Безопасность vs свобода

 

О новой книге Даниила Коцюбинского

 

Бывает так, что сделанная кем-то ошибка свидетельствует скорее не против, а в пользу того, кто ее совершил.

Вот, к примеру, в своей недавно вышедшей книге «Новый тоталитаризм XXI века» Даниил Коцюбинский упоминает замечательное стихотворение Николая Олейникова «Карась» и называет его пародией на «Смерть пионерки» Эдуарда Багрицкого. На самом деле «Карась» был написан за пять лет до поэмы Багрицкого. И, тем не менее, замечание Коцюбинского имеет под собой основания.

  • Константин Жуков

 

Размер, которым написаны оба произведения — трёхстопный хорей, — по-видимому, как-то закрепился в ранней советской поэзии за стихами-некрологами, приобрёл оттенок трагической патетики.

Пётр Орешин прощается со своим другом Сергеем Есениным этим размером, Николай Асеев пишет им «Годовщину смерти вождя», позднее Вера Инбер этим же размером будет оплакивать неизвестного солдата, погибшего на «Энской высотке»…

Вполне естественно, что оба — и Олейников, и Багрицкий — воспользовались одним и тем же трёхстопным хореем; первый — для саркастических стенаний по погибшему карасю, второй — для духоподъёмной баллады о смерти атеистки.

 

  • Строфы из поэмы Э.Г. Багрицкого (1895-1934) «Смерть пионерки» (1932) и картина П.Д. Бучкина «Пионеры (1927)

 

Существует даже версия, выдвинутая поэтессой Еленой Михайлик, что Багрицкий сознательно использовал некоторые эпитеты и ритмическую структуру «Карася», стараясь таким образом противопоставить скепсису и пессимизму поэтов круга ОБЭРИУ соцреалистический энтузиазм.

Так или иначе, незначительная текстологическая оплошность Коцюбинского показывает, что этому автору, далёкому, кстати, от литературоведения, присуще довольно тонкое чувство не только ритма текста, но и ритма времени. В полной мере это его качество отразилось в новой книге Даниила (с которым, помимо общих культурно-исторических интересов и штудий, меня связывает давняя школьная дружба).

Кажется, мало обладать лишь способностями политического аналитика, чтобы обнаружить глубинную связь между такими, на первый взгляд, совершенно разнородными явлениями современности, как антиковидные ограничения, социальные протесты, вроде Occupy Wall Street и Black Lives Matter, экологическое движение и так называемая «новая этика». Коцюбинский же эту связь не только находит и демонстрирует — он словно бы сам испытывает те же чувства, что и «откенселенный» композитор Брайт Шенг, преследуемые Джулиан Ассанж и Эдвард Сноуден, многочисленные жертвы обвинений в харассменте… Вероятно, отчасти и благодаря этому та часть книги, в которой характеризуется феномен «нового тоталитаризма», выглядит чрезвычайно убедительной, а аргументация автора — бесспорной.

Не менее очевидной кажется мне правота Даниила и в том, что касается причины резкого усиления неототалитарных тенденций в современном мире. Эту причину автор книги видит в появлении и распространении глобальной информационной сети — Интернета. Действительно, те социальные явления, которые прежде, хоть и вызывали недоумение и недовольство, и воспринимались как досадное отклонение от незыблемых либеральных ценностей, теперь, получив информационный ресурс невиданной мощи, по сути, эти ценности вовсе отменили.

Ещё в конце 1990-х годов в своей книге «Собственность и свобода» американский историк Ричард Пайпс приводил примеры законодательных актов, судебных решений и общественных практик, досадно ограничивавших свободы и права граждан США (запрет распоряжаться имуществом, если это угрожает окружающей среде; государственное регулирование квартирной платы; привилегии чернокожих и других меньшинств при приёме на работу и при поступлении в университеты; обязательное пользование школьными автобусами и пр.).

