Пару лет назад, когда совсем молодые люди массово пошли на протестные митинги, многим показалось, что молодежь «наконец, политизировалась». Но молодежного бунта не случилось. О том, почему – «Городу 812» рассказали петербургские студенты в серии написанных по просьбе редакции аналитических материалов. Первые шесть взглядов см. 1, 2 , 3, 4, 5 и 6. Представляем взгляд седьмой.
С того самого 2017 года действительно стало казаться, что мы, я и мои сверстники, оказались вовлечены в некий общеполитический контекст. Возможно, это только моё заблуждение, может быть, так происходит со всеми в этом возрасте, но мы действительно стали смотреть друг на друга чуть-чуть иначе.
Разговоры, возникавшие на политические и остросоциальные темы, принимали немного волнительный характер. Появилось едва уловимое ощущение сопричастности к тем событиям, о которых тогда говорили и писали в СМИ. Словно нас вдруг внесли в некий таинственный список, и теперь наши настроения приобрели какой-то особый вес.
При этом, пока я учился в старших классах школы в небольшом подмосковном райцентре, и теперь, когда я учусь на первом курсе бакалавриата в СПбГУ, мне не встретилось практически ни одного моего сверстника, который бы заявил, что его полностью или же по большей части устраивает ситуация в стране. Безотносительно материального достатка, национальности, взглядов на жизнь или же чего бы то ни было ещё.
Ото всех можно было услышать оценки, отличающиеся если не полной неприязнью, то изрядной долей скепсиса по отношению к политике действующей власти. Даже члены Юнармии в моей школе, которые регулярно участвовали во всевозможных зарницах и конкурсах строя и песни, едва ли отличались особой лояльностью к ней.
Так что же? Значат ли все эти наблюдения, что молодые люди в нашей стране с минуты на минуту готовы встать в авангарде протеста? Навряд ли. Правда в том, что, несмотря на определённую степень недовольства, если не большая, то, по крайней мере, значительная часть молодёжи остается политически пассивной. Как ни странно, по той же самой причине, почему другая её часть продолжает проявлять свою пассионарность.
Чтобы понять нашу мотивацию к определённой социальной активности или же отказ от таковой, необходимо, в первую очередь, обратить внимание на тот факт, что моё поколение провело всю или почти всю жизнь при одном и том же режиме. Именно на этом в конечном счёте основывается весь наш эмпирический опыт, так или иначе связанный с политикой.
Что касается “сознательных” молодых людей, то у них подобное положение вещей вызывает однозначное возмущение, если не праведный гнев. Столкновение же с такими приятными бонусами последних лет как усиление авторитаризма и урезание социальных гарантий, послужило для них непосредственным стимулом для вхождения в политику и участия в протестных акциях.
Те же молодые люди, кто культивируют свою аполитичность, в большинстве своём точно также осознают всю несправедливость существующего строя. Но вместе с тем, для них очевидна и вся бесперспективность последних массовых протестов и отсутствие реальных политических сил, альтернативных тем, что сейчас находятся у власти и способных удовлетворить интересы большинства населения. Поэтому тот факт, что на протяжении всей их жизни сохранялся один и тот же политический статус-кво, приводит их к несколько иным размышлениям. Те, кто вырос в эпоху стабильности с одной стороны и политического застоя с другой, склонны верить, что можно удалиться от сложных и запутанных общественных процессов, пока это не коснулось их непосредственно. Именно поэтому они и не способны ощутить, что политика во всём её многообразии на данный момент находится в сфере их реальных жизненных интересов, ведь от неё можно просто отвернуться и жить вполне себе благополучно.
Этим молодые люди, в общем-то, мало чем отличаются от многих “взрослых”, сохраняющих уверенность в завтрашнем дне, чья политическая апатия пока что покоится на шатком, но всё ещё удобном ложе устроенности жизни.
Так что не следует вводить себя в заблуждение таким понятием, как юношеский максимализм. Из его наличия совсем не следует то, что молодой человек непременно будет рваться на баррикады. Если у одних он выражается в повышенном чувстве справедливости и готовности во что бы то ни стало изменить мир к лучшему, то у других он выливается в форму крайнего эскапизма, желания не иметь ничего общего с этим большим миром, полным лжи, интриг и лицемерия.
Значит ли это, что молодёжь – не более чем аморфная масса, которая так и останется равнодушной ко всему, что бы ни произошло в стране? Опять-таки нет. Время, как известно, не стоит на месте.
Сколько бы молодых людей ни выходило на несогласованные митинги под абстрактными лозунгами, и не уходило бы с них в разочаровании, нужно понимать, что ни для тех, кто остался в “движухе”, не для тех, кто отказался связываться впредь связываться с политикой, ничего не закончено.
То, что многие молодые люди откололись от протеста, значит лишь то, что те, кто в нём остались, продолжат набивать синяки в попытках что-то изменить. Так количество переходит в качество.
То, что люди аполитичны или же успели разочароваться в попытках как-то повлиять на политику в государстве, не значит, что они не найдут со временем те политические силы, которые действительно представят их интересы, и те методы борьбы, при помощи которых можно оказать реальное давление на власть имущих.
Какой бы нейтральной, какой бы отвлечённой ни казалась часть молодёжи сейчас, это вовсе не значит, что она останется такой через год, два или через пять лет, когда должна будет произвестись очередная «смена почётного караула». Как бы кому ни хотелось заниматься только лишь садоводством и разведением кроликов, ему рано или поздно придётся осознать, что выбора у него нет. Будет только хуже.
Борис Сорокин
