10 декабря 2-й Западный окружной военный суд вынес приговор по делу о теракте 3 апреля 2017 года в петербургском метро. Все 11 обвиняемых признаны виновными в создании террористической ячейки и участии в подготовке преступления, унесшего жизни 15 человек. Аброр Азимов приговорен к пожизненному заключению, остальные участники – к 224 годам колонии на десятерых (сроки от 19 до 28 лет), многомиллионным штрафам. Адвокаты намерены оспаривать приговор.
Об этом процессе и угрозах терроризма мы поговорили с заместителем декана международно-правового факультета МГИМО, кандидатом юридических наук, членом Российской Криминологической ассоциации, автором научных работ о различных аспектах проблемы терроризма Николаем Андрюхиным.
– Николай Григорьевич, в суде все обвиняемые опровергали свое участие в подготовке теракта, заявив, что признания были из них выбиты. И происходило это на территории секретной тюрьмы где-то около Москвы. Вы слышали о такой тюрьме? И как часто применяются пытки?
– Сведениями на этот счет не располагаю.
– Адвокат Дроздов, заявил, что нет даже доказательств гибели смертника Джалилова в том вагоне. Потому что не были проведены необходимые генетические и взрывотехнические экспертизы. Что в деле нет видео с ведомственных камер, внятных свидетельских показаний сотрудников ФСБ. И назвал обвинительное заключение «сказкой». Вы кому верите – адвокатам или органам?
– Доказательства вины обязательно должны быть исследованы непосредственно в суде. Со всех сторон. В рамках предварительного следствия обвиняемые имеют право защищаться всеми не запрещенными законом методами, но не обвинять чохом других в том, что показания даны под пытками. Этот прием в наше время стал расхожим. Настолько, что в юридической науке ведется дискуссия о признании права обвиняемого на ложь, которое сегодня законом не допускается, но по факту используется защитой как должное. Дело о теракте в петербургском метро резонансное, и я не думаю, что там все так неубедительно.
Если обратиться к современной статистике, она показывает, что привлечение заведомо невиновных к уголовной ответственности – явление довольно редкое. К тому же сейчас регламентировано участие защитника в следственных действиях с их начала. Если в это время без защитника добываются какие-то доказательства, они признаются недопустимыми. Нарушено право на защиту. Но и голословные жалобы к делу не пришьешь. Предположительно невиновные Азимовы и Эрматовы оказались на скамье подсудимых? А где были их адвокаты в начале следствия, в момент ареста? «Исчез» исполнитель теракта Джалилов? У адвоката Дроздова было время на заявление экспертизы по останкам.
– Дроздов как раз очень делал все необходимые заявления, поднимал вопросы. По-моему, он не террористов защищал, а «право судить на основании закона».
– Естественно, надо, чтоб истина торжествовала. Но замечу, что не все дела могут быть раскрыты в принципе. Не все улики – подтверждены идеально.
– Арестованные в «резиновой» квартире на Товарищеском проспекте – молоды, имеют по 7 классов средней школы, работали поварами, дворниками и т.п. Для некоторых это дополнительный повод сомневаться в причастности их к террористической группе: дескать, не по уму задача. Что говорят исследования?
– Что благодатная почва для терроризма – это как раз молодежный возраст до 25 лет, низкий уровень образования и самореализации. Таких там 80%. Их легко зомбировать пропагандистскими канонами ИГ (организация запрещена в России – прим. ред.): «идеальным» государством, религиозным «братством», героикой подвига. Диванные муджахиды очень хорошо подвержены таким влияниям.
Но глупость и неразвитость – не признак невинности. В Европе теракты совершают в основном такие же по интеллектуальному уровню исполнители. У нас этот слой связан с мигрантами.
– У вас есть график этнического соотношения молодого населения европейских стран – мигрантов и коренных европейцев. Мигрантов сейчас там больше на треть. В России пока соотношение лучше. Не раз у нас предлагали ограничить миграцию. Вы – за?
— В условиях глобализации миграционным процессам противиться бессмысленно. Просто не должно быть такого напряжения, ненависти и недовольства внутри общества. А это связано с социально-экономическими условиями, а не с «понаехавшими»: с пенсионным возрастом, с работой, с условиями жизни.
Конечно, есть какой-то ресурс ужесточения миграционных законов, но он небесконечен и проблем всех не решает. В современном мире сделана ставка на общечеловеческие ценности, права и свободы личности. Может быть, эти ценности не у всех стран должны присутствовать одномоментно.
Да и ужесточение миграционных законов коснется тех, кто еще не приехал. Но те, кто приехал, не должны чувствовать себя ущербными. Должно быть у них нормальное жилье, условия к адаптации, зарплата, которую платят вовремя. Если нет этого – есть ненависть, вырастающая на униженности, второсортности. А от ненависти до преступления столько же шагов, как от любви до ненависти.
- Трансформация демографической структуры Европы в 2014-2017 годах
— В своих научных работах вы пишете о «диванном» терроризме . Что это такое?
