Беглый взгляд на историю Души Петербурга в XIX – XXI столетиях. Часть вторая
Первую часть – Есть ли у Петербурга душа, она же – культурный код? Можно ли ее раскодировать и понять? – см. тут.
Поначалу утрата столичности воспринималась как немыслимые катастрофа и гибель Блистательного Петербурга.
- Николай Агнивцев, 1923 год
.
УЖЕЛЬ НАСТУПИТ ЭТОТ ЧАС?..
Ужель наступит этот час
На Петропавловских курантах,
Когда столица в первый раз
Заблещет в этот страшный час
В слезах, как ранее в бриллиантах?!
Ужель наступить этот час
На Петропавловских курантах?..
Ужель наступит этот год
Над Петербургом вечно-звонным,
Когда гранит во прах падёт
И кровь забрызжет небосвод
И ахнет твердь гранитным стоном?!
Ужель наступить этот год
Над Петербургом вечно-звонным?..
.
Представление о столичности как главной культурно-исторической характеристике Петербурга и об утрате им столичного статуса как о страшной и неизлечимой городской травме существовало на всем протяжении XX в.
Примечательно, однако, что акцент на этом делали, в основном, люди, не родившиеся и не выросшие в Петербурге: Андрей Белый и Николай Агнивцев (Москва); Лев Озеров и Наум Коржавин (Киев, Москва); Анатолий Собчак (Чита, Коканд, Ташкент).
Как трудно расставаться мне с тобой,
Великий город с областной судьбой.
Всё, что смогли, забрали мы в Москву,
Но невскую забыли синеву.
В вагоны не грузили мы пока
Иглу, упёршуюся в облака.
И ночи белые на северной земле
Мы не сумели увезти в «Стреле»
(1965)
.
А.А. Собчак:
«Петербург не может смириться со своим положением губернского города и втайне мечтает о возврате столичного положения»
(Цит. по: М. Каган. Град Петров в истории русской культуры. 2006 г.)
.
- Наум Коржавин, 1960 год
.
ЛЕНИНГРАД
Он был рождён имперской стать столицей.
В нём этим смыслом всё озарено.
И он с иною ролью примириться
Не может. И не сможет всё равно.
Он отдал дань надеждам и страданьям.
Но прежний смысл в нем всё же не ослаб.
Имперской власти не хватает зданьям,
Имперской властью грезит Главный Штаб.
Им целый век в иной эпохе прожит.
А он грустит, хоть эта грусть — смешна.
Но камень изменить лица не может, —
Какие б ни настали времена.
В нём смысл один, — неистребимый, главный,
Как в нас всегда одна и та же кровь.
И Ленинграду снится скиптр державный, —
Как женщине покинутой — любовь.
.
К самим петербуржцам практически сразу пришло осознание «сермяжной правды»: того, что статусная кастрация СПб — единственная модель стабильности и державы, и города на Неве, играющего в судьбах России важную и ответственную роль.
«— Торговаться я не стану, – вежливо сказал Остап, – но вот соседи… Как они?
— Прекрасные люди, – ответил Васисуалий…
— Но ведь они, кажется, ввели в этой квартире телесные наказания?
— Ах, – сказал Лоханкин проникновенно, – ведь в конце концов кто знает! Может быть, так надо! Может быть, именно в этом великая сермяжная правда!..»
Чуть ранее:
«Васисуалия Андреевича положили животом на пол. Ноги его молочно засветились. Гражданин Гигиенишвили размахнулся изо всей силы, и розга тонко пискнула в воздухе.
— Мамочка! – завизжал Васисуалий.
— У всех мамочка! – наставительно сказал Никита, прижимая Лоханкина коленом.
И тут Васисуалий вдруг замолчал.
“А может, так надо, – подумал он, дёргаясь от ударов и разглядывая тёмные, панцирные ногти на ноге Никиты, – может, именно в этом искупление, очищение, великая жертва”…».
(И. Ильф, Е. Петров. Золотой телёнок. Васисуалий Лоханкин и его роль в русской революции. 1931 г.)
.
Вынужденное обретение Городом на Неве новой роли в связи с утратой атрибута столичности — продолжило начатый ещё А.С. Пушкиным процесс осмысления имманентной души Петербурга как трагически противоречивого феномена.
Посвящённые этой теме тексты также были исполнены внутренних противоречий…
.
Иван Гревс: «Петербург уже пережил апогей своей славы…» vs «Он возродится в новом расцвете…»
- И.М. Гревс (1860 – 1941), историк-медиевист, профессор СПб университета.
— Надо уметь… понять город, не только описать его, как красивую плоть, но и почуять, как глубокую, живую душу, уразуметь город, как мы узнаем из наблюдения и сопереживания душу великого или дорогого нам человека.
