Актерская профессия и спорт вполне совместимы, считает актер Михаил Трясоруков. О том, как у него это получается, почему не любит сниматься в постельных сценах, и своей неприязни к роскоши он рассказал в интервью «Городу 812».
– Раньше у актеров в дипломе писали амплуа. У вас оно комедийное, если не ошибаюсь. Это ограничивает ваши возможности?
– Я вообще считаю эту разблюдовку – ты трагик, ты комик, а ты инженю – не нужной. Есть много примеров, когда в дипломе написано одно амплуа, а на сцене актер играет совсем другое.
Мне кажется это чиновничьим определением. Так решили педагоги! И, как будто, зацементировали навсегда.
Вспомните, тех же Андрея Миронова и Юрия Никулина. Какие разные у них были роли! Кто бы мог подумать, что клоун Никулин может сыграть в фильмах про войну «Они сражались за Родину» и «Двадцать дней без войны». А он играл. И еще как!
Несколько лет назад в нашем театре поставили пьесу Николая Эрдмана «Самоубийца». Режиссер, правда, изменил название на «Пиф-паф», объясняя свое решение тем, что «Самоубийца» идет вразрез с концепцией театра.
Я играл Подсекальникова. Спектакли шли с большим успехом. Потом меня многие спрашивали: «Михаил, вы комедийный актер, такой смешной, а тут самоубийца Подсекальников… Как?!». Мне интересно пробовать себя в других ролях.
– Судя по вашей фильмографии, вы много играли полицейских – майоров, подполковников. Только погоны меняются. Вас это не смущает?
– Кроме полицейских у меня много и ролей военных, и меня это не смущает. Например, я играл полковника в «Агенте особого назначения», а потом мне дают сценарий в другом фильме, тоже полковника, похожего по сценарию на предыдущего, но я все равно сделаю его другим.
Знаете, я не отказываюсь от таких ролей, это моя работа. Другое дело, что каждый раз стараюсь сыграть по-новому, по-своему.
– В одном из интервью вы сказали, что мечтаете сыграть в сказке для детей.
– Потому что знаю, что это такое. Я играл Кота-Баюна в сказке у режиссера Валерия Обогревова на Пятом канале «Как Иван-царевич за чудом ходил».
Даже когда заходишь в павильон, ощущения другие – настоящий сказочный лес. Все так интересно и романтично.
Мне нравятся детские спектакли, у нас в театре есть про Незнайку. У меня с детьми устанавливаются отличные отношения. Играя для них, сам становишься ребенком. Если бы позвали сниматься в сказке, с удовольствием согласился бы.
– В фильме о последних днях Гитлера «Бункер» вы играли немецкого офицера. Сцены штурма Берлина в апреле сорок пятого снимали в районе Балтийского вокзала на Шкапина – это нормально?
– Я не рассматриваю фильм как кинокритик. Я делаю свою работу как актер. На съемках были консультанты, приезжала и женщина, по чьим дневникам был написан сценарий. Мне кажется, тут важно не где снимали, а про что.
– Вы сталкивались на площадке с актером, который играл Гитлера?
– Конечно, но мне показалось, что внешне он был совсем другой. Возможно, потому что привык к тому образу, который создавал актер Фриц Диц из ГДР, он часто играл Гитлера в советских фильмах.
В «Бункере» и Геббельс мало похож на оригинал, но это не мое дело. Есть режиссер, он так видит.
– Для вас было большой удачей оказаться на съемочной площадке у Георгия Данелия?
– Это был мой дебют в кино, я тогда еще учился на втором курсе. Меня пригласили в гостиницу «Москва»: «С вами хочет поговорить Георгий Николаевич Данелия». Мы пили чай, говорили около часа, а потом он пожал мне руку и сказал: «Вы утверждены».
В первый день съемок на «Мосфильме» часа три мне подбирали костюм – брюки, рубашка, куртка. Когда я приехал на «Кропоткинскую», где были съемки, меня отозвал Георгий Николаевич Данелия к своей машине: «Пойдем со мной». Открыл багажник, достал «дипломат», открыл, а в нем были рубашка, кепка, куртка, брюки. «Надевай», – сказал он. Это были его личные вещи, он привез их из дома. Как он угадал мои размеры не знаю, но все подошло.
На площадке я познакомился с оператором Павлом Лебешевым, он снимал все фильмы Никиты Михалкова. Общался с Евгением Леоновым, Александром Абдуловым, Савелием Крамаревым. Представляете, я – студент, второкурсник, а тут – все звезды советского кино! У меня крылья буквально выросли!
– Юрий Соломин и Александр Ширвиндт говорили, что актерство не совсем мужская профессия, дескать, надо обезьянничать и краситься. А вы как считаете?
– Никогда даже не задумывался об этом. Я, еще играя в театральных кружках, считал, что надо уметь не только наложить грим, но и войти в образ. Мне это было интересно.
Более того, мне довелось в театре сыграть женщин. Это было очень смешно и весело. У меня это получалось.
– У вас есть ограничения, по которым вы можете отказаться от роли?
