях, что и в здании с музеем-квартирой. Если вставка-пассаж более или менее нейтральна, то этот комодик с фасадом 15,9 х 16 метров, а это 250 кв. м, очень агрессивен. А тут нужна спокойная, невзрачная фоновая архитектура, которая не будет отвлекать на себя внимание, ставить акцент в периметральной застройке, раздражать. Мне не очень понятно, почему Герасимов за этот глухой фасад так держится. Плюс ко всему там еще на фасаде торчит прямоугольный эркер в память о ленинградском конструктивизме. Это все возможно, но не в Кузнечном переулке.
В связи с этим напомню, что Герасимов отлично понимает, что такое фоновая архитектура. Именно так он нарисовал административно-жилой комплекс с автостоянкой в Ковенском пер., 5. Особенность его заключена в том, что постройка непосредственно соседствует с костелом французского посольства – римско-католической церковью Нотр-Дам де Франс (1903, 1908–1909, арх. Л. Бенуа, М. Перетяткович) – памятником архитектуры федерального значения.
Новый комплекс Герасимов составил из двух разновысоких объемов: пятиэтажный параллелепипед стоит торцом к Ковенскому переулку, точно по красной линии, второй объем с фасадом Г-образной формы расположен в глубине участка. Он выше параллелепипеда, но не спорит по высоте с массивом костела. Внутри буквы «Г» сделано остекление, которое в данном случае действительно заметно облегчает зрительный образ здания. Получилась идеальная фоновая застройка, не спорящая с костелом, не лишающая его свойства доминанты, но удачно аккомпанирующая ему.
Напомню также про гостиницу на площади Островского, которую Герасимов перерисовывал пять или шесть раз, пока не сделал более уместную стилизацию. Здесь он тоже решил начать с выпендрежа.
В-третьих, я не понимаю, зачем нужен пассаж высотой с шестиэтажный дом, который торжественно ведет во внутренний двор. Ашимбаева назвала это сооружение «авторской фишкой» Герасимова, однако при таком демонстративном, я бы сказал, воинствующем функционализме возникает вопрос: куда и зачем ведет этот проход? Что такого пафосного и важного во дворе? Брандмауэр, небольшой скверик, флигели… Там же сейчас ничего нет. И для этого нужно делать пассаж шириной 6 метров и высотой почти 20 метров?
Соображения же о том, что Герасимов «очень увлечен проектом», выглядят не менее странно. То, что Герасимов здесь предлагает, ничего оригинального, тем более уникального не представляет. И делает он не музей, а театральный зал в отдельно стоящем здании. И еще пассаж, проход во двор. Больше ничего. Тут не видно полета мысли, чего-то такого, чем можно увлечься в архитектурном смысле. Это самая тривиальная хрень.
В-четвертых, как сейчас установлено музеем и фондом, расселенные три квартиры в доме 5 по Кузнечному переулку и новое здание, построенное между домами 5 и 9 по Кузнечному переулку на территории, бесплатно выделяемой городом под застройку, будет принадлежать не городу, не Музею Достоевского, а фонду «Петербург Достоевского», председателем которого является Андрей Якунин, а учредителями являются он, Герасимов и Ашимбаева. Иными словами, эта недвижимость передается музею в безвозмездное и бессрочное пользование, но не дарится. А почему? Если мы имеем дело с меценатами, то это странно.
То есть потенциально фонд, среди учредителей которого Ашимбаева находится в меньшинстве, а про правление которого пока нет и речи, может потом принять и другое решение. Расторгнуть договор с Музеем Достоевского и перепрофилировать новое здание. Тем более что оно обещает быть убыточным, т.е. театральные постановки, концерты и научные конференции не окупят расходы на его содержание. И фонд в лице Якунина скажет, что у него кончились деньги, что он сожалеет, но… И никто этому помешать не сможет. Потому что здание не принадлежит ни городу, ни Музею Достоевского. Выгода же бизнесменов сейчас в том, что фонд получит под этот «недоподарок» бесплатное право на застройку на пятне в самом центре города, да еще рядом с Музеем Достоевского. А потом сможет, если захочет, спокойно это здание продать.
По идее, фонд должен расселить квартиры, построить здание и передать это все городу для Музея Достоевского. Сейчас же вопросы собственности выглядят крайне подозрительно и двусмысленно. Фонд вам дает пользоваться, но не дарит. Это как понимать? Дескать, используйте пока? Пока что? Пока мы добрые? А на самом деле вопросы с собственностью должны быть решены однозначно и необратимо. А тут видна обратимость.
В-пятых, как читается тут градостроительная ситуация? Пассаж ведет во двор, а во дворе фонд сможет потом построить здание гостиницы в статусе флигеля высотой, скажем, 25 метров и, например, с обзорной площадкой на крыше. Построить это здание либо на территории сквера, не указанного в перечне ЗНОП, впритык к брандмауэру северного флигеля, который виден с Кузнечного переулка, либо вместо этого флигеля, в котором сейчас находится «Миниотель на Достоевского». И пассаж, о функции которого сейчас можно только гадать, станет логичным проходом к этому отелю. Он уже заранее сделан, надо только представить, зачем он ведет во двор, А здание с театральным залом, выходящее на красную линию переулка, – это готовый универсальный зал при гостинице: для конференций, концертов и прочего.
То есть этот двор – место очень перспективное, и «ногою твердой стать» в этом дворе – дело заманчивое. Я не утверждаю, что такой сценарий с неизбежностью реализуется, но для него создана принципиальная возможность. Искусно создана. Условия подготовлены идеально. А фонд может в любой момент исчезнуть вообще, а его активы перейдут к третьим лицам, которые Достоевского обожают меньше и, возможно, даже по-русски не говорят. И музей окажется той самой «соблазненной и покинутой» из фильма 1963 года Пьетро Джерми – юной Аньезе, дочерью добропорядочного горожанина, которая уступила соблазнителю Пеппино и забеременела.
Поэтому я считаю, что с учетом сказанного лучше сделать следующее.
Город должен признать, что Музей Достоевского остро нуждается в дополнительных площадях. Также необходимо внести в перечень ЗНОП сквер во дворе.
Если говорить о предложенном проекте, то в целях безопасности лучше отказаться от нового строительства вообще. Фонд должен расселить еще две квартиры по черной лестнице дома 5 и передать в собственность города три расселенные квартиры – целенаправленно для Музея Достоевского. Прибавка площади составит 390 кв. м. Сейчас музей имеет 300 кв. м, т.е. прибавка составит 130%.
Если же фонд «Петербург Достоевского» откажется передать недвижимость в собственность города, разорвать с ним отношения как с ненадежным партнером и просить Комитет по культуре обеспечить расселение двух квартир, выкуп у фонда уже расселенной квартиры с тем, чтобы эти три квартиры общей площадью около 390 кв. м передать в пользование Музею Достоевского. Причем сделать это с таким расчетом, чтобы к 200-летию Достоевского в 2021 г. музей уже смог освоить свои новые пространства.
Лучше синица в руках.
Михаил Золотоносов