Братцы, сэру Полу Маккартни – 79! Вся жизнь с ним – спасибо Всесоюзной фирме грампластинок «Мелодия».
Хотя советская пресса устами тов.В. Леонидова в газете «Черноморская здравница» (sic!) обозвала Пола, Джона, Джорджа и Ринго «Питекантропами на Темзе», а потом разными другими устами всяко проклинали, издевались и изощрялись на тему разнообразных насекомых и животных (почему-то баранов) – см., например, знаменитое «Из жизни пчел и навозных жуков» в «Литературке». В ход пустили тяжелую пропагандистскую артиллерию – и конвульсии у них, и крики, и вопли, и что с нами будет, и куды нам, бедным, податься, и сумбур вместо музыки, и так далее, и тому подобное. Миленькие! Да за один маккартневский неустойчивый ми минорный аккорд в Yesterday вы должны были ему в пояс кланяться!
Потихоньку, однако, просочилась «Девушка» (среди других мелодий и ритмов зарубежной эстрады). И даже, кажется, появились ноты с русским текстом: «Я хочу вам рассказать, как я любил когда-то…» И припев: «Ах, девушка, девушка, девушка…».
Потом выпустили ноты «Вчора» – почему-то по-украински.
Потом вышел миньон с «Когда мне 64», с «Любимой Ритой» это они так перевели «Lovely Rita»), а на обороте – «Пусть будет так». Let It Be.
Английский б я выучил только за то, как говорится…
Back in the USSR – в нашей Первой английской школе иногда преподавали американцы и англичане. Расцвет застоя, железный занавес. Экономика должна быть экономной, свободу Анджеле Дэвис, nuclear weapons, у плохих сплошной armament, а у хороших – наоборот disarmament, израильская военщина, и все прочее.
Короче, эти англосаксы был разврат, что и говорить.
Сначала, во 2-м, что ли, классе, нас учила американка Шейла, в классе же шестом-седьмом мы чуть ли не на целую четверть были отданы молодой англичанке (Miss Sasha Wessler) из города Лондона. И вот наступил завершающий урок, на который слетелись не только наши учителя по английскому, но и завуч, и, кажется, директор, и, конечно, тетя из РОНО. Уселись сзади с постными мордами. Сначала-то шло тихо-мирно – грамматика, аудирование, перевод-пересказ. А к концу урока Sasha объявила: «А сейчас мы споем песенку!». И поставила пластинку. Это была домашняя заготовка – мы целый месяц разучивали When I’m 64: подпевали пластинке с Маккартни, то есть. С большим, надо сказать, удовольствием. Потому что на уроках пения мы ничего такого не пели – там мы все больше умильными голосами заводили «пойдульявыйдульяда». Или еще горестно тянули «голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве». Или исполняли эпическое произведение «Ленин – это весны цветенье!». Непременно каноном. А тут – When I’m 64!
Ну, мы и грянули – «When I get older losing my hair…». На задних рядах началось какое-то шевеление – скосила глаза: учителя наши чего-то скукожились, нервно как-то переглядываются, а мадам из РОНО ручку схватила и начала ее нервно крутить и чуть ли не ломать.
Допели до конца – и тут случилось непредусмотренное. Sasha сообщила: «А теперь будем танцевать!» – и поставила «Can’t buy me love», а это уже такой забойный по тем временам поп-рок, что дальше некуда. Мы-то, конечно, имели уроки ритмики, но там все больше пазефир с падепатинером практиковали, а тут вон чего, и учителя в спину глазами сверлят, и РОНО, и вообще…
А Sasha подначивает: «Давайте, ребята! Come on, guys!». И cбрасывает туфли (о, ужас!), и сама в пляс пускается: «Ну же, смелее, comе on! Эндрю!». И наш Эндрю, наш Андрюха, самый пластичный, самый двигательно одаренный, и самый смелый, выскакивает к доске и начинает так классно с англичанкой выламываться, и у них такой танец получился, что просто отпад. Между тем, бедные учителя совсем уже впали в ступор, а тетка из РОНО постепенно пошла пятнами по всему лицу, но нам уже было наплевать – мы гордились, что хоть кто-то показал, что мы тоже не какие-то там… И Эндрю потом поздравляли и благодарили.
Смешно сказать – это был маленький, малюсенький глоток свободы.
…18 лет назад сэр Пол Маккартни выступал на Дворцовой Площади. Он спел и ту самую «Девушку», и When I’m 64, и Can’t buy me love. Присутствовать там было, конечно, очень круто, но еще круче было наблюдать за народом – постаревшие битломаны, тот самый «пипл» с изрядно поредевшими хайрами, рыдали как дети. По их морщинистым лицам текли настоящие слезы – это были, конечно, слезы радости и умиления. От того, что все-таки дожили – а могли бы и не дожить. Запросто.
Марианна Димант