Рассказ американской студентки о том, что ей не нравится в современном политкорректном образовании
Признаюсь – меня все это приводило в бешенство. Но я молчала, стараясь сбрасывать давление переполнявших меня негативных эмоций, когда выполняла обязательное (и, к счастью, не проверяемое преподавателем) еженедельное письменное задание – размышления о танцевальных произведениях по выбору профессора. Проблема в том, что все эти танцы были политическими. А точнее, политкорректными. И нам всем предлагалось обсуждать танцевальное искусство именно с этой стороны, а не со стороны искусства как такового. Курс назывался «Танцевальная критика», Dance criticism – очень популярный в США арт-критический жанр…
При этом я всякий раз чувствовала свое глубокое протестное одиночество в классе. Каждая из моих одноклассниц (я училась в ту пору в женском колледже) приветствовала «смелые и своевременные» идеи о протесте и сопротивлении, подчеркивавшиеся танцами, которые мы смотрели. А меня от всего этого – тошнило…
Вот, например, один из образчиков прогрессивной хореографии, которыми нас потчевали в течение семестра. С соответствующим, само собой, «кураторским» пояснением:
«Осенью 2016 и зимой 2017 гг. Эйко была артисткой в помещении собора Святого Иоанна Богослова в Верхнем Манхэттене…
Видео создано на основе ее недавнего выступления… в трех местах на открытом воздухе: в Гонконге, Майами и на Уолл-стрит в Нью-Йорке…
По всему пространству Собора Эйко изучает проблематику достоинства и превосходства, присущих обычному человеку – и игнорируемому (дискриминируемому)».
- Эйко Отаке, «Тело в Гонконге, Майами, Уолл-стрит», 2016-17 (видео – тут).
Я согласна, что эти перформансы, быть может, кому-то нравятся. Но только при чем здесь танцевальное искусство? Где разумная смысловая граница между означаемым и означающим? Можно ли считать танцем просто любое, самое обыденное, но зато «идеологически правильное» движение тела? Где кончается здравый смысл и начинается «1984» Оруэлла, когда «Правда – это ложь», а «Война – это мир»?
В отличие и от профессора, и от большинства студенток вокруг меня, я не считаю красоту способной быть преступной/неэтичной/реакционной или, наоборот, правильной/политкорректной/прогрессивной. Красота – не преступление и не активизм. Искусство не должно быть средством для решения задач, выходящих за рамки зрительного и умозрительного образов, звуков, сильных эмоций, одним словом – за рамки чувственной сферы.
Но сегодня в нашем обществе все больше набирают силу тенденции к прямо противоположному: к построению активистского и квазикреативного, а по сути ублюдочного искусства, которое существует не для того, чтобы его ценить, а для того, чтобы прививать обществу господствующую идеологию.
Характерной чертой этой деструктивной тенденции является манера комментирования произведений хореографического искусства, при которой каждый прогрессивный танец предваряется пространным пояснением о том, как именно создатели этого шедевра политкорректности отходят от «белой европейской христианской колониальной патриархальной гетеронормативности». В итоге танцу дается не художественная, а общественная оценка.
- Из «Демонстрации дистанционного танца» Нетты Йерушалми
Я вспоминаю здесь «Демонстрацию дистанционного танца» Нетты Йерушалми – типичный пример хореографически убогого современного «танца протеста». В данном случае – протеста против реконструкции ветхого парка в Нью-Йорке. В предварительных пояснениях педагог сообщил нам, что танцоры выступали на территории коренных американцев, насильственно захваченной белыми колонистами.
Другие танцы были основаны на произведениях писателя-искусствоведа и куратора Евы Яа Асантеваа, посвященных темнокожим женщинам и гендерно-неконформным людям, а также исследованиям современных проблем расы и пола.
