Однажды мне удалось замечательно выйти замуж. Никто не понимал, что в моем замужестве такого замечательного. А замечательно в нем было то, что к мужу прилагалась комната в центре города. Это комната была бывшим кабинетом генерала Куропаткина, который проиграл все, что можно было проиграть, в русско-японскую войну.
Квартира генерала Куропаткина в то время, как я там оказалась, давно была коммунальной. Столовая генерала Куропаткина превратилась в общий холл. Там был паркет, телефон и куча дверей.
Находилась эта квартира на улице писателя Чехова, которого не любил критик Топоров, хотя и сам жил на этой улице. У квартиры было очень удачное расположение – до «Сайгона» можно было добежать за полторы минуты. А пешком, с заходом в «Букинист» на Литейном, минут за десять.
И вот этот кабинет генерала Куропаткина стал местом встречи, которое поменять не на что. Чего-то притягательное для филологов в этой улице было: наверное, многие любили писателя Чехова. Коммуналка за количество моих гостей на меня не сердилась. Тем более что на коммунальной кухне я практически не появлялась. Песен мы не пели. Мы только и делали, что читали стихи. А стенки в квартире у генерала Куропаткина были толстые, и нас не было слышно.
Люди, собиравшиеся в куропаткинском кабинете на улице Чехова, любили стихи. Но не всякие. Тогда был круг людей, любивших стихи Бродского, и круг людей, любивших стихи Сосноры. И как-то так считалось, что если ты любишь Соснору, то уже не входишь в круг тех, кто улетает по поводу Бродского. Хотя вслух это никогда не говорилось.
Портрет Виктора Сосноры работы Михаила Кулакова
Мы в бывшем кабинете генерала Куропаткина любили стихи Сосноры, он тоже там с нами кантовался: наша компания ему сильно нравилась, потому что своих стихов вслух никто не читал. Те, кто их все-таки писал, разумно этого на фоне Сосноры не демонстрировал и готов был слушать чужие.
Была у нас такая игра – все читают стихи какого-нибудь хорошего поэта по кругу. И тот, на ком цепочка рвалась, назначает поэта на завтра и завтра же ставит выпивку. Будущий предводитель европейских молодых христиан, на котором она трижды обрывалась, впал в депрессию и перестал пить на всю дальнейшую жизнь.
А Соснора знал стихи лучше всех: как-то привез из Москвы «Поэму горы» и прочел от начала до конца, наизусть, благородно нигде не останавливаясь, зная, что продолжить не сможем.
Соснора был хоть и несколько модерновый, но не вовсе отверженный властями и издательствами поэт. Они как-то намекали, что не сегодня-завтра у него выйдет книжка. Но и сегодня, и завтра, и послезавтра проходили, а книжка Сосноры все не появлялась.
И тогда мы решили, что люди должны узнать Соснору и без всякой книжки. Что мы развесим стихи Сосноры на улицах – то есть поступим так, как боролись за мир дети в капиталистических странах: один капиталистический ребенок стоял на стреме, остальные клеили плакаты про то, что миру нужен мир. Было в то время такое убеждение, что именно так поступают все прогрессивные дети.
Мы купили в магазине большие блокноты, формата между А4 и А5. И каждый сел и стал писать на листах свое любимое стихотворение Сосноры. Соснора не Бродский, у него стихи значительно короче, поэтому писать было нетрудно.
Я писала: «Ни матушки, ни мачехи не помнил мальчик маленький…»
Правда, у Сосноры были еще и поэмы, но оттуда мы брали отрывки. В итоге сосноринское «Слово о полку Игореве» мы переписали кусками практически целиком.
Дня три мы писали стихи. У меня был блокнот со страницами в линеечку. Писать на них было легко и красиво. А у некоторых были блокноты с просто чистыми листами, на них, как ни старайся, строчки получаются довольно кривые. Но мы сбегали в магазин и купили трафареты, которые клали под страницу. Строчки стали прямее.
Иногда стихотворение не помещалось на одну страницу, и тогда приклеивали листок снизу. Иногда не один, а два.
Соснора к нашему делу относился одобрительно. Хотя сам не писал.
Скотча в те времена не было. Поэтому мы купили клей в баночках, чтобы клеить. И стали думать: днем это клеить или ночью?
– Ночью, – сказал Соснора, – не надо. Это носит криминальный характер.
Мы задумались, а не носит ли поклейка стихов криминального характера и днем. Решили – нет, не носит. А носит исключительно информационный характер.