— Литература о Петербурге до сих пор бедна и одностороння. Настоящего, солидного, яркого и полного научного путеводителя по его истории до сих пор ещё нет.
— «Душа Петербурга» угадана Н. П. Анциферовым удивительно верно, изображена с убедительною цельностью в прекрасно понятом единстве таинственного лика «Северной Пальмиры» на фоне грандиозной истории города «трагического империализма».
— Петербург уже пережил апогей своей славы, померк ныне его блеск. Но умирает ли он, или только тяжко болен? Будем верить, что он возродится не в прежней царственной мантии, но в новом расцвете научно-художественного зиждительства, идейной работы и культурной энергии, которые станут всенародным достоянием. А теперь книга Н.П. Анциферова поддержит к нему любовь…
(Ив. Гревс. Предисловие к книге Н.П. Анциферова «Душа Петербурга». 6 авг. 1922 г.)
Николай Анциферов:
— отказ от определения Души города vs подлинность её восприятия;
— проникновенное чувство vs обоснованная непредвзятость впечатлений.
- Н.П. Анциферов (1889 – 1958), историк, ученик И.М. Гревса, культуролог, градовед и краевед
— Не следует задаваться совершенно непосильной задачей — дать определение духа Петербурга…
— Описать этот genius loci Петербурга сколько-нибудь точно — задача совершенно невыполнимая…
— Нужно поставить себе более скромное задание: постараться наметить основные пути, на которых можно обрести «чувство Петербурга», вступить в проникновенное общение с гением его местности.
— Genius loci в этом смысле требует известного самозабвения, очищения себя от предвзятых, непроверенных впечатлений, от мало обоснованных желаний. Нужно раскрыть свою душу для подлинного восприятия души города… «Петербург — город трагического империализма…»
Николай Анциферов: «Петербург — город трагического империализма…» Вынужденный прорыв континентального народа — к морю
— Перед нами город, возникший в эпоху зарождающегося империализма, в эпоху, когда мощный народ разрывает традиционные путы замкнутого национального бытия и выходит на всемирно-историческую арену, мощно влекомый волею к жизни, волею к власти…
— Оторванность этой новой столицы от истоков национального бытия, о чём свидетельствует и природа, столь отличающаяся от природы Русской земли, и чуждое племя, ютящееся в окрестностях города, — всё это говорит о трагическом развитии народа, заключённого судьбой в пределы, далёкие от вольного моря-океана, народа, который должен либо стать навозом для удобрения культур своих счастливых соседей, либо победить, встав на путь завоевательной политики. И само существование столицы на покорённой земле говорит о торжестве её народа в борьбе за своё историческое бытие, и о предназначенности её увенчать великую империю и стать Северной Пальмирой…
Николай Анциферов: «Петербург — город трагического империализма…» Деспотизм власти vs рабство народа
— Общий вид города говорит и о трудности его рождения, о поте и крови, затраченных па то, чтобы вызвать его к жизни и, вместе с тем, о деспотическом характере государства, создавшего его, о рабстве народа, покорно отдававшего свою жизнь на закладку города, к которому он питал враждебное чувство.
— Медный Всадник — это genius loci Петербурга. Перед нами город великой борьбы. Могуча сила народа, создавшего его, но и непомерно грандиозны задачи, лежащие перед ним, чувствуется борьба с надрывом. Великая катастрофа веет над ним, как дух неумолимого рока. Петербург — город трагического империализма.
Николай Анциферов: «Петербург — город трагического империализма…» Беспредельная великодержавная экспансия…
— Годы вносили в строгий и прекрасный покров Северной Пальмиры всё новые черты империализма. Словно победоносные вожди справляли здесь свои триумфы и размещали трофеи по городу. А Петербург принимал их, делал своими, словно созданными для него
— Страны юга, запада и востока имеют своих [архитектурных и скульптурных] заложников в Северной Пальмире. Воля к великодержавству чувствуется в Петербурге. О каких же границах мечтает он? Не о тех ли, которые набросал нам Тютчев в своей «Русской Географии»?
[От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, / От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…/ Вот царство русское… и не прейдёт вовек…]
Николай Анциферов: «Город Петра оказался организмом с ярко выраженной индивидуальностью, обладающим душой сложной и тонкой…»
— Трагический империализм Петербурга, его оторванность от ядра русского народа не сделали его безликим, бездушным, общеевропейским городом, каким-то переходным местом в пространственном отношении (из России на запад, «окно в Европу») и во временном (от Московии к Великой Российской Империи). Город Петра оказался организмом с ярко выраженной индивидуальностью, обладающим душой сложной и тонкой, живущей своей таинственной жизнью, полною трагизма.