– Я очень не люблю постельные сцены, они у меня превращаются в шутку.
– Михаил Николаевич, мне кажется, что вы некий ответ московским коллегам по сцене: в столице есть Нахим Шифрин, а в Петербурге – вы. Вы оба не только актеры, но и спортсмены.
– Никогда, если честно, не думал об этом. С Шифриным мы знакомы, выступали вместе в передачах. Я знаю, что он занимается спортом, тренируется, но мы никогда об этом не говорили.
Я вообще – как спортивный человек – приветствую занятия спортом. Если знаю, что человек занимается спортом, то смотрю на него совсем по-другому.
– Но в этом случае есть небольшое отличие: Шифрин стал заниматься им около сорока лет, а вы с детства.
– В спортивную школу меня отдали во втором классе. Начинал с борьбы, потом перешел на бокс, и очень плотно им занимался. Был трехкратным чемпионом Ленинграда.
В советское время была такая традиция: по школам ходили тренеры и агитировали ребят заниматься спортом. Кто-то приглашал заниматься лыжами, другой борьбой, третий атлетикой. Сейчас такого уже нет, а тогда те, кто послушал тренеров, стали впоследствии мастерами спорта.
Один из таких тренеров уговорил меня перейти из бокса в тяжелую атлетику.
– Это не самый легкий вид спорта. Откуда у вас появилась страсть к сцене?
– Во втором классе я шел по школьному коридору, и услышал, как кто-то в актовом зале играет на фортепьяно. Мне понравилось, я зашел в зал. Мужчина на сцене заметил меня, попросил подойти: «Нравится музыка? А не хочешь попробовать петь?». И так получилось, что я стал петь в школьном ансамбле. Мы выступали в разных школах.
А в четвертом, кажется, классе писали сочинение на тему «Кем я хочу быть». Я написал, что хочу быть киноактером. Не просто похожим на кого-то, а просто киноактером.
Потом у нас появилась театральная студия и так получилось, что спорт и театр стали для меня параллельными – сначала тренировки, потом репетиция, тренировки, репетиции…
– До службы в армии вы учились в институте имени Лесгафта, и только после нее поступили в ЛГИТМиК?
– Да. Лесгафта закончил в восемьдесят пятом и два года работал по профессии – преподавателем физкультуры в техническом училище. Мои ученики были еще те – оторви и выброси!
Потом призвали в армию. Тогда было постановление о призыве всех спортсменов. Казалось, что городу они были не нужны. Нас всех – заметьте, все были уже кандидатами в мастера или мастерами спорта! – собрали в Пушкине, и уже оттуда раскидывали служить по округам. Меня вместе с боксерами и борцами отправили в показательный танковый полк. Год я отслужил командиром танка Т-80, а потом нас потихоньку стали «вытягивать» в СКА.
Там стал заниматься троеборьем, выступал на соревнованиях, побеждал, ставил рекорды. Но театр не забывал, он был для души, и сразу после армии поступил в ЛГИТМиК на курс Исаака Штокбанта. В восемьдесят восьмом сдал свою курсовую программу и с 1989 года стал актером театра «Буфф».
– Вы до сих пор тренируетесь. И что для вас сегодня спорт?
– Хобби. Для того, чтобы участвовать в соревнованиях и завоевать место, нужно время для тренировок, а его у меня нет. Несколько раз принимал участие в соревнованиях, а потом шел на съемки, и до сих пор помню, как болели суставы.
Сейчас тренируюсь, чтобы поддерживать себя в форме.
– У вас, кажется, были рекорды в спортивной жизни?
– Это было еще в молодости. Их было несколько, один до сих пор остался. Его я поставил в 1979 году на соревнованиях юниоров СССР в Архангельске – в весе 52 килограмма жахнул 115 килограмм. Этот мой рекорд до сих пор никто не перебил.
– В ЛГИТМиК вы поступили в 1989. Именно тогда некоторые ваши коллеги по спорту уходили в криминальные структуры.
– Печальная тема, но говорить о них с презрением не буду. И обвинять тоже не стану.
Преступность тогда не просто так возникла, она была спровоцирована для того, чтобы в стране был хаос. Так появилась эта холера, которая накрыла половину страны.
Молодые, талантливые ребята хотели себя реализовать, кому-то были нужны деньги, всем надо было что-то зарабатывать, вот и пошли в криминальные группировки. Многие погибали, а те, кто выжили – кто отсидел в тюрьме, или поменяли свой статус.
– Вас не смущают попытки романтизировать то время в кино?
– Нет. Наверное, все дело в том, что так хотят продюсеры. Мне самому довелось играть криминальные элементы. Первый был «Крот», потом еще один фильм, и еще, и еще… Странно все это.
– В отличие от своих коллег вы ничего не рассказываете о личной жизни, не показываете свой дом, машину, дачу. Потому что старая школа – не было принято говорить о личном?
– Наверное, да. Да и хвастаться особенно нечем. Квартира есть, но не четырехкомнатная и не двухэтажная. У меня есть все, что мне нужно. Мне хватает. Да и к роскоши я не привык.
Андрей Морозов
