«Газпром нефть» выбрала на закрытом для общественности конкурсе проект застройки Охтинского мыса. Эскиз подготовлен японским бюро Nikken Sekkei и предполагает строительство двух 28-метровых зданий под общим названием Crystal Vessel («Хрустальный корабль»). Красивое название не должно обманывать – при застройке мыса пострадает «петербургская Троя»: на небольшом территории мыса найдены остатки нескольких крепостей и поселений, в том числе единственный подлинный мемориальный объект, хранящий память о Невской битве 1240 года. Но «Газпром» не хочет славы Генриха Шлимана, он думает о деньгах.
- Эскиз застройки Охтинского мыса по проекту Crystal Vessel Фото: ПАО Газпром нефть
Несостоявшиеся Шлиманы XXI века
«Петербургской Троей» территорию Охтинского мыса назвали журналисты – после того, как в 2006–2010 годах в ходе археологических раскопок там были сделаны уникальные открытия — обнаружены остатки крепостей и поселений, находившихся здесь задолго до появления города под названием Санкт-Петербург.
Конечно, подобные метафоры всегда грешат неточностью. И, тем не менее, при сопоставлении обстоятельств вокруг раскопок на Охте с одной стороны и на холме Гиссарлык, под которым была погребена античная Троя, с другой, обнаруживаются весьма поучительные «параллели и перпендикуляры».
В XIX веке никто из учёных не верил, что описанная в «Илиаде» Троянская война была на самом деле. Но Генрих Шлиман, миллионер и полиглот, не был профессиональным историком, а потому ему было не зазорно верить в то, что война греков с троянцами — не сказка. Он купил часть холма, на котором, как он считал, располагалась описанная в «Илиаде» твердыня, вложил в раскопки целое состояние, действительно нашёл Трою (хотя и не того периода, который описывал Гомер), и это стало, возможно, самым сенсационным открытием за всю историю археологии…
- Генрих Шлиман на раскопках Трои. Гравюра. 1880 год
А теперь перенесёмся на берега Невы и Охты. Достоверность изложенного в стихотворной «Хронике Эрика», созданной неизвестным автором в XIV веке на старошведском языке, так же как достоверность описанного в «Илиаде», не вызывала большого доверия у историков. Всё-таки «Хроника Эрика» — это поэтическое произведение, как и поэмы Гомера, — по форме не исторический источник, а художественная литература, эпос. Но обнаружение на Охтинском мысу прекрасно сохранившегося в земле первого этажа донжона (центральной башни) деревянной крепости Ландскрона и множества других артефактов, подтвердило, что всё, о чём повествуется в «Хронике Эрика», происходило на самом деле! А финансировавший раскопки концерн «Газпром» оказался в роли, аналогичной роли Шлимана, раскопавшего сокровища холма Гиссарлык.
Увы, сходство между миллионером XIX века и компанией-миллиардером века XXI на этом — на финансировании — и заканчивается. Первооткрывателем Трои двигало стремление сделать богаче всё человечество, подарить ему новое знание о прошлом. Хозяев «Газпрома» интересовало и продолжает по сей день интересовать совсем другое богатство. Они купили территорию бывшего «Петрозавода» вовсе не затем, чтобы производить археологические исследования, а для того, чтобы водрузить там самую высокую в стране и в Европе рекламную конструкцию — башню под названием «Газпром-сити» (впоследствии — «Охта-центр») высотой почти 400 метров. Спонсировать раскопки газовики были вынуждены, поскольку этого требовал закон. Обнаружение же в земле множества ценнейших находок было для них значительно большей неожиданностью, чем для Шлимана находка «клада Приама».
И неожиданность эта была для газпромовцев, также в отличие от Шлимана, явно неприятной, потому что стала препятствием для застройки участка. Протесты заставили «Газпром» перенести строительство с Охты в Лахту. Но сохранение для потомков каких-то канав и брёвен… Это в намерения владельцев участка на Охтинском мысу не входит до сих пор. Самая могущественная отечественная компания не собирается отказываться от застройки археологической сокровищницы Петербурга. Застройки, которая уничтожит все или почти все обнаруженные на мысу памятники прошлого.
Что же представляет собой этот найденный на Охте культурно-исторический клад? Чем он ценен для нас и для последующих поколений петербуржцев? И почему его надо во что бы то ни стало спасти.
Звезда и смерть Ниеншанца
Ближе всего к поверхности располагаются на Охтинском мысу остатки шведской крепости Ниеншанц.
Фортеция была основана по приказу шведского короля Карла IX, внявшего рекомендациям полководца Якоба Делагарди. Случилось это в 1611 году, ещё до того, как по Столбовскому мирному договору приневские земли официально стали частью Шведского королевства. Изначально Ниеншанц был прямоугольным в плане, но в 1660-е годы на том же месте была сооружена новая дерево-земляная крепость в форме звезды, с пятью бастионами и двумя равелинами, окруженная широкими рвами.
