О бабах и о ресентименте

Милейшая Наталия Курчатова – литератор, которая когда-то, лет 20 назад, высказывалась сочувственно об идеях виртуального петербургского сепаратизма (с каковых пор мы и пребываем с ней в виртуальной дружбе), – ныне выступает на сайте газеты «Культура» от лица «русского ресентимента», под которым понимает институциональную мечту о «возрождении государственности перед лицом внешнего унижения и угрозы». Ее статья называется “Почему нет разницы между Дзержинским и Александром Невским”, и посвящена защите обоих кандидатов на лубянское стояние от нападок со стороны тайных и явных врагов российской государственности.

И в этой связи – как и положено носителю ресентиментной исторической памяти, девиз которой, ещё со времён евразийцев: «Мы нашей слабостью сильны!», – ставит всё с ног на голову. И награждает поражения ресентиментной мы-группы (в данном случае – «русского народа») почётным титулом «победа», а её стопроцентные унижения – статусом «вставания с колен».

И в этом ресентиментном Зазеркалье Наталии Курчатовой героями «возрождения государственности перед лицом внешнего унижения» оказываются те, кто в реальной истории, что есть сил, топили эту самую государственность в крови во имя совершенно иных сверхзадач. Формально – во имя великой идеи: Александр Невский – во имя православия перед лицом угрозы католицизма. Феликс Дзержинский – во имя Третьего интернационала и мировой революции перед лицом угрозы «реставрации капитализма и русского великодержавного шовинизма». А на деле – во имя собственной власти, из которой оба раза со временем вылуплялась насквозь ресентиментная – лживая, завистливая, и самодержавно-холопская – «государственность».

А ведь в реальной истории за сохранение государственности сражались совсем другие люди.

Ныне позабытый великий князь Андрей Ярославич попытался освободить Северо-Восточную Русь от ордынского ига еще в XIII веке. А вот ныне прославленный его старший брат – Александр Невский, метнувшийся с доносом к татарам, предал Андрея и Русь, навёл на свою родную землю карательную Неврюеву рать и в итоге бросил страну на два с лишним столетия к ногам татарских ханов.
Как и в XX веке за сохранение России в минимально пристойном виде боролись отнюдь не большевики (сторонники лозунга «У пролетария нет отечества!»), а их противники – начиная от эсеров-меньшевиков и кончая Колчаком-Деникиным. В то время как Ленин, Дзержинский и прочая большевистско-чекистская гоп-компания расстреливала без суда и следствия любого, кто называл себя в ту пору «патриотом» или, тем паче, «русским националистом».

Но мораль ресентимента – сила, пострашнее красоты, Сёрен Кьеркегор и Фридрих Ницше (изобретатели термина) не дадут соврать! И потому памятник, согласно мемориальной логике людей ресентимента, надо ставить не тем, кто был героем, а тем, кто был предателем, но затем удачно пропиарился в сказке-перевёртыше.

Впрочем, в этой ресентиментной «с-ног-на-голову-парадигме» не только гноище зла превращается в золотую россыпь добра, но даже скуластые половецкие бабы – в нордических русских витязей с «окладистыми бородами».

Вот что пишет по этому поводу Наталия Курчатова, поминая всуе, что мне особенно лестно, вашего покорного слугу:

«Аргументы противников «железного Феликса» очевидны: «чрезвычайка», военный коммунизм, впоследствии — «холодная гражданская война», вылившаяся в репрессии 1930-х — 1950-х годов. Впрочем, и у князя Александра находятся свои критики. Так, петербургский историк Даниил Коцюбинский посоветовал повесить знаменитому Рюриковичу на грудь пайцзу — “знак Ярлыка — документа, подтверждающего статус холопа Великого Хана”, а также придать его лицу монголоидные черты, ведь Александр Ярославич был как минимум на четверть половецких кровей.

Наблюдая очередной виток истории как политики, обращенной в прошлое, писатель Андрей Лазарчук заметил, что “…памятники ставят не людям, а символам. Триста спартанцев, двадцать восемь панфиловцев, вождь мирового пролетариата, мученик Николай, он же Кровавый, верховный правитель России, пламенный рыцарь Революции — всё это рекламные слоганы, полностью затмевающие самих людей, которые так или иначе оставили свой след в истории, и одновременно затмевающие тех, кого ими прикрыли впоследствии”. И при том, что Лазарчука обычно называют писателем-фантастом, в данном случае к реальности он куда ближе историка Коцюбинского…

Работая на Донбассе, я получила редкую возможность воочию увидеть, как формируется символ-памятник и насколько в реальности он может быть отделен от реального прообраза. Взять хотя бы так называемых “половецких баб” — каменные изваяния, которые здесь встречаются повсеместно и которые часто и не бабы вовсе, а мужики с окладистыми бородами, прямо скажем, не характерными для типичного монголоида…»

В заключение – просто чтобы было понятно, что такое ресентиментная оптика и до какой степени она далека от исторической правды, – несколько фото тех самых «баб с окладистыми бородами» и, как утверждает Наталия Курчатова, «не характерными для типичных монголоидов» лицами. А равно, чтобы можно было представить, как примерно выглядел внук (а может, и сын) половчанки Александр Ярославич, он же Невский.
Как говорится, без комментариев. Просто для свободного осмысления масштаба интеллектуального бедствия под названием «ресентимент».

(Здесь стоит пояснить, что тюрки, разумеется, не такие же «радикальные монголоиды», как собственно монголы, но это не отменяет присутствия в фенотипе степняков-тюрков – и половцев, в частности, – выраженных монголоидных черт).

Даниил Коцюбинский