Под Новый год советским людям дарили сказку. Так повелось с оттепельных лет, признавших дозволенность безыдейного отдыха от героических трудовых будней социалистического строительства. Время самых длинных зимних ночей осветили «Голубыми огоньками» телеэкранов, образовав главный прайм-тайм года – несколько дней трансляции, куда укладывался нарастающий праздник непослушания, всё больше вольностей в рамках заказа государственного комитета по телевидению и радиовещанию, а потом и в цвете, окончательно побеждающем чёрно-серую заоконную реальность.
Вечером первого января 1978 года произошло невероятное чудо. Оно началось нездешней музыкой и дворцовой роскошью вечного юга, но могло показаться обычным костюмно-музыкальным фильмом, пока на нас с экрана, произнося имя Теодоро, не взглянула Маргарита Терехова.
До съёмок «Собаки на сене» Терехова уже отразилась в «Зеркале» Тарковского, закрепив в мастерстве тончайшие штрихи своей неприступной манкости. Той, что делала её малопригодной для советского кинематографа: с такими данными в нём можно было расчитывать только на эпизоды, дабы не слишком вводить трудящихся обоего пола в пагубный соблазн. В лучшем случае – на проходной формат киностудий союзных республик, где трубы были пониже, но и дым цензуры пожиже, и где Тереховой в том же 77-м году повезло ещё раз: молодой режиссёр Ахадов снял телефильм по рассказу Максуда Ибрагимбекова «Кто поедет в Трускавец». Только партийным недосмотром можно объяснить появление в бытовой мелодраме актёрского дуэта Терехова-Кайдановский. Что с точки зрения морального кодекса строителя коммунизма было чистой диверсией.
У Кайдановского была та же профессиональная беда: от его взгляда с экрана у всех женщин подкашивались ноги. Поскольку такой силой воздействия на честных матерей семейств может обладать только мерзавец, сие завидное свойство попадало под определение «отрицательное обаяние» и становилось непреодолимым амплуа. Герой, впрочем, положительным не считался: циник и ловелас, грубиян, и мелкий аферист, к тому же, обманом получающий больничный для отдыха. Но с появлением рядом с ним Тереховой простой мелодраматический сюжет наполнялся интригой эротического взаимодействия двух натур, ускользающих из социальной нормы.
Скрытый за кадром интим сочился из каждого жеста, от вида плеч героини и родинок на гордой шее. Мало того, общественно порицаемый стиль поведения случайных любовников к финалу оказывался рождением любви. Фильм на полку не положили, но выпустили на экраны так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Как и «Зеркало», его посмотрели немногие, пропустив в будничной телепрограмме ничего не обещающее название.
Но «Собака на сене» был праздничным подарком всему советскому народу. В нём не было опасного интима, комедийный характер классической пьесы позволял почти любые фривольности – это же не всерьёз и не про нас, любовные терзания в костюмированном балагане с музыкой, как положено, завершаются законным браком. В общем, всё дозволенное цензурой. Но зрелая сексапильность Тереховой-Дианы проткнула безобидную гладь весёлой сказки, как заточка парчовый мешок. Из него на отдыхающего после бурной новогодней ночи зрителя полилось сплошное вожделение: солнца, неги вечнозелёных садов, взаимности чувств, счастливых случаев и земных наслаждений.
Когда сказка завершилась торжественными аккордами и погасла на финальных титрах, что-то изменилось навсегда. Женщины и девушки посмотрели на себя в зеркала, вытягивая шеи и расправляя плечи. Загадочно. Силясь заметить то, о чём никогда не читали в журнале «Работница». В советском телевизоре всё ещё не было секса, но тайна соблазна всплыла на поверхность мутного исторического материализма эфирным радужным пятном и намагнитила потёртые осью полюса. Не открывшись ни разу. До сих пор притворяется, что её будто бы нет.
Марина Шаповалова