– Домашние муджахиды, которые не готовы на убийства и насилие в реальности, однако с удовольствием читают интернет–призывы «Объединенного киберхалифата: «Львы – одиночки, убивайте крестоносцев, где вы их ни встретите, убивайте их решительно, убивайте их безжалостно!»
– И все это бестолковая и невинная болтовня?
– Если даже это по натуре кролик, а не лев, он может захотеть подняться в своих глазах и в своем социуме. Раскольников, прежде чем стать убийцей, тоже рос на словесных дрожжах – о крови по совести и об особых личностях. «Право имеющих» на преступление во имя справедливости.
– Акбаржон Джалилов, который либо погиб, взорвав бомбу в метро, либо исчез, как говорят адвокаты, он похож на террориста?
– С одной стороны, есть сведения о его связях с «Джаамат Таухид валь джихад», о подготовке в Турции. С другой – он похож на саморадикализировавшегося террориста. В нашей стране и в постсоветских республиках показатели суицида традиционно высоки. Ценность жизни для многих – не самая важная категория. Плюс питательная почва псевдогероизма – отдать жизнь во славу ислама. Понятно, что суицидальный терроризм сложно предвидеть и профилактировать. И дорасти до него можно и на диване.
– Террорист–одиночка – это сумасшедший, действия которого невозможно предвидеть?
– Я исследовал мотив ненависти. А какая она – с политической, религиозной окраской или личностной – вопрос второй. Террористические организации любят приписывать себе заслуги по успешной пропаганде и вербовке, на самом деле главное – это человеконенавистнический настрой психики.
– Вы пишете, что главное в современных джихадистах – это глубокая разочарованность в социуме, религии и в семье. В социуме – понятно. А откуда берется разочарованность в исламе?
– Считается, что в исламе приветствуется насилие. На самом деле в нем можно найти все – он не ориентирован буквально на насилие. Трактовок много, и в них «воинам» со слабым образованием разобраться трудно: где «правильный» ислам, где нет. Разочарованность может возникать от неспособности думать. А идеологи ИГ преподносят его в таком аспекте, который выгоден им.
– Терроризм представляет собой угрозу правам человека. Но и борьба с терроризмом эти права неизбежно ограничивает.
– Здесь на самом деле болевая точка. Государство обязано реагировать на угрозу. Непосредственно – при освобождении заложников, например. Органы власти будут идти на поводу террористов, отпустят их – плохо. Провели операцию, не дав уйти, чтоб другим неповадно было – тоже спор в обществе. Да, бороться необходимо. И ужесточением уголовной ответственности тоже, но это не решающее значение имеет. И превентивно – и тут как раз идет ограничение гражданских прав.
Решать эту дилемму очень сложно. Много боли. Претензий к власти. Неспроста цель террористов – устрашить население.
– Борьба с ними в интернет-пространстве насколько эффективна?
– Виртуальные способы вербовки многообразны. Краудсорсинг- это схема, по которой задания передаются неизвестной и не связанной друг с другом «толпе» исполнителей на добровольных началах. «Умная толпа» формируется в результате продолжительного диалога в сетевых ресурсах, а потом выходит на улицы. Эта технология используется для организации невинных флешмобов. Но на другом ее полюсе – Арабская весна, например. «Спящие» ячейки, группы в Телеграм, Whatsapp – самые распространенные методы террористов. И мы говорили о том, что не все вовлеченные в эти «игры» остаются на диване.
– Доказанные примеры есть?
– В Невинномысске на Ставрополье студент Карцев, участвуя в подобном интернет-проекте, выполнил условия «игры»: подложил муляж взрывного устройства к зданию УФСБ, а затем обстрелял из охотничьего ружья прохожих. Приговорен к полутора годам лишения свободы.
«Белое братство», «Большая игра «Сломай систему», «Артподготовка» были уничтожены. Закрыты около 5000 групп в интернете. Но этот запас постоянно обновляется. Это неконтролируемо. Диспетчерами «спящих» ячеек, поучаствовав в них, становятся дети 13-14 лет. У гидры вырастают новые головы вместо отрубленных.
Деятели ИГИЛ придают сейчас медиа-пропаганде огромное значение, подчеркивая, что медиа-операторы «находятся на передовой, в самом «пекле войны» и что это настоящие воины джихада, мученики «без пояса шахида».
– Что же делать? Ввести тотальный контроль в интернете?
– Ни металлодетекторы, ни увеличение правоохранительных штатов, ни карательные меры в виртуале не помогут. Причина – в общественном укладе, в экономике, социальной напряженности.
Если в России 10% населения владеют 90% национального достояния, а основная масса населения – «новые бедные», это что, не почва для преступности, терроризма? Общество не должно быть так дифференцированно, не должно быть такого отчуждения, неудовлетворенности, безнадеги. Все это Россия уже проходила. С известными нам результатами в виде национальной катастрофы.
Беседовала Марина Жженова