— Изучение города, как органического целого, даёт опыт постижения историко-культурного организма, в его видоизменениях…
Трагедия Петербурга, раскрытая А.С. Пушкиным в образе метафизической разорванности города между своими двумя ипостасями — Медным Всадником и Бедным Евгением, — после утраты Городом на Неве столичного статуса и устроенного большевиками контркультурного погрома, была заново осмыслена и прочувствована.
И в итоге опознана и сформулирована как трагедия раздвоенности между всемирно-державным экспансионизмом, отменяющим и попирающим человеческое, — и глубоким индивидуально-гуманистическим началом.
Между «рабской» самоидентификацией с российской империей — и гордой приверженностью своей духовно возвышенной городской сущности.
В дальнейшем попытки разрешить дилемму трагического империализма Санкт-Петербурга двинулись по двум противоположным направлениям.
1) Беззаветное слияние с российской империей, — столицей которой в 1918 году стала Москва, — на пути выполнения важных державных функций.
2) Внутренняя эмансипация по отношению к «Москве» и поиск в «душе Петербурга» глубинных антиимперских начал.
Стремясь «примирить» Петербург с его новой внестоличной ролью и гармонизировать, наконец, его трагически-имперскую душу, — культур-философы, социальные психологи, историки и публицисты — утверждали, каждый свою, версию петербургской первосортности, существующей независимо от формального административно-политического статуса Города на Неве.
При этом мало кому удавалось сделать ценностно-смысловой акцент на настоящем — как априори недостойном Великого города — и преодолеть формат благопожелательных отсылок к утраченному золотому веку (столичному или даже допетровскому), а равно мечтательных прозрений в светлое завтра…
Та линия петербургского текста, которая утверждала первосортность Города на Неве в условиях его статусного понижения, — вращалась вокруг длинного перечня функций, позволяющих экс-столице продолжать успешно служить России (а через неё — и всему миру).
– Военно-промышленный порученец
– Культурный продюсер и аниматор
– Интеллигентско-архитектурно-литературно-высокохудожественный легитиматор «брутальной и безвкусной Московии»
– «Окно в Европу»
– «Кузница кадров»
– Стильный имперский романтик
– Умеренно-аккуратный и легко контролируемый диссидент
.
Дмитрий Лихачев: предназначение СПб — продолжать мировое культурное дело, начатое до 1917 г.
«Это не только русский, но и европейский город…»
- Дмитрий Лихачев (1906 – 1999), литературовед, академик АН СССР, председатель правления Советского/Российского фонда культуры (1986-93), один из учредителей «Конгресса петербургской интеллигенции» (1999).
— Нам важно… осознать свою роль, свой характер, свою индивидуальность как города, города первостепенной культуры, чтобы развивать и поддерживать хотя бы наиболее важное и значительное в культурной деятельности наших предшественников-петербуржан…
Важной особенностью Петербурга была его научная связь со всем миром…
Стоит обратить внимание на особую роль Петербурга в освоении Дальнего Востока, Аляски и запада Америки, вплоть до Сан-Франциско…
Петербургская академия… была лучшей в мире академией в области филологических, гуманитарных наук и, главным образом, в изучении восточных языков…
Петербург — город общемировых культурных интересов, это отразилось и в его внешнем облике…
(1993)
Дмитрий Лихачев:
Петербург — столица русского классицизма и родина русской интеллигенции
— Черта Петербурга, отразившаяся в различных областях, — академизм, склонность к классическому искусству, классическим формам…
Профессионализм во всем является следующей очень важной особенностью петербургской культуры.
Позволю себе напомнить об учёных учебных заведений, сыгравших огромную роль в воспитании профессионалов и прославивших русскую науку…
Ещё одна черта характеризует петербургскую культуру. Я думаю, впрочем, что это черта русской интеллигенции в целом… Это обилие общественных и полуобщественных, полугосударственных объединений, в которых собиралась мыслящая часть общества…
(1993)
— Выделение петербургской русской культуры в самостоятельное явление имеет под собой основание, обусловленное, в первую очередь, концентрацией здесь во второй половине XVIII, в XIX и в начале XX в. интеллектуальных сил страны. Поэтому здесь, в Петербурге…, сконцентрировались именно все лучшие стороны русской культуры…
— Петербург характеризует не просто близость и схожесть с Европой, …а именно концентрация особенностей русской культуры. Эта концентрация сделала наш город одним из самых русских среди русских городов. Он самый русский среди русских, и самый европейский среди европейских городов!
Поэтому Петербург и не похож ни на один русский и ни на один европейский город.
Потому что в обоих смыслах он самый, самый!
(Д.С. Лихачёв. Из лекции «Петербург в истории русской культуры», прочитанной 19 мая 1993 г.)
.