  • Р.Э. Пайпс (1923-2018)

 

Эти факты вызывали обеспокоенность Пайпса – к слову, признанного специалиста по истории России с её глубинно-антилиберальной политической природой. Однако причины распространения в США тенденций, торпедирующих базовую американскую ценность – правовую свободу, Пайпс видел в усиливавшемся влиянии на внутреннюю политику США со стороны антилиберальных идеологий, прежде всего, социалистической и коммунистической. При этом без ответа оставался вопрос: почему, выдержав натиск свежих, напористых и во многом успешных тоталитарных идеологий в 1920-30-е гг., США вдруг решили «поддаться» им после того, как последний крупный тоталитарный проект – коммунистический, олицетворяемый Советским Союзом, потерпел фиаско и канул в Лету?

Даниил Коцюбинский, разбираясь в том, во что развились эти тенденции за прошедшие со времени выхода книги Пайпса два с лишним десятилетия, убеждается: они были вызваны отнюдь не внешним влиянием, а запросом «снизу». Та категория общественного сознания, на которую американский исследователь не обратил никакого внимания, — безопасность — стала, как показывает Коцюбинский, определяющей в том, что западное общество при наступлении эпохи всеобщей цифровизации довольно легко и скоро оказалось способно пожертвовать тем, что всегда воспринималось как его становой хребет, — свободой.

В конце книги Коцюбинский рассуждает о том, каковы дальнейшие перспективы развития Интернета: сможет ли он перестать быть катком, способным расплющить любого носителя нестереотипного мнения? Прогноз автора книги — да, сможет, но лишь в том случае, если произойдут коренные перемены в политическом устройстве мира: крупные державы уступят место государственным образованиям регионального масштаба, и в сознании людей региональная идентичность возобладает над великодержавной.

Прогноз чрезвычайно симпатичный. Как бы хотелось, чтобы так всё и произошло! Но, увы, человеческая природа — вещь чрезвычайно противоречивая, люди — существа крайне иррациональные, и, как писал в своё время Фёдор Достоевский, «человек, всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода; хотеть же можно и против собственной выгоды».

  • В.Г. Перов. Портрет Ф.М. Достоевского (1872)

 

Никогда не станет человек думать только о том, что ему близко, что на самом деле касается лишь его собственного бытия. Всегда найдётся среди эскимосов тот, кто будет пытаться научить папуасов выращивать кокосы, а среди жителей равнин — тот, кто будет «лучше горцев» знать, как правильно лазить по скалам. Поэтому, когда наступит эра глобальной регионализации (а она, безусловно, наступит), социальные сети, думаю, по-прежнему будут оставаться глобальными платформами общения и напористо-легкомысленного «взаимного поучения» на основе обобщённо-умозрительных рассуждений об «истине, добре и красоте». И даже сейчас в сетевых сообществах, созданных для самых узких утилитарных целей, скажем, в учительском чате одной отдельной петербургской школы, несмотря на зоркость модераторов, то и дело появляются реплики, связанные отнюдь не с локальными делами.

Тем не менее, саморегуляция Интернета, вероятно, действительно произойдёт. Как, какими путями она будет осуществляться — предсказать сейчас невозможно, и это скорее вопрос не политического, а этического развития общества. Подобно тому, как человечество пришло к безусловному убеждению, что каннибализм неприемлем, так, уверен, рано или поздно возникнут неписанные, но нерушимые законы поведения в мировом информационном пространстве, не нуждающиеся в бесконечно умножающихся запретах и предписаниях во имя «общественной безопасности».

 

  • Хосе де Эспронседа (1808-1842), портрет работы Антонио Марии Эскивеля (1842-46)

 

И тогда вновь станут актуальными слова испанского поэта-романтика Хосе де Эспронседы: «Que es mi Diosla libertad» — «Что есть мой Бог? — Свобода».

Константин Жуков

На заставке к тексту: Н.М. Олейников (1898-1937) и книга его стихов, изданная в 1999 г. 

  • На фото – Константин Жуков (справа) и Даниил Коцюбинский после презентации книги «Новый тоталитаризм XXI века» в кругу одноклассников – выпускников 1981 г. школы № 67 с углублённым изучением испанского языка (ниже – общее фото)