Дальше мы стали составлять план – на каких улицах будем клеить. Решили клеить только на улицах имени писателей. Считая, что эти писатели нас защитят, если нам будут предъявлены какие-то необоснованные обвинения. Первой в списке была улица Белинского. Мы были уверены, что Виссарион Григорьевич должен исключительно хорошо относиться к творчеству Сосноры. Второй шла улица Жуковского – он, конечно, стихи писал похуже соснориных, значит, ему полезно будет прочитать. Потом шли улицы Маяковского, Чехова, Некрасова и Короленко.
Когда мы уже готовы были выйти на улицу, выяснилось, что никто не написал, что это стихи Сосноры. И мы стали дописывать. Кто-то без хитростей писал сверху: «Виктор Соснора». А кто-то сочинял длинный текст: «Товарищи, вы, наверное, не знаете, чьи стихи лучшие в Ленинграде. А лучшие стихи – это стихи Виктора Сосноры…»
Наконец, мы пошли клеить. У каждого была банка с клеем. И кисточка. Мне досталась улица Чехова.
Я роста не самого большого, поэтому достать высоко не могла. На это Соснора, а он ходил со мной, сказал:
– Я написал стихи для карликов.
Я обиделась немного, но стала вставать на цыпочки.
Я не клеила стихи на дома, потому что получалось криво. Фасады у наших домов крайне неровные. Я клеила на двери парадных.
Соснора говорил, что после поклейки на двери парадных его стихи становятся похожи на жэковские документы. И их никто никогда не прочтет.
Мне казалось, что это даже хорошо, что они похожи на бумаги из ЖЭКа: люди подумают, что у них выключают свет или воду, и прочтут обязательно.
Но в итоге мы с Соснорой решили, что надо сделать листочки более художественными, чтобы они немного отличались от жэковских объявлений. Я предложила рисовать на листочках что-нибудь по сюжету. Соснора сказал, что так к стихам относиться совсем нельзя. Тогда я предложила рисовать цветочки. Соснора сказал, что надо рисовать облака. И мы отложили наш спор до общего собрания участников концессии.
Здание бывшего суворинского «Нового времени», где был кулинарный техникум, я обклеила очень сильно и даже внутри, потому что техникум никто не охранял.
Это – дверь в бывшее суворинское «Новое время», которую открывали Чехов, Григорович, Мамин-Сибиряк, Волошин с Гумилевым и на которую я приклеила стихи Сосноры в первую очередь, чувствуя связь времен. Фото: Лидия Верещагина.
Пришли домой, там уже сидят другие расклейщики – у них клей быстро кончился, потому что я клеила листочки только по бокам, а они мазали всю поверхность.
Утром, но не рано, часов в 10, мы пошли посмотреть, какое воздействие на жителей оказали стихи Сосноры. На улице Чехова их читали. И очень вдумчиво. Видимо, люди были уверены, что это распоряжение исполкома, хотя и изложенное в стихотворной форме.
А вот в кулинарном техникуме, где мы сильно рассчитывали на молодежь, никто у наших листочков не стоял. На улице Жуковского дворник срывала наклеенные стихи. Видимо, посчитала, что Жуковский такого бы не одобрил.
Тогда мы решили, что оставшиеся страницы мы сначала раскрасим – где-то нарисовали звезды, а где-то сделали цветные углы – и будем расклеивать на улицах, названных именами декабристов. Будущий создатель эталонного нравственного кредо и художественных произведений, на нем основанных, сказал, что нашему занятию более соответствуют декабристы. И мы пошли на улицу Пестеля.
Все мы знали, что это улица Бродского. На дом Мурузи Соснору точно поклеили. Я лично клеила стихи со стороны Литейного. Не знаю, читал ли их Бродский, я надеялась, что прочтет.
После Пестеля мы решили поехать на Якубовича – Якубович был самый любимый нами декабрист.
Но на улице Якубовича к нам подошел милиционер. Милиционер подошел и спросил:
– Чего вы делаете?
Мы говорим:
– Мы клеим стихи Виктора Сосноры.
– Зачем?
– Чтобы люди прочитали новые стихи Виктора Сосноры.
– Стихи надо читать в библиотеке, – сказал милиционер. И велел уйти.
Мы вернулись к улицам имени писателей и обнаружили, что даже улица Чехова уже очищена от стихов. И поняли, что наш город еще не дорос до звания самого интеллигентного города страны.
А у Сосноры скоро вышла книжка, с иллюстрациями Михаила Кабакова, очень красивыми, много лучше цветочков, что мы рисовали. И попала в библиотеки. Так что милиционер оказался прав. Хотя на улицах читать стихи гораздо интереснее.
Ирина Чуди