Моисей Каган:
Роль Петербурга — «быть окном России Европу и воротами Европы в Россию»
- М.С. Каган (1921 – 2006), философ, профессор СПбГУ, автор книги «Град Петров в истории русской культуры» (1996, 2006)
— Петербургу «скипетр державный» сниться не должен — не в том его историческая роль. Роль эта не политико-юридическая, а культурная, с первых дней существования града Петра она состояла, состоит сейчас и будет состоять в обозримом будущем в том, чтобы быть окном России в Европу и воротами Европы в Россию.
Разумеется, главное условие этого процесса — общая политика государства, направленная на демократизацию страны и её развитие по пути современной цивилизации. Более конкретно — применительно к Петербургу — вера в возрождение опирается на то, что впервые за семьдесят лет его жизнь возглавляют культурные, интеллигентные люди [мэр А.А. Собчак и председатель Петросовета А.Н. Беляев], которые любят его и стараются сделать всё возможное для восстановления его былой роли в истории русской культуры.
(1996)
— Не раз высказывалось пожелание вернуть в Петербург столицу России целиком, во всей полноте её управленческих функций. В прологе к роману «Петербург» Андрей Белый восклицал: «Если же Петербург не столица, то нет Петербурга». Спустя полвека ему вторил Н. Коржавин:
Он был рождён имперской стать столицей.
В нём этим смыслом всё озарено…
— Прошла ещё половина столетия, и ту же мысль высказал политик: Петербург, утверждал первый мэр города А.А. Собчак, «не может смириться со своим положением губернского города и втайне мечтает о возврате столичного положения»… Убеждён, что такая перспектива не является оптимальной для Петербурга и имеет не научное, а чисто эмоциональное основание…
(2006)
.
Анатолий Собчак:
«Бессмысленно пытаться вернуться в прошлое, даже если оно кажется нам блистательным и прекрасным…»
— Утратив своё положение имперской столицы, Петербург, конечно же, многое потерял, но, к счастью для нас, не утратил полностью своего петербургского качества — духовного, интеллектуального и культурного центра России, одного из важнейших центров классической европейской культуры.
Интеллектуально-культурный феномен Петербурга не был тождественен его столичному положению, оказался шире его столичности. Поэтому и сохранился, несмотря на все испытания, выпавшие на долю города в двадцатом столетии. Атмосферу нынешнего Петербурга во многом определяет характерная для него смесь превосходства и ущемлённости… [Трагическая раздвоенность души сохраняется].
(А.А. Собчак. Из Ленинграда в Петербург: путешествие во времени и пространстве. 1999 г.)
.
Александр Юрьев:
СПб — кузница кадров. «Фабрикой по производству национального сознания Пётр I сделал Санкт-Петербург»
- А.И. Юрьев (1942 – 2020), доктор психологических наук, профессор и заведующий кафедрой политической психологии СПбГУ
— Предназначение Петербурга заключается в адаптации «срединной России» к европейской цивилизации и мировой цивилизации к России… Стремительно развёрнутые в городе верфи, заводы, дворцы, библиотеки, архивы, музеи, университет, академия наук и др. — это просто «цеха», в которых готовились кадры… для скачка из Азии в Европу. Однако, Санкт-Петербург не был предназначен для слепого повторения европейского опыта — он должен был предвосхитить развитие цивилизации и опередить её. Идея Санкт-Петербурга — предвосхищение Будущего мира, и на его основе созидание Настоящего для России. Эта задача была успешно выполнена, а её итогом является признание России великой державой на протяжении 300 лет…
(Формула менталитета петербуржцев. 2002 г.)
— Сегодня Петербург утратил значительную часть своего предназначения, потому что главным продуктом города стали считать тонны, кубометры, километры произведённой и перевезённой продукции… Но всё… делалось Петром I… в Петербурге только для того, чтобы в процессе научного, материального, культурного производства сформировать конкурентоспособные человеческие ресурсы. И главный их признак — ясное, чистое, широкое и глубокое сознание…
(Психологическая тайна предназначения Петербурга. 2003 г.)
.
Александр Секацкий:
СПб — метафизический фундамент имперской трансцендентности
- Александр Секацкий, философ, участник литературной группы прямого действия «Петербургские фундаменталисты»
— Ледяной Дом, стоивший немало усилий империи, можно трактовать как издевательство над здравым смыслом, но можно рассматривать его как очередной выброс трансцендентного: именно этот вид производства лучше всего развит в Петербурге, для него есть прекрасные производственные мощности, бесперебойно работающие уже три столетия.
(Из статьи А.К. Секацкого «Мистерия петербургской аскезы» // «Дело», 19.07.2004 г.)
— Мы не должны преувеличивать значимость “свободно парящей интеллигенции”, …выдвигаемых ею девизов и лозунгов. Например, в России как в аутентичной и органической империи, кроме имперского самосознания, есть ещё и имперское самочувствие, готовность откликнуться на тот или иной зов.