«Град Канец земляный невеликий стоит на берегу реки Невы на левой стране, а в другую сторону имеет малую реку, и от великие Невы реки до малой реки от поля имеет ров зело великий и глубокий, 10 сажен глубина. Противу того града за малою рекою к Неве посад великой, жителей имеет 450 дворов. От того посаду чрез малую реку учинен во град мост подъемный, деревянный, и к нощи на градские врата воротами поднимают. <…> К тому граду Канцу по всякое лето купецких кораблей приходит по 50, и больши, и менши».
- Крепость Ниеншанц. Фрагмент плана генерал-квартирмейстера Эрика Дальберга. 1681 год.
Так архиепископ Афанасий Холмогорский (в миру Алексей Любимов-Творогов) описывал по рассказам бывалых людей крепость Ниеншанц и Ниен — город, который являлся даже не просто предшественником Петербурга, а можно сказать — Протопетербургом; по сути, тем же самым городом, просто под другим названием. Исторический смысл города ведь определяется не его принадлежностью тому или иному государству и не этническим составом населения. Этот смысл определяется географией и ролью в жизни самых разных стран и народов. Охтинский мыс в этом отношении — особое место.
Охта — самый нижний из притоков Невы: разделяться на рукава Нева начинает ещё ниже. Стало быть, по какому бы из русел невской системы ни двигалось судно, ему этого места было не миновать. Можно это представить себе так: пучок прутьев, сжатый кулаком посредине. Правей кулака расходящиеся концы прутьев — невские притоки, левее — рукава дельты. А сам кулак — это центр, узел всей речной сети. Ниен, ставший впоследствии Петербургом, находился в этой самой точке — точке, где с важнейшими для всей Европы водными транспортными путями пересекались сухопутные, где вступали в плодотворный контакт несколько этноконфессиональных сообществ, где происходил не только товарный, но и культурный международный обмен.
Книга архиепископа Афанасия «Описание трех путей из державы царского величества, из поморских стран, в Швецкую землю и до столицы их» была составлена в марте 1701 года. Уже шла Северная война. Существовать под шведской короной городу Ниену оставалось менее двух лет…
Осенью 1702 года население Ниена в большинстве было эвакуировано вглубь Швеции, а сам город сожжён шведами, стремившимися очистить пространство перед крепостью для стрельбы из крепостных пушек. Впрочем, отстреливаться долго Ниеншанцу не пришлось. Когда несколько месяцев спустя его осадили войска под командованием фельдмаршала Бориса Шереметева и самого Петра I, гарнизон был вынужден капитулировать — слишком велик был численный перевес русской армии. Тем не менее, бой был, и сооружения Ниеншанца пострадали от артиллерии нападавших. Позднее, в 1709 году, Пётр I устроил символическое разрушение захваченной твердыни, взорвав в ней несколько ящиков пороха.
И всё-таки Ниеншанц в значительной степени сохранился: его земляные валы оказались лишь срезаны в верхней части (деревянные срубы в основании уцелели), а рвы — засыпаны. Это позволяет сегодня реконструировать старинную цитадель — подлинный, а не подставной исторический центр Санкт-Петербурга — с абсолютной точностью.
Здесь мог быть город заложен
Нужно сказать, осознание того, что место вблизи невской дельты самой природой предназначено для торгового города, пришло к шведам задолго до того, как были построены Ниеншанц и Ниен. За триста с лишним лет до основания Ниеншанца на том же месте уже стояла шведская крепость Ландскрона.
Она была сооружена летом 1300 года. Недолгая история этого скандинавского форпоста на невских берегах изложена не только в «Хронике Эрика», но и (очень, правда, кратко) в новгородской летописи. Для шведов было очевидно, что крепость должна быть построена именно здесь:
крепости быть с высокой стеною.
На мысе, где рек тех сливались пути.
[1] Так шведы называли Охту. [2] Перевод А. Ю. Желтухина.
Важно подчеркнуть: Ландскрона строилась не как таможенный пункт вроде тех, что в те и последующие времена густо усеивали берега Рейна и других европейских рек с оживлённым движением. Строя крепость в устье Охты, шведы не намеревались драть с проплывающих купцов непомерную пошлину и тем препятствовать свободе торговли. Нет, хозяева Ландскроны были кровно заинтересованы в том, чтобы трассы, соединяющие Балтику с Восточной Европой и далее — с Ближним Востоком и Средней Азией, функционировали бесперебойно. Цель строительства крепости заключалась в том, чтобы поставить на Неве свой опорный пункт, что-то вроде фактории, создать для своих торговцев более выгодные условия, побудить везти товар для продажи сюда, а не в другие центры. Главным из таких центров был, безусловно, Господин Великий Новгород — богатейшее государство, считавшее приневские земли своими вассальными территориями.
Шведы очень хорошо понимали урбанистический потенциал невских берегов, тогда как Новгороду очень не хотелось, чтобы на Неве вырос под защитой крепости (тем более шведской!) торговый посад. Интерес Новгорода заключался в том, чтобы ни один товарный поток не прошёл стороной, минуя сам Новгород. И это (прежде всего это!) заставляло новгородцев немедля пресекать любые попытки создания нового городского поселения на невских берегах.
