C началом православного ренессанса в России жители Петербурга стали писать письма Богу и святым. Эти письма, в отличие от обыкновенных записок о здравии или упокоении, которые отдаются в церкви дьякону для прочтения во время службы, пишут и передают адресату негласно: их засовывают под иконы. Хотя в конечном итоге они все равно выбрасываются. Религиовед Елена Рыйгас изучает переписку людей с Богом и делает из этого выводы.
– В своем исследовании вы называете такое нестандартное поведение в церкви мифоритуальными практиками. Почему именно так?
– Ритуал имеет, как правило, письменную фиксацию. Последовательность действий в этом случае воспроизводится, например, по требнику. А мифоритуальная практика – это по большей части импровизация на заданную тему, когда человек сам моделирует дистанцию между собой и сакральной сущностью. Например, ритуал – это канонический текст молитвы к Богу, а мифоритуал – что-то вроде «Дорогая Ксюша!», когда под Ксюшей подразумевается святая Ксения Блаженная.
– Как вы добываете записки?
– Я либо подбираю записки, которые свечницы кидают в блюдца с огарками рядом с подсвечниками, либо достаю те записки, которые сами готовы вывалиться из-под киотов. Снаружи они хорошо видны. Интересно, что среди записок почти нет заклеенных или запечатанных степлером, хотя люди знают, что их записки кто-то может вынуть и даже прочесть. В своем собирании записок я отличаюсь от тех же свечниц только тем, что анализирую тексты, а не отношу в понормаку на сожжение эти бесценные исторические документы.
– Не ловили вас на этом?
– Несколько раз были конфликты с охранниками церквей, которые требовали положить записки обратно. Вероятно, они беспокоились о том, что записки могут не дойти до адресата.
– В первый раз, наверное, страшно было?
– Когда мне пришлось в первый раз вытащить пачку записок, я сначала не поняла, что это, настолько неожиданно было увидеть форму письменного разговора с иконой в режиме спонтанной речи. Потом, конечно, я опасалась репрессий со стороны охранников и смотрителей.
Было и такое обращение к Николаю Чудотворцу: «Положи в мою сумочку 30 000 рублей».
– О чем люди пишут письма Богу?
– Богу как раз пишут очень редко. В основном Богородице или святым. Записки можно разделить на содержащие бытовую и этическую проблематику. Этическую – это когда человек либо просит прощения за совершенные грехи либо благодарит сакральную инстанцию за какие-то блага. Таких этически нагруженных записок – от силы 3%. Все остальное – бытовая проблематика.
Если мы вспомним пирамиду Маслоу, то потребности нижнего уровня – еда, жилище или чувство безопасности – встречаются не очень часто. В основном люди пишут о социальных потребностях: в общении, карьерном росте, признании своих заслуг со стороны окружающих. Самая большая группа – об изменении матримониального статуса: «Пошли мне хорошего мужа с большой зарплатой, и чтобы у нас родился здоровый ребеночек». На этом фоне практически нет записок «пошли мне хорошую жену». Вторая группа – просьба о своем или чужом здоровье. Дальше по убывающей – «помоги сдать экзамен» и один раз даже встречалась записка «помоги справиться с кандидатской диссертацией».
– Хороший муж – это именно богатый?
– Да, чаще всего используются понятия «богатый», «обеспеченный». «Добрый, любящий муж» – гораздо реже. Была записка: «Моя дочь взяла в банке кредит на миллион рублей, ее уволили с работы, и отдавать нечем. Помоги вернуть кредит». Обращение к Николаю Чудотворцу: «Положи в мою сумочку 30 000 рублей». Видела очень трогательную записку одного молодого человека – видимо, приезжего, – который работал на стройке, и его обманул подрядчик. В записке приводились точные расчеты: сколько он сделал и сколько ему недоплатили, а также адрес, куда автор записки просил Ксению Блаженную перечислить ему деньги. Я пыталась заинтересовать текстом этой записки телевизионщиков из тогдашнего канала «100» и даже чиновников, но неудачно.
– Люди пишут записки, засовывают их между иконой и стенкой – а священники что на это говорят?
– Вообще, это, конечно, языческая практика, которая одобряться не может. Поэтому засовывают записки тайно. В одном соборе знакомая свечница рассказывала, как батюшка ее инструктировал по этому поводу: людям мешать не надо, но потом записки нужно вытаскивать и выбрасывать. Это стратегия конформизма. Для священника было бы правильно как раз стоять у иконы, к которой несут записки, перехватывать таких людей и вести с ними беседы на те темы, на которые они хотят говорить с иконами. Впрочем, при этом в любой церковной лавке вы найдете икону, на упаковке которой будет обозначена ее функциональность: «Икона для прибавления ума», «Водителям», «Для успеха в делах».
