Интуристы мои любимые, путешествуют, зайчики, со спицами во всех местах, один вообще приехал без коленной чашечки, pacemaker у каждого второго, через сто шагов одышка, губы синеют, уровень сахара измеряем каждые полчаса, но «мы мечтали об этом всю жизнь», мечтали – придется потерпеть, вот тут «здесь будет город заложен», туалет скоро, минут через десять, «почему у Петра такая маленькая голова?», ну как бы вам объяснить…
Наивные такие, и как только у вас всякое декадентское буржуазное авангардное проканало? Вам бы «Утро в сосновом лесу»… «Эрмитаж – это самое главное, мы ради Эрмитажа…», Ну вот, счастье наступило…
Сиенская школа к черту, Леонардо да Винчи проходом, из Тициана поскорее бы убраться – там намертво встала великая китайская стена, малые голландцы на фиг, а я петрушкой прыгаю рядом: «Господа, не проходите мимо, тут у нас шедевр, можно сказать, хайлайт, вы же пропустите, обратите внимание…». Надо будет на вооружение ноухау одного лектора-филолога взять – когда-то, отчаявшись привести в чувство бушующую массу подростков в кулинарном ПТУ, он взревел: «Вы все равно умрете!.., – повисла тишина, – и никогда не узнаете, что такое романтизм Жуковского!». Молодец.
Бедные, короче, путешественники – культура из ушей лезет, все в кашу смешалось, а что делать? Назвался груздем… Колыванская ваза – огромная, да, пять метров в диаметре, представляете? Самая большаая в мире! Бурлаки тянули по Волге! Помните бурлаков в Русском музее? Вот они и тянули.
Развлекаемся помаленьку, переключаемся, конечно, – кто покажет мне циферблат у часов «Павлин», тот молодец. А кто найдет ошибку в картине Ван-Дейка «Карл I», тот вдвойне молодец. Чувствую себя воспитателем младшей группы детского сада.
«Мне нужно в туалет». Извините, туалет на первом этаже, и я вас предупреждала, а если мы туда пойдем, то назад вы вообще никогда не доберетесь, а у нас еще Рембрандт не смотрен.
В Рембрандте совсем пытка, градусов сорок надышали, и тот, что без коленной чашечки начинает тараном переть коляску с полулежащей в ней шунтированной женой прямо в толпу, без остановок, промахивая и «Святое семейство», и «Старика в красном», и все остальное, но в районе «Блудного сына» я настигаю их, резко торможу и рявкаю как постовой милиционер: «Стоять! Вы все равно умрете…» и так далее.
На самом деле, ничего я не рявкаю, а очень нежно, но твердо произношу: «Сэр, тут у нас «Блудный сын». Рембрандт. Не проходите мимо. Нужно постоять. 2 минуты, сэр. Я понимаю, мэм, что трудно, но надо. Вы же знаете притчу про «Блудного сына»? Не знаете? Сейчас я вам расскажу». Это Gospel of Luke, New Testament.
Рассказываю. Слезы. Добила-таки.
Хотите еще малую белую столовую, где было арестовано временное правительство? Не хотите, ну и черт с ней. Имеете полное право валить на все четыре стороны.
Маринна Димант