- Взятие Ландскроны. Гравюра по рисунку Николая Каразина. Конец XIX века.
Ландскрона, оторванная от метрополии, с небольшим гарнизоном, без запаса продовольствия, с грамотно выстроенными, но всё же только деревянными стенами и башнями, не имела шансов на выживание. На следующий год после её постройки, новгородцы, собрав значительные силы, осадили её, взяли штурмом и уничтожили.
До недавнего времени нельзя было и предположить, что от неё осталось что-либо более или менее крупное. Сохранившийся в земле нижний этаж главной башни Ландскроны – это подлинное, зримое свидетельство событий семисотлетней давности, это остаток того ядра, вокруг которого Петербург мог бы вырасти за четыре века до того, как тут появились семёновцы и преображенцы Петра I.
- Основание башни Ландскроны. Фотография с раскопок на Охтинском мысу.
Устье Охты и устье Ижоры
Уничтожение Ландскроны было, конечно, ещё и символическим актом, демонстрацией, того, кто здесь хозяин. (Этот же мотив много позже побудил Петра взрывать валы Ниеншанца.) Такая демонстрация была нужна, поскольку земли по берегам Невы не были, так сказать, безоговорочным владением Новгорода. Эти земли были населены финно-угорским народом ижора, у которого была собственная племенная знать, и который являлся данником Великого Новгорода. И тут мы спускаемся ещё на один «археологический этаж» ниже…
Судя по всему, первое, самое древнее из укреплений, исследованных археологами в устье Охты, так называемое «мысовое городище» XIII века, было построено как раз ижорами, которые, кроме того, что платили Новгороду дань, несли, как это известно из летописей, пограничную стражу, охраняя пределы новгородских владений. Это раннее укрепление представляло собой ров и вал, отрезавшие оконечность мыса от материка. Поскольку предметов, относящихся к периоду существования городища, при раскопках почти не было найдено (обнаружены лишь шиферное пряслице и калачевидное кресало) и не выявлено следов построек того времени, можно считать, что постоянных обитателей внутри этого треугольника не было. По всей видимости, это было укрытие, использовавшееся от случая к случаю.
Один такой случай очень хорошо известен в нашей истории. Это описанное в житии Александра Невского столкновение, которое по традиции часто незаслуженно пышно называют Невской битвой. Вполне возможно, что ижерянин Пелгусий, увидевший плывущий по реке шведский отряд и пославший сообщить об этом в Новгород, находился именно здесь, в этом мысовом городище.
- Дозор Пелгусия-ижерянина видит шведские корабли на Неве и сообщает об этом в Новгород. Миниатюра Лицевого летописного свода. XVI век.
Это предположение, кстати, может объяснить и то, почему шведские пришельцы в тот раз выбрали для своей высадки не устье Охты, а расположенное выше и по другому берегу Невы устье Ижоры. Как можно допустить, самое привлекательное место в тот момент уже было занято ижорским дозором, который, хоть и был, вероятно, малочислен, всё-таки находился в укреплении и, конечно, мог рассчитывать на новгородскую подмогу. Шведы же не желали тратить время и силы на выяснение отношений с ижорами и, судя по всему, надеялись успеть построить в устье Ижоры свою цитадель раньше, чем новгородцы выступят против них. Но не успели.
Упоминание в одном из вариантов летописного сообщения о Невской битве шведских «станов и обрытий», похоже, свидетельствует о том, что сооружение крепости в устье Ижоры в тот раз всё же успело начаться. Продолжить его помешала атака новгородской дружины. Скандинавам пришлось ретироваться, но, как мы уже знаем, попыток построить на берегах на берегах Невы крепость, а рядом с ней и город, они не оставили. Эту идею много лет спустя у них — у тех, кого он называл своими учителями, — позаимствовал и блестяще реализовал Пётр I.
Пробные раскопки, проводившиеся на предполагаемом месте Невской битвы, результатов не дали. Стало быть, обнаруженные на Охтинском мысу остатки городища — единственный подлинный мемориальный объект, если не хранящий память о самих событиях 1240 года, то, по крайней мере, наиболее к ним близкий и хронологически, и географически. Уничтожать эти остатки — не просто варварство, а преступление.
* * *
Нижние уровни культурного слоя на Охтинском мысу относятся ко временам неолита и раннего железного века. Обнаружены каменные и деревянные орудия труда, керамика, остатки приспособлений для рыбной ловли, янтарные украшения, кострища. В то время, когда на этом месте обитали древние люди, Невы ещё не существовало — здесь был берег моря. По своей обширности и степени сохранности этот памятник не имеет себе равных на северо-востоке Европы.
Все археологические объекты, открытые на Охтинском мысу, являются культурными сокровищами, представляющими огромную ценность не только для Петербурга, но и для всего мира. Им, этим сокровищам, однако, не повезло: они оказались во владении корпорации, которая не привыкла заботиться о чужом богатстве. Даже если это культурное богатство всего человечества…
Константин Жуков, историк, краевед, автор книги «История Невского края»