Когда в 2013 году открылся Федоровский собор возле Московского вокзала, я с большим интересом следила, будут ли там появляться записки. Поскольку в этом соборе очень хорошо поставлена катехизация (религиозное обучение верующих. – А.М.) и священники доступны для прихожан, можно сказать, в любое время дня и ночи, практика незаметного подбрасывания записок к иконам возникла там только года через два, да и то процент этих записок статистически ничтожен. То есть существует определенная взаимосвязь между записками и миссионерской активностью священников.
– Засунуть записку за икону – это единственная форма написать письмо святым?
– Нет. На Никольском кладбище в Лавре есть часовня местночтимого святого Матвея Татомира, ее не видно издалека, но найти несложно: туда все время идут люди и пишут свои просьбы на стенах. Монахи пробовали с этим бороться, но единственное, что они изобрели, – положить большую амбарную тетрадь, чтобы писали в нее. Впрочем, надписи на стенах все равно появляются. Как-то раз мне удалось сфотографировать замечательный текст: я руководительница такого-то театра, помоги нам успешно осуществлять нашу деятельность. В Троице-Измайловском соборе видела записку «Помоги, чтобы мои песни исполнял Валерий Леонтьев». То есть записки пишут и вполне статусные люди.
«ВКонтакте» есть несколько групп, посвященных блаженной Матронушке, Ксении Блаженной, и люди прямо на страницах этих групп пишут свои записки, иногда прилагают фотографии – видимо, чтобы святой не перепутал, кому именно он должен помочь.
Ну и, конечно, главный источник такого материала – часовня Ксении Блаженной на Смоленском кладбище. Писатель В.Н. Лялин писал, как во время блокады он шел по дорожке мимо часовни и часть записок, воткнутых в ее щели, вывалились ему прямо под ноги. Пронзительные тексты этих записок он опубликовал в одной из своих книг. В 1980-е годы филолог Топоров с разницей в 6 лет сделал две выборки текстов, которые были написаны на заборе вокруг часовни (сама часовня была закрыта, и чтобы не допустить паломничества к ней, власти построили вокруг забор). Эти данные можно сравнивать с современным состоянием. Самая впечатляющая разница – катастрофическое падение грамотности. У Топорова примерно на 60 текстов всего 2 грамматические ошибки. Сейчас 80–85% записок написано двоечниками.
– А содержание?
– У него приводится записка: «Я – Гена Седов, помоги мне бросить курить». Сейчас таких записок нет, доля записок с этической проблематикой сокращается. В остальном – те же просьбы: экзамены, поиск мужа. Просьбы родить здорового ребенка, кстати, в процентном отношении звучали гораздо реже, чем сейчас. Репродуктивная способность современных женщин снижается.
– Может быть, просто тогда в основном бабушки записки писали?
– Возможно, хотя группа с просьбой о помощи сдать экзамены у Топорова примерно такая же, как сейчас. Любопытно, кстати, что сейчас, когда у людей есть возможность засовывать записки в щели часовни (за что их, кстати, ругает местный охранник), некоторые предпочитают их сжигать – возможно, как раз чтобы не выкинули. Или закапывать в ближайшие могилы вне зависимости от того, кому они принадлежат. В таком случае могила воспринимается как универсальный почтовый ящик. Есть записи фольклорных экспедиций: в наши дни на севере, под Архангельском, бабушке снится умерший родственник, и она понимает, что надо ему передать теплые носки. Но родственник похоронен в другом городе. Она идет на ближайшее кладбище, закапывает носки в первую попавшуюся могилу и объясняет исследователям свой поступок: «А там дальше передадут».
– У святых и храмов есть специализация, где кого о чем просить?
– Серафим Саровский помогает от ревматизма. Тут понятно, почему: при жизни Серафим после нападения на него раскольников получил травму позвоночника и ходил сгорбленным, таким его и изображают на иконах. Целитель Пантелеимон традиционно помогает от всех болезней.
Женщины обычно обращаются либо к святым женского рода, либо к Богородице, чаще всего к Казанской иконе или «Неупиваемой чаше». За детей и мужа отвечают Ксения Блаженная и Казанская Божья матерь. Я видела всего две записки, обращенные к Христу. Хотя в записках могут перечисляться несколько адресатов, в том числе Христос.
Из храмов – это все крупные храмы: Преображенский, Казанский, другие соборы, Лавра. В маленьких храмах записок нет – возможно, потому что там их трудно засунуть незаметно.