— Россия откликается на свой аутентичный имперский зов, а вот Украина как раз реализует чужую участь…
— Исход зависит от стойкости и от выдержки, от умения держать удар, от степени консолидации, а это самые важные имперские качества.
— Как заметил один мой знакомый, «мы вдруг поняли, что новый царь не предатель». Это уже невероятно много, потому что два подряд «царя-предателя», которые правили страной в конце прошлого столетия, — слишком даже для великой империи…
(Из интервью А.К. Секацкого Бизнес Online, 03.06.2023 г.)
.
Ещё одна новейшая попытка преодоления трагической дихотомии «петербургской души» — полный отказ от её поисков и замена дискурса об имманентной культурной метафизике СПб рассуждениями в духе внешнего державно-постмодернистского релятивизма. В этом случае Петербург рассматривается не как самодостаточный культурно-исторический субъект, но как производная от переменчивого восприятия его Россией.
.
Григорий Тульчинский:
«Град Петров» постоянно выступал и продолжает выступать своеобразным тестом, городом-испытанием российской идентичности
- Григорий Тульчинский, профессор НИУ ВШЭ
— А сама череда его переименований (Санкт Питер бурх — Санкт-Петербург — Петербург — Петроград — Ленинград — Санкт-Петербург) — трек от первоапостола через императора-основателя к партийной кличке великого самозванца — есть сюжет и символ исторического пути России, когда город выступает не только и не столько предметом осмысления, сколько его средством.
— Весь смысл русской истории сжимается в один вопрос о значении деятельности Петра… На протяжении всей российской истории… сформировались неоднозначные, а иногда — полярные образы Петра… Все эти противоречивые характеристики петровских реформ и личности царя-реформатора переносились и на «Петра творенье» — на Санкт-Петербург…
— «Петровский мифодизайн» СПб настолько масштабен и настойчив, что сказывается на восприятии названия города, порождающего неоднозначные коннотации, в которых Пётр-основатель практически вытеснил Петра-первоапостола, имя которого, собственно, и носит город… В результате название порождает… двусмысленность — кто свят (Санкт): Пётр – основатель (Петер) или сам город (бург)? Причём, обе сакрализации безблагодатны. Впрочем, если имя города понимать как нейминг, результирующий содержание бренда, как квинтэссенцию его мифодизайна, то такой итог вполне соответствует упоминавшейся неоднозначности восприятия Петра и его детища. [Восприятия в первую очередь Россией].
.
Однако все попытки отыскать уравновешенные и психологически комфортные образ и смысл Петербурга после превращения его из блистательной европейской столицы — в «главного помощника Москвы и России» оказывались априори ущербными.
Эти попытки можно было сравнить с психотерапевтическим аутотренингом (в духе забавной песни Александра Пушного «Надо радоваться») — чем-то вроде созерцания «котиков», которым многие люди стараются отвлечь себя от неодолимых вызовов и неразрешимых проблем своего малоэкзистенциального бытия…
На первый взгляд, державный функционал города на Неве после утраты им столичного статуса, представлял собой просто усечённую версию прежнего имперского служения.
Однако в бытность имперской столицей Петербург, при всей своей либерально-самодержавной раздвоенности, был с империей на одной ролевой и эстетической волне.
Престав быть столицей и переквалифицировавшись в «главного помощника Кремля», Петербург превратился в Ленинград. И во многом остался им даже после реверсивного переименования 1991 г.
Этот «нюанс» наложил на державный функционал Петербурга неизгладимый отпечаток-клеймо, порождающий неустранимые «стилистические расхождения» с аутентичным образом «идеального города»…
.
Самуил Лурье:
«Петербург окружён Ленинградом…»
Попытки преодолеть внутренний цивилизационный разлом Петербурга путём отыскания в его культурном коде «генома», выходящего за пределы петровско-имперских первооснов, также были множественными и разнообразными.
Но все они в итоге либо «возвращались» к самодержавным петербургским «скрепам», либо повисали в воздухе…
.
Дмитрий Спивак:
«Мы можем… обращаться… систематически — к облику города, который во все времена оказывал самое непосредственное и глубокое воздействие на психологию своих обитателей, то есть, в первую очередь, к его архитектуре»
- Дмитрий Спивак, психолингвист, профессор, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института мозга человека имени Н.П. Бехтеревой РАН
— С точки зрения культуры Санкт-Петербург почти сразу стал настолько самостоятельным и крупным явлением, что понять его можно, лишь исходя из внутренней логики его собственного развития.
— Чёткое выражение «метафизика города» находит себе в психологических установках и жизненных стилях тех социальных групп и слоёв, которые определяют жизнь города и страны — или, по меньшей мере, играют в ней видную роль [интеллигенция].
