Что такое «завершенный ресентимент», о котором не слышал Ницше
.
Краткое резюме трактата про завершенный ресентимент, только что опубликованного на сайте «Либеральной миссии».
Сравнительно подробный анализ истоков российской цивилизации и бегло-очерковый, пунктирный абрис ее последующей многовековой истории, позволяет сделать несколько выводов, которые представляются существенными для понимания не только прошлого, но также настоящего и будущего России как уникального культурно-исторического сообщества.
На протяжении столетий это сообщество проходит сквозь циклы военно-державных взлетов, а также военных поражений и смутно-революционных обвалов, — и в то же время всякий раз воскресает, подобно Фениксу из пепла, устремляясь ко все более высоким и амбициозным целевым вершинам.
Секретом как фатальной цикличности всей русской истории, заточенной под раз за разом упрямо повторяемое «достижение недостижимого», так и все большего приближения к этой недостижимой сверхцели — явился тот факт, что Россия изначально сложилась как уникальная цивилизация завершенного ресентимента, который не имели возможности ни описать, ни изучить классики темы ressentiment (Кьеркегор, Ницше и Шелер) и структура которого предполагает «расщепление» фигуры господина на две половины: Физического господина (ФГ) и Морального господина (МГ) – со всеми вытекающими из этого коллективно-психологическими и институциональными последствиями.
В изначальном цивилизационном структурировании по канонам завершенного ресентимента — принципиальное отличие России от других стран, в те или иные периоды своей истории находившихся в условиях внешней оккупации, неизбежно вызывавшей в обществе встречно-протестные ресентиментно-реваншистские интенции. Даже если периоды внешнего порабощения таких обществ бывали очень продолжительными (например, маньчжурская династия правила Китаем более 250 лет), эти цивилизации сохраняли свои исходные культурно-исторические характеристики. И после крушения чужеродной власти и преодоления вызванных ею и адресованных ей ресентиментных переживаний, как правило, продолжали свой исторический путь, сохраняя внутреннюю и внешнюю цельность.
В то же время Северо-Восточная Русь — будущая Россия, изначально (т.е. со времен монгольского завоевания) оформившаяся в условиях последовательной адаптации общества к гражданско-политической несвободе как базовой цивилизационной константе, в дальнейшем, как показали столетия российской истории, — вне абсолютного подчинения самодержавному ФГ и перманентного конкурентного противостояния, во главе с ФГ, внешнему МГ (Западу) — сохранять системную устойчивость не могла.
Однако, именно такая культурно-политическая модель обеспечила России не только успешное державное самосохранение, но достижение равенства с Западом — в лице его наиболее выдающихся «хедлайнеров» — по многим параметрам, и не только чисто военно-техническим, но также международно-политическим. На эту особенность российской истории одними из первых обратили внимание евразийцы, подробно описавшие и обосновавшие на российском примере оксюморонно-парадоксальный, на первый взгляд, феномен «силы слабых».
Возвращаясь в этой связи, вслед за евразийцами, к ордынским истокам российской цивилизации и абстрагируясь, насколько это возможно, от мемориально-исторических симпатий и антипатий, необходимо признать следующее.
Более стратегически перспективным, с точки зрения построения собственной независимой государственности — при сохранении фундамента своей идентичности (православия) — оказался избранный Северо-Восточной Русью путь завершенно-ресентиментного «холопского смирения» перед ФГ (татарским царями) и переноса всех негативных переживаний на МГ (западных соседей), — нежели путь «круговой обороны», по которому попыталась двинуться Юго-Западная Русь, геополитически балансируя между Ордой, Литвой, Венгрией, Польшей и Папским престолом.
В конце концов, избавившись от ордынского протектората во второй половине XV в., Москва (историческая правопреемница Великого Владимира) стала мощным независимым государством — по сути новой империей.
И с этого момента начала бурно разрастаться, в итоге превратившись в самую крупную территориально и одну из самых мощных в военном отношении держав Новейшего времени.
В то же время Южные и Западные восточнославянские земли не сумели «удержать» свою независимость. Уже XIV в. они вошли в состав Польши и Литвы, в итоге так и оставшись «на перекрестье» влияния и воздействия со стороны противоборствовавших друг с другом внешних сил: Речи Посполитой, Московского государства/Российской империи, Османской империи и Австро-Венгрии; позднее — Германии и СССР; еще позднее — ЕС и США с одной стороны — и РФ с другой.
Более того. К началу XIX столетия Россия осталась единственным среди не только восточнославянских в своей основе, но вообще всех славянских государственно-политических образований, сохранившим абсолютную внешнеполитическую независимость и способность участвовать в международной жизни на равных с другими мировыми державами.
***
И кто бы ни стоял во главе России, какая бы циклическая фаза ни значилась на повестке дня, все российские правители и большая часть российского образованного класса (а в XX веке в стране наступила эра поголовной грамотности и политизированности) всегда были устремлены к тому, чтобы догнать и перегнать Запад, показав ему «кузькину мать», как говорил в полемическом запале Никита Хрущев. К этому стремилась российская цивилизация завершенного ресентимента на протяжении всех пятисот лет своей истории и именно это сообщает ее многовековому продвижению к заветной сверхцели ощущение смысла, энергию и кураж.
Даниил Коцюбинский