В Лавре чаще встречаются записки пожилых женщин – это видно по перечислению родственников. Пишут: такой-то святой, меня обижают правнуки и внуки. Я хочу, чтобы они ко мне хорошо относились. Или: «Моей бы дочери найти хорошего мужа».
– Пишут современным языком или стилизованным под церковно-славянский?
– И так и так. Иногда сначала переписывают молитву, а потом – список родственников. Или подпись внизу: раба Божия такая-то. Или даже просто роспись, как в паспорте.
– Про Путина пишут?
– Пишут. Была очень интересная записка: «21 июля я встречу Владимира Путина и рожу от него ребенка». Это уже форма заговора: «Выйду не перекрестясь, пойду не помолясь…» В Казанском соборе видела записку: «Божья Матерь, помоги моему сыну стать правителем России или президентом». Слово «президент» было написано через «и».
– А что – есть записки в форме заговоров?
– Да. Приходится встречать записки, заканчивающиеся явно магической формулой: «Слово мое крепко, ключ-замок». И три раза: «Аминь». Чаще всего такие записки встречаются в Лавре. Или само построение фраз, которые составляют не просьбу, а повествование: «В следующем году я продаю квартиру, приезжаю сюда и нахожу работу с зарплатой в 30 тысяч».
– Заговоры бабушки пишут?
– Судя по тому, что там встречаются просьбы о хорошем муже и ребенке, – не только.
– Откуда же современным городским девушкам, если только они не учатся на филфаке, узнать формы заговоров?
– В передачи фольклорной традиции всегда участвует старшее поколение женщин. Сюда можно добавить какие-то женские тусовки, интернет-сообщества. В Интернете же есть много сообществ молодых мам. Вот, возможно, есть аналогичные сообщества, только другой направленности.
– Как выглядит портрет автора записок?
– Женщина, как молодая, так и пожилая. Судя по довольно часто встречающимся запискам с просьбой помочь в приобретении жилья в Петербурге, среди них много приезжих. Также много паломников. Паломники часто пишут записки на фирменных бланках тех церквей, которые организуют паломничество.
Елена Рыйгас. Фото: Лидия Верещагина
– История возникновения практики записок известна?
– Я ищу следы. Про записки на Смоленском кладбище, как я говорила, мы знаем со времен блокады. В церквях я их стала замечать последние лет 6–7. Московские коллеги говорят, что у них это началось примерно тогда же. Писали ли записки раньше? Их точно не могло быть, пока низшие слои населения были неграмотными. Я думала: если записки писали при советской власти, они наверняка попадали в КГБ. И даже по наивности ходила в Большой дом с этим вопросом. Но, конечно, ничего там не добилась.
В начале XX века в Петербурге жил основатель трезвеннического общества Иван Чуриков. Он был очень популярен, в его дом выстраивались огромные очереди, и, поскольку все не могли попасть, писали записки: «Братец Иоанн, исцели от пьянства». Может быть, практика идет оттуда. Хотя еще в Древнем Риме участники конских забегов на ипподроме писали на свинцовых табличках что-нибудь вроде «помоги победить» или «пошли смерть противнику» и закапывали их вдоль Аппиевой дороги. Но, например, моя коллега из Екатеринбурга говорит, что у них такой практики нет: «Вы в Петербурге совсем помешались на своем бюрократизме и даже святым пишите письма».
Возможно, действительно сыграло роль то, что Петербург – регламентированный город чиновников. Это отразилось даже на нашем произношении, которое характеризуется буквализмом: мы говорим именно так, как написано. Отсюда наши «булочная», «коричневый» и т.д.
– А у других конфессий такие записки есть?
– В Лавре я несколько раз видела записки, написанные по-польски. Но они не засовывались между стеной и киотом, а клались на небольшой столик перед иконой. За границей, в Польше, в храмах рядом со статуями почитаемых святых стоят небольшие корзиночки, и люди туда кладут свои письменные просьбы. У нас такая корзинка стоит в Троицком соборе у мощей Матроны. В Брюсселе в центральном соборе записки засовывали в складки одежды статуи святого Мартина, а вместо корзинки лежал журнал для посланий святому. Когда я его изучала, последняя по времени запись была: «Аллах акбар».
– В Стене плача в Иерусалиме много записок. Их кто-нибудь читал?
– Да, по ним было международное исследование. Оно привело к большому скандалу из-за того, что исследовательница прочла чужие тексты. Поскольку выяснилось, что записки касались политических амбиций их авторов. Когда я поехала на стажировку в Израиль, меня все знакомые обвесили записками, чтобы я их в Стену плача засунула. Причем они их перемотали всячески, так как, видимо, боялись, что я прочту.
Антон Мухин