— Рано или поздно в городе появляются люди, которые черпают вдохновение в его облике и судьбе, осмысливают свои озарения и дают им выражение в формах, присущих культуре своего времени. Накладывая свою собственную, сверхличную логику на течение творческой мысли этих людей, «душа города» наконец обретает свой голос…
Дмитрий Спивак:
архетипическая структура СПб включает в себя финский, шведский и византийский мифы, а также творческие переработанные немецкий и французский мифы, — и прорастает державным величием России, системно оппонирующей Западу
— Формирование «финского мифа» было обусловлено присутствием на территории города и в его окрестностях многочисленного аборигенного населения, принадлежавшего к типологически отличной, архаичной, традиционной культуре; её представители, «несмотря на все испытания, дожили в окрестностях Петербурга до сего дня».
— «Шведский миф» СПб воплотил противостояние «дела Карла XII» и «дела Петрова», т.е. оппозицию «старой» и «молодой» Европы»: «Что же касается старой политики оттеснения России на восток…, то она… возрождается по мере продвижения НАТО на восток. В той степени, в какой Петербург воплощает в себе решительное, но конструктивное противодействие её проведению, доминантам его “шведского мифа” суждено сохранить своё действие в будущем».
— Сущность «византийского мифа» СПб: переняв от Московской Руси православную веру, исторически заимствованную от византийцев, петербургская империя предъявила претензии на духовное лидерство в рамках «православного мира» в целом. Как следствие, мечта о вознесении нового, «третьего Рима» нашла себе полное воплощение на берегах Невы.
— Российской культурой «петербургского периода» была освоена и переосмыслена оппозиция между «немецким мифом» и «французским мифом», что дало «нашей культуре мощный семиотический механизм, позволивший осознать, переработать или сформулировать заново большинство основных вопросов культурной динамики».
В связи с разговором о Петербурге как «творческом переработчике» европейской культуры, работающем на благо российского державного величия, невольно вспоминаются национально-культурные архетипы…
.
Виталий Старцев:
петербургская политическая культура отлична от московской
- В.И. Старцев (1931 – 2000), доктор исторических наук, профессор РГПУ им. А.И. Герцена, идеолог Движения за автономию СПб
— На Московской Руси никогда не боролись за рационально формулируемые “права” – боролись лишь за эмоционально трактуемую “правду”, что и предопределило “бессмысленность и беспощадность” всей московской политической истории.
— О Петре надо сказать особо. Мы справедливо считаем его активным сторонником европеизации России. Но, обрезая бороды и заставляя дам носить декольте, Пётр вводил только внешние формы европейской цивилизации. Да, он посетил Англию ровно 300 лет тому назад. Но решил ли он в итоге ввести парламент в России? Нет! Вместо этого он окончательно упразднил Боярскую думу и даже патриарха заменил Синодом, чтоб у русского самодержца не оставалось никаких политических конкурентов. Казни, часто необоснованные, жестокие расправы, преследование и убийство собственного сына — что это, как не продолжение все той же московской политической культуры и её кровавых обычаев…
Виталий Старцев:
петербургская политическая культура — дитя просвещённого абсолютизма и либеральных реформ
— Только при коронованных “российских немцах” — Петре III и Екатерине II появились зародыши новой культуры, которую я бы, по контрасту, назвал “петербургской”. Это, во-первых, дворянское самоуправление… Это возникновение первых органов самоуправления в городах, добавим сюда и идеологию просвещённого абсолютизма.
— Лишь с Николая I началось медленное, поступательное развитие новой политической культуры, которая причудливым образом стала вызревать под видимым гнетом III отделения и военных поселений. Тем не менее, именно “бездушный формализм” николаевского правления приучал русских людей хоть к каким-то началам порядка и законности.
— Окончательное оформление новой петербургской политической культуры и попытка распространения её на всю страну стали заслугой императора Александра II.
— Февральская революция 1917 г. случилась в Петрограде, городе, где новая, более свободная атмосфера способствовала рождению новых поколений россиян, желавших быть полноценными гражданами своей страны, а не бесправными подданными самодержавного императора.
— Увы, начавшись в Петербурге, революция 1917 года продолжилась затем в России — стране, где петербургская политическая культура прочных корней по-настоящему пустить так и не смогла и где традиционно доминировали “московские” стереотипы политического мышления и поведения…
(В. Старцев. Санкт-Петербург и Москва: две культуры – две политики // Петербургский Час пик. 29.07-05.08.1998 г.)
Виталий Старцев:
«Ленин любил повторять: “Петроград — не Россия”». И всё же Город на Неве — часть России…
— В.И. Ленин и Совнарком поспешно эвакуировались в Москву не только перед опасностью наступления кайзеровских войск. Петроград им, глубоким провинциалам, был вообще чужд. Петербург-Петроград был для них воплощением вражеских сил, с которыми они десятилетиями боролись, да и в 1917 г. им приходилось бороться в Питере с буржуазной и с «революционной» демократиями.