- Из танца «Каркас архитектуры, или будущее наших миров». Танец создан на основе произведений Евы Яа Асантеваа
Все это входило в немедленный резонанс с ожиданиями моих нетерпеливых прогрессивных одноклассниц, которые считали именно эти моменты в танцах «такими важными в сегодняшнем климате», в то время как я с грустью для себя отмечала, что они оказывались единственными аспектами работы хореографов, способными оправдать их популярность, учитывая примитивность самой постановки и отсутствие артистизма у танцоров.
В итоге обсуждение танцев превращалось на занятиях в разговор не о танцевальном искусстве, а о проблеме соблюдения «нормативных» категорий, что сопровождалось пылким осуждением «исторической несправедливости», преодолеть которую, увы, даже несмотря на мастерство предложенного нам для анализа произведения (повторюсь – крайне низкокачественного), невозможно.
Но ведь такая пропаганда чужда самой природе мира искусства, которое не нуждается в политическом анализе и в котором не надо искать «идейный подтекст»!
Я вспоминаю, каким было искусство танца в США когда-то, когда оно было настоящим искусством, а не корявым приложением к «инклюзивной» политике и прочему идеологическому хламу.
Вот, для примера. Всего один бесспорный шедевр – экстатическая чечетка братьев Николас в «Штормовой погоде» 1943 года. Буйство страсти, движения, света и зрелищ, служащее для тех людей, которые смотрят эти кадры, просто прекрасной и приятно волнующей передышкой от хаотического мира, в котором мы все живем. Происхождение стиля танца и цвет кожи танцоров вообще не имеют значения в тот момент, когда человек приобщается к их уникальному таланту, способному дарить людям безудержную радость. Этот дивный новый мир приостанавливает реальность, в которой человек живет, переполненный своим одиночеством, и хотя бы на мгновение делает человека не таким одиноким и хоть чуточку счастливым. Но то, что эту музыку и этот танец дарят нам чернокожие артисты, с их темпераментом и их музыкально-танцевальной культурой, – конечно же, не случайно. Никто, кроме них, так не смог бы выступить на сцене.
Братья Николас в «Штормовой погоде» 1943 года
А вообще, наш мир – это мир дихотомий, мир бинарных оппозиций, о которых писал еще Клод Леви-Стросс. Мир мужчин и женщин. Мир молодых и старых. Мир физиков и лириков (про эту «дихотомическую пару» я услышала в России). Мир притяжения и отторжения. И в то же время – это мир множества культур, цветов, идей, танцев. Мир искусства для искусства, а не для политики.
А когда место красоты занимает активизм, а место художественного образа – политическая идея, наступает апатия.
Честно говоря, я устала заботиться о неизвестных мне лично людях, которые меня об этом меня даже не просят.
Да, есть те проблемы, которые вызывают у меня желание кричать и пробуждать других к активности, и мне не безразлична судьба коренных американцев, культура которых так и не смогла стать частью культуры WASP, и думаю, никогда не станет. А значит, надо искать новые пути для культурной эмансипации этих народов, а не тешить свое самолюбие пустой болтовней про «деколониальность» и «инклюзивность». Коренным американцам нужна свободная – политически, экономически и культурно – жизнь на их землях. А не маргинальный статус обитателей резерваций. Однако это уже – другая тема совсем другого разговора…
Но ведь вокруг меня – по большей части имитация реальной помощи людям и реального решения проблем. Как эти дурацкие «либеральные» танцы, которыми нас пичкают на занятиях. И я не могу притворяться, что я не замечаю этой профанации всего – и искусства, и политики, – которая творится вокруг меня.
Так что позвольте мне насладиться передышкой в восторженном мире танца! Пусть это пространство останется святым, освященным для богов движения и никого другого! Пусть танец, не стремящийся убедить меня или «поставить на верный путь», просто радует меня своей красотой. Думаю, и коренным, и чернокожим американцам от этого будет только лучше. Потому что чем больше в мире красоты, а не пропаганды, тем лучше всем живым людям на земле.
Элиса Шлект,
магистрант Института Гарримана Колумбийского университета
На заставке: фрагмент из современного «идеологически правильного» северокорейского балета
