«Грозу» Островского понимаешь только взрослым

В очередной раз задумался – нужно ли мучить детей в школе нашей родной русской классической литературой. Во-первых, моя племянница в очередной раз принесла двойку, не разобравшись в очередных хитросплетениях загадочной русской души. А во-вторых, я побывал в театре. Самом что ни есть настоящем. Ну, то есть, где давали прямо классику – «Грозу» Александра Николаевича Островского.

Я просто последние лет десять в силу специфики рода занятий посещал постановки современного, так сказать, искусства. Где Гамлет был геем, а Отелло удушил Дездемону весьма специфическим способом – не руками. Даже довелось побывать на известной трактовке «Евгения Онегина», в которой госпожам Лариным было тринадцать и одиннадцать лет соответственно и Онегин, в итоге, с похмела грохнул педофила. Не говоря уже о постановке все того же сюжета, но в изложении Ивана Семеновича Баркова, точнее, его неизвестного более позднего подражателя.

А тут внезапно – «Гроза».

Вкратце напомню сюжет. Маленький приволжский город, мещанская среда. Сильная мамаша, сведя мужа в могилу, из самых добрых побуждений изводит сына инфанта и невестку. Последняя не очень счастлива в браке – жить с родителями для молодой пары вообще сложно, а с такой мамашей и подавно. Та все пытается выяснить, кого же сын любит больше – ее или жену. Нужно, чтобы ее. Поэтому, пока муж в командировке, главная героиня изменяет ему с человеком приезжим, внешне интеллигентным. Потом из богобоязненности признается в измене. А когда любимый оказывается таким же инфантом, как и ее муж, только непьющим, заканчивает жизнь самоубийством. И все это в исполнении труппы Воронежского камерного театра. Хорошо знакомого с приволжскими реалиями.

Зрителей, к сожалению, было немного. Тернист путь к искусству. Три поста оцепления: проверка QR-кода, паспорта, потом измерение температуры и только после этого проверка билетов. Мы все помним, что этот странный вирус особенно свирепствует в зрительных залах и ресторанах после двадцати трех часов. Хорошо хоть в буфете он не так опасен. А то бы прямо беда. Но, знаете, оно и к лучшему. В реалиях современного безумия ты вдруг понимаешь на сколько сейчас актуальны произведения двухсотлетней давности.

И я в очередной раз убедился – нельзя, нельзя преподавать классику в школе. Я был отличником, поэтому искренне ненавидел Анну Каренину, Печорина, трех сестер и Буревестника. Не говоря уже о восторженной на всю голову Вере Павловне с ее галлюценическими снами и этой самой утопленнице Екатерине. В шестнадцать лет невозможно постичь всей глубины трагедии жизни в России. Кстати, на спектакле совершенно справедливо было указано ограничение «детям до шестнадцати». Ну хоть кто-то подумал о школьниках.

Я ведь очень хорошо помню «Грозу» по школе. Мне довольно легко давались сочинения, но на ней я конкретно застрял. Я искренне не понимал, чем плоха Кабаниха. Она велела невестке падать в ноги мужу и часа полтора рыдать по его отъезду. Ну, норм. Так примерно в моем представлении и должны были строиться семейные отношения. Я не понимал, чем Катерину не устраивал любящий муж. Не доводилось на тот момент времени видеть, как могут биться свекровь и невестка за душу мужика в освещенном церковью союзе двух сердец. Не понимал, что значит «такая уж я зародилась горячая» – еще не было опыта общения с холодными. И чем может быть вызвано желание сбежать на край света от семейного счастья.

– Ну, бери меня с собой, бери!

– Да нельзя!

– Отчего же, Тиша, нельзя?

– Куда как весело с тобой ехать! Вы меня уж заездили здесь совсем! Я не чаю, как вырваться-то, а ты еще навязываешься со мной.

– Да неужели же ты разлюбил меня?

– Да не разлюбил, а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь!

В шестнадцать лет стремление убежать от красавицы-жены казалось верхом безумия. В эти годы ты себе уже примерно представляешь для чего нужна жена. В прикладном смысле. И не представляешь, чем за это сомнительное удовольствие придется расплачиваться.

Чего уже говорить про длинные монологи. Ты их вообще читал наискосок, чтобы только запомнить несколько ключевых моментов для характеристики персонажа. Ну, на случай, если вызовут к доске. Хорошая память обеспечивала минимальную «четверку». До мозга эта информация все равно не доходила – ведь приходилось параллельно держать в голове еще и химию. То есть структуру, свойства и методы синтеза углеводородов и их производных. До сих пор не понимаю, что означает этот набор случайных слов.

«В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной, не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать… А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга… на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних…».

А как сейчас эта среда проступает вокруг во всей красе. Невежество. Мракобесие. Грубость, нищета, бесправие. И совсем иначе начинаешь читать произведения классиков. Толстого, Куприна, Некрасова, Пушкина, Достоевского. Да и, честно говоря, труды Владимира Ильича Ленина тоже видятся сейчас в совершенно в ином свете.

Вадим Химич