(В. Старцев. Санкт-Петербург и Москва: две культуры – две политики // Петербургский Час пик. 29.07-05.08.1998 г.)
— Сегодня перенос столицы обернулся бы для нашего города катастрофой, поскольку хозяевами в нём в этом случае оказались бы не мы, петербуржцы, а представители «российской политической элиты», и нам пришлось бы учиться играть по тем этическим и эстетическим правилам, которые привезли бы с собой Ельцин, Зюганов, Жириновский, Черномырдин, Лебедь, Березовский и т.п. люди. Петербург неминуемо начали бы «украшать» и довольно быстро превратили бы в архитектурный паноптикум. Думаю, для нас это оказалось бы ещё большим бедствием, нежели нынешнее прозябание…
(В. Старцев. Мы должны стать хозяевами в собственном доме. Интервью газете «Республика Петербург». 1998 г.)
— Конечно, никто не собирается «отделяться от России», речь идёт о расширении прав города, его самоуправления…
(В. Старцев. Санкт-Петербург и Москва: две культуры – две политики // Петербургский Час пик. 29.07-05.08.1998 г.)
Невозможность исторически отделить петербургскую политическую культуру от самодержавия, а сам город — от России толкала на поиск культурной евро-аутентичности СПб за пределами города — в окружающем природном ландшафте. Это лишний раз подчёркивало непреодолимость фатума трагического империализма Города на Неве…
— Каждый ленинградец, а теперь петербуржец в первую очередь чувствует себя не просто русским или россиянином, а “северянином”. Многие, наверное, даже большинство, никогда не видели эту “среднюю полосу” страны с рощами и полями, с тихими речками и прочей благодатью. Есенинская Русь далека от нас. Мы чувствуем себя хорошо в северном лесу, своей запущенностью напоминающем тайгу, на болоте, среди морошки и клюквы, на лесистых сопках, на берегах бесчисленных озёр. Своими мы чувствуем себя в комариной Карелии, среди морен Эстонии, на скалистых берегах Валаама, Финляндии и Швеции. Это наш мир, это наша родина…
(Виталий Старцев. Санкт-Петербург и Москва: две культуры – две политики // Петербургский Час пик. 29.07-05.08.1998 г.)
.
Константин Жуков:
Петербургу нужен новый взгляд на самого себя…
- Константин Жуков, петербурговед, историк, филолог, автор учебника «История Невского края»
— Осмысление своих отношений с имперским государством (остающимся таковым поныне) является для нашего города проблемой необычайной важности. Один из путей её решения — открытие нового взгляда на историю Невского края, осмысление петербургского прошлого не с позиций «государственной исторической школы», а в контексте многовекового развития локальной невской цивилизации.
(К.С. Жуков. «С кем был Петербург и с кем ему быть дальше?» // «Дело», 14.06.2005 г.)
Константин Жуков:
«Миф о городе без прошлого должен быть развеян!..»
— Существует культурная модель, в равной степени противостоящая и имперской, и националистической. Исторически эта модель имеет очень глубокие корни как в Европе в целом, так, в частности, на прибалтийских землях и конкретно в устье Невы. Условно эту модель можно назвать «бюргерской»…
— Постепенная деградация «бюргерской культуры» на северо-востоке Европы, вызванная падением Великого Новгорода, волею судеб оказалась прервана почти на столетие. После того, как часть бывших новгородских земель отошла к Швеции, европейская городская культура на них вновь возродилась. Город Ниен…, стоявший при впадении Охты в Неву возле крепости Ниеншанц, был типичным североевропейским торговым самоуправляющимся городом…
— Уничтожение Ниеншанца не столько обозначало победу над Швецией, сколько задавало психологическую установку на то, что у Санкт-Петербурга не было исторического предшественника (хотя в действительности он был!)…
— Расставаясь с имперской идеологией, Петербург должен преодолеть инерцию своей образцово-имперской функции, перестать рассматривать себя в качестве столицы великой державы и вспомнить о своих подлинных корнях, о той культуре, которая господствовала здесь в доимперское время. Миф о городе без прошлого должен быть развеян. Только такая терапия исторической правдой даст возможность петербуржцам сокрушить Империю в самих себе и из архаических «подданных Его Величества» превратиться в современных свободных граждан.
(Жуков К.С. Петербург и империя: попытка публицистической терапии // Журнал социологии и социальной антропологии. 2005. Том VIII. № 2)
Эксперимент по избавлению души Петербурга от её имперской трагичности — через бюргерское переосмысление культурно-исторической сути Города на Неве был осуществлён.
И окончился полным провалом…
«В начале XXI в. была предпринята попытка реформировать коммеморативный и визуальный городской брендинг. В частности, инициировать празднование памяти о шведских корнях города на Неве, изменить городской флаг и герб СПб в “балтийском духе”» etc.
