Приехав в Японию на 2 месяца, я совершенно не позаботилась о страховке. Обычно, когда делаешь другие визы, не японские, страховка – один из документов, без которых визы не дадут. Для Японии правила другие, страховка – на вашей совести. И я про нее благополучно забыла.
Оказалось, такая забывчивость стоит дорого. В один прекрасный день у меня разболелся правый бок. Само пройдет, подумала я. На следующий день оно не прошло. На третий день мы задумались о походе к врачу или хотя бы в аптеку. Была суббота, и работающей аптеки рядом не оказалось. Я приготовила суши, мы поели и легли спать.
В 2 часа ночи я проснулась от сильной боли и подумала: «Правый бок – это же аппендицит!». Разбудила своего парня Яна, сообщила ему, что у меня аппендицит и что это бывает смертельно.
Ян начал гуглить симптомы аппендицита. Нашел: сильная боль в правом боку, отсутствие аппетита, запор, высокая температура. «Всё как у меня! – закричала я. – Ну, кроме температуры».
Мы позвонили в японскую скорую. Точнее, в единственную круглосуточную больницу в округе. Услуги скорой помощи, кажется, были доступны только тем, кто говорит по-японски. Мне повезло – Ян говорит. Он кое-как изложил мои симптомы, после чего минут 5 пытался выговорить наш адрес. Наконец, его поняли: «Через 7 минут».
Скорая приехала быстро, четыре санитара окружили меня и стали задавать вопросы. На японском. Ян переводил, а я показывала, где болит. Я надеялась, что они осмотрят меня, скажут «ничего серьезного», дадут таблетки и уедут. Но меня решили везти в больницу.
В машине скорой меня уложили на кушетку и подключили к куче аппаратов – для измерения пульса, давления и чего-то еще. Куча экранов с графиками и цифрами, всё вокруг пикает. Здесь я почувствовала себя по-настоящему больной. Через несколько минут у меня из-под мышки вытащили градусник и сообщили, что температура высокая. Как градусник оказался у меня, я не помню.
Вообще-то, слова «высокая температура» не должны вас пугать, если вы в Японии. Здесь нормальной считается температура 36,0. Наша 36,6 для них уже признак недомогания. Прежде чем пугаться, спросите, какая именно у вас высокая температура. Я вот не спросила и напугалась.
Когда мы прибыли в больницу (минут через 15), меня вынесли из машины на носилках. Я пыталась протестовать – не такая уж я больная – но это сложно, когда вокруг японцы. Глядя в небо, а потом в потолок, я достигла места с множеством врачей, капельниц, ламп и аппаратов, свисающих с потолка. Ян остался в коридоре, успев передать мне, что мой врач говорит по-английски.
Моим врачом была молодая японка. У нее была помощница. Они обе говорили по-английски. Я перечислила свои симптомы, врач спросила: «Что последнее вы ели?» – «Суши» – «Какая была рыба?» – я объяснила, что суши тут ни при чем. «Тогда мы возьмем анализы мочи и крови, а потом сделаем рентген» – я, разумеется, была согласна на всё.
«Вы живете в Японии?» – «Нет, путешествую» – «У вас есть страховка?». Нет, говорю. Нет, даже туристической нет. Врач и ее ассистент посмотрели на меня с ужасом и сочувствием: «Это будет дорого стоить, около 30 тысяч йен. Плюс за скорую – 10 тысяч йен. Всё вместе – около 50 тысяч…».
После анализов мне поставили капельницу, усадили меня в инвалидное кресло и отвезли в палату. Там было 3 кровати на значительном расстоянии друг от друга. Меня уложили в одну из них и занавесили шторы вокруг, так что я оказалась в своей собственной мини-палате. Сверху надо мной свисала капельница.
Скоро меня покатили на рентген. Врач-рентгенолог не говорил по-английски. Он объяснил Яну, что мне предстоит делать. Ян рассказал мне, на какую фразу надо вдохнуть, на какую задержать дыхание и на какую выдохнуть. Я запомнила. Ян и доктор ушли.
Передо мной был аппарат МРТ. Он заработал, я оказалась внутри огромного кольца. Женский голос что-то сказал, но это было не похоже на те слова, что я запомнила. Я продолжила дышать как обычно. Женский голос сказал что-то еще, после чего всё закончилось. Видимо, две реплики, которые я услышала, были тремя. Через минуту машина снова завелась. Оказавшись в кольце, я вдохнула и задержала дыхание, как только голос начал говорить. Получилось!
Через 20 минут мой врач пришла сообщить результаты исследования. «Мы думали, что у вас аппендицит, но после исследования снимка мы пришли к выводу, что это запор».
Мы заплатили 40000 йен (23000 рублей), получили таблетки от запора и в 3:40 утра оказались на улице, в часе ходьбы от дома. Пришлось взять такси. За 15 минут такси мы заплатили еще 3000 йен.
Увы, это был не последний наш визит к врачу.
* * *
Еще через неделю у Яна заболело в области сердца. Он отпросился с работы, мы нашли на карте ближайшую больницу и отправились туда. Там были одни женщины и дети. На плане здания – только кабинеты акушерства и гинекологии. Мы поднялись на второй этаж, в регистратуру.
Женщина слушала Яна, но смотрела всё время на меня, несмотря на то, что Ян повторял «лечить меня!» и показывал на себя пальцем. Это вконец убедило меня, что мы в клинике для женщин. Наконец, нас поняли. Мы спросили у врача, которая немного говорила по-английски, где ближайшая открытая больница для всех. Она отправила свою ассистентку за картой. Они показали нам маршрут и дали сфотографировать телефон и название той больницы.
Мы прошли минут 15 и нашли больницу. Она была закрыта до 16:30. Было 14:00. Мы взяли такси за 3000 йен и поехали в клинику, где лечили меня.
Днем эта больница отняла у нас куда больше времени. Очереди там не были столь длинными, как в России, но все равно мы прождали около часа. Вместе со всеми процедурами – прием у доктора, ЭКГ, УЗИ и анализ крови – всё заняло у нас больше трех часов. В итоге врачи ничего не нашли, кроме высокого давления.
Мы заплатили 30 тысяч йен и на этот раз поехали домой на автобусе, который ходит раз в час.
У Яна есть страховка, по которой компания возмещает ему все расходы на лечение. В целом же у японцев всё зависит от того, где они работают. В общем и целом, система страховки работает иначе, чем в России. Как рассказала мне моя японская знакомая Мисако, если в течение года семья тратит 100 тысяч йен и более на больницы, страховка по истечении года возмещает им 70% расходов. Потратить более 100 тысяч, как мы видели, совсем несложно.
Анастасия Дмитриева