Прошло 9 дней, как нет возможности поговорить с Татьяной Москвиной. Сколько книг, пьес, романов, киноролей, радио и телевидения. Но мой любимый Танин текст – совсем крошечный. Это заметка в «Пульсе», которая называется «Всегда на связи».
Татьяна тогда нашла в каком-то музыкальном молодежном канале чат, где можно было прямо через смс послать в эфир сообщение. И послала. Оно почти сразу появилось на экране. Тинэйджеры не особо воткнулись, о чем спич, и продолжили беспечно и бесперебойно ворковать на своем птичьем сленге. Но в тексте Таня достаточно подробно распедалила, как их поколению важно моментально, тупо и обильно обмениваться бессмысленными мессенджами. Быть всегда на связи, по поводу и без. Говорить скороговоркой, без необходимости и без пауз. И без малейшей доли мысли. Чистый Чехов получился.
Но не прошло и пары дней с момента, как уже сама Татьяна не отвечает, и сразу под видом срочных некрологов в нескольких околокультурных изданиях полезли на свет блистательные , многостраничные шедевры классической петербургской театральной мысли. Совершенно очевидно сводящие счёты с ушедшим человеком. Авторы, как правило, лукавя, пишут, что долго думали – публиковать этот текст или нет. Разумеется, и это видно из прекрасных текстов, никаких раздумий на самом деле не было. С известием о смерти Татьяны Москвиной , судя по всему, у многих ее бывших подруг по цеху начался, как у героев Джанни Родари, праздник непослушания.
Особенно отличился на этой незатейливой ниве «Петербургский театральный журнал» с многостраничной запиской (сложно назвать ее статьей) главного редактора. Вот всего пара цитат из великодушного некролога: «Предполагаю, что, будучи человеком не очень счастливым (а счастлив кто ж? Особенно из нас?), она утверждалась таким образом». Ну, разумеется, Татьяна – мать двух прекрасных и талантливых детей, жена, писатель, дважды Золотое перо Петербурга, драматург, артист – была несчастна. Кому, как не «Петербургскому театральному журналу» это сообщить, особенно сейчас!
Или: «Сказать ей что-то уже не представлялось возможным. Ибо я была в прямом смысле проклята Москвиной». Или: «…когда мы еще общались и ей не изменял художественный вкус, можно было как-то возражать, и она даже смущалась». Что следует из этого, надеюсь, читателю понятно. Когда с автором текста перестала по неведомым мне причинам общаться Москвина, разумеется, художественный вкус Татьяне изменил.
То, что в комментариях к этому тексту в «Петербургском театральном журнале» артисты, критики со званиями и без пишут: «слушайте, это не по-людски, остановитесь, Таню даже не похоронили», культурную самопрограмму не останавливает. Автор и в комментариях продолжает гнуть свой месседж, ровно, как те тинэйджеры в чатах. И этот случай вполне симптоматичный. В отличие от тотального Главлита, охватившего сейчас все и вся, здесь петербургский издатель ничем не рискует: штрафа за дискредитацию памяти писателя он явно не получит, коллеги – бюджетополучатели из ФГУП-театров не осудят. Ну, а если осудят, что сделали (как видно на странице публикации многие, в частности драматург Николай Коляда), то нам с ними не по пути. Да ведь и сам герой некролога уж точно не ответит. Ибо уже никогда не будет на связи в этой ветке чата.
Что ж тут сказать? Разумеется, светлой памяти Татьяны от таких смс в эфир ни на йоту не убавиться. Бесполезно объяснять издателям «Петербургского театрального журнала», что помимо районного или мирового суда, который едва ли им выпишет штраф за дискредитацию памяти человека, которого ещё не успели предать земле, есть и Страшный суд. Можно только пожелать , как желала Таня в том тексте шаловливым тинейджерам, оставаться всегда на связи, с непрерывным потоком сознания, который по поводу и без льется, фонтанирует, журчит в смс, комментах, чатах. И некрологах.
Алексей Шолохов