«Однако ни одна из вышеупомянутых инициатив сколько-нибудь заметного отклика среди городской общественности не получила».
«На протяжении всей своей новейшей истории петербургский регионализм… неизменно демонстрировал фундаментальную неспособность успешно развиваться в качестве самостоятельного политического проекта… Причины такого положения дел корнями уходили в исходную внутренне противоречивую природу петербургского общественного сознания, сочетающую представление о Петербурге, с одной стороны, как о “европейском городе”, “колыбели свободы и демократии”, а с другой – как о бывшей “столице великой империи”, средоточии “сильной и грозной бюрократии”…»
(Коцюбинский Д.А. Символика петербургского регионализма: попытка создания новых городских символов и причины её неудачи в 1990–2000-х гг. // Публичная политика. Том 3, № 1, 2019 г.)
«В петербуржцах «неэвклидово» пересеклись две, на первый взгляд, непересекающиеся линии.
— «Петербург — великий город. Он велик потому, что создан по образу и подобию Европы. Европа – колыбель свободы и демократии. Значит, Петербург без просвещённой демократии — хотя бы и образно-мечтательной — немыслим».
— «Петербург — великий город. Он велик потому, что некогда был столицей великой империи. Империя — силовая производная от бюрократической функции. Следовательно, Петербург немыслим без сильной и грозной бюрократии».
Обе эти кривые силлогистические цепочки… наглухо впитаны в подсознание горожан и, подобно тяжёлому «фрейдистскому сну», давят на психику, наполняя её балластом комплексов, фобий и невротических импульсов…
Трагедия петербуржца не в том, что его днём и ночью по пятам преследует бронзовый мертвяк на тяжелозвонком копытном монстре, а в том, что до последнего, пока копыто, наконец, не придавит череп к булыжнику или асфальту, сохраняется неясность предпочтений. Всё же с кем я — с самим собой, трепещущим и бегущим, или же с ним, невидящим и догоняющим?..»
Таким образом, все попытки идейного преодоления трагедии державно-человеческого разлома Петербурга в XX — XXI вв. и «бегства» от неё оставались безуспешными.
Призывы органически слиться с ново-московской империей на базе выполнения тех или иных ответственных державных функций сохраняли в душе Петербурга горечь статусного и стилистического унижения.
Попытки найти иные, помимо имперских, точки культурно-кодовой опоры, — либо volens-nolens возвращались, подобно блудному сыну, к «имперскому очагу», — либо безнадёжно «повисали в воздухе» тотального социокультурного игнора…
В то же время, несмотря на заведомую обречённость этих устремлений, на протяжении последних ста лет Город на Неве периодически пытался — под самыми разными идейными знамёнами — более (что бывало реже) или менее (что случалось чаще) радикально выйти из-под жёсткой московско-державной опеки.
Впрочем, все эти попытки оканчивались тем же, чем и самоубийственное «Ужо тебе!», брошенное в отчаянии и вотще бедным Евгением Медному Всаднику у его подножия.
То есть — предсказуемым поражением: либо вследствие незамедлительных репрессий, либо по причине отсутствия поддержки и интереса со стороны большинства горожан.
Неполный список памятных фрондерских начинаний Города на Неве за минувшие сто лет:
– Кронштадтский мятеж и рабочие волнения начала 1921 г.
– Дело профессора Таганцева и прочие петроградско-ленинградские процессы 1920-х против «бывших».
– «Ленинградская оппозиция» 1925-26 гг.
– Пост-блокадная эмансипация ленинградских элит и ренессанс городского самосознания в 1944 – 49 гг.
– «Ленинградская зона свободного предпринимательства» 1990-91 гг.
– «Дело Собчака» 1996 г.
– Общественно-политическая дискуссия о петербургской автономии 1994-1998 гг.
– Досрочное «снятие» губернатора В.А. Яковлева 2003 г.
Последней попыткой СПб заявить собственную политическую повестку явилась петербургская оппозиционная активность «второго путинского срока» (2004 – 2008).
К этому времени, с одной стороны, надежды части горожан на то, что «петербургская команда», пришедшая к власти в Кремле в 2000 году, будет проводить евро-либеральную политику, не оправдались.
А с другой стороны, именно в тот период многим казалось, что в 2008 году страну ждёт судьбоносный и не предрешённый электорально-политический выбор…
Впрочем, дерзкие устремления «петербургской Фронды нулевых» постигла участь всех предыдущих «фронд».
Петербург остался верен либерально-имперской дихотомии своего культурного кода, исключавшей радикальное и последовательное оппонирование города (бедного Евгения) — державе (Медному Всаднику).
Даниил Коцюбинский
Продолжение следует…
Фото на заставке: Рixabay
