Вся эта скандальная история началась в 2000 году сразу после решения коллегии Министерства культуры РФ от 29.11.2000, утвердившего Программу развития Российского этнографического музея (РЭМ) и перемещения музейных фондов из аварийных подвальных помещений в иное фондохранилище. Одновременно территория позади РЭМ была передана в бессрочное пользование музею – естественно, для музейных нужд. Подразумевалось, что здесь можно будет построить здание хранилища РЭМ, снеся с этой целью пристроенное к брандмауэру Большого зала РЭМ (иначе именуемого Памятным залом Александра III) не имеющее никакой ценности здание производственных мастерских Малого оперного театра.
Далее все пошло по обычной схеме. Утвердив программу развития РЭМ и оценив ее в 15 млн долларов, министерство заявило, что денег не имеет. После чего в образовавшуюся брешь устремился «один из наиболее успешных девелоперов Петербурга» Василий Сопромадзе. Для тех, кто еще не знает значения слова «девелопер», поясню, что это такой человек, который сам не сеет, не пашет, не строит, но зато умеет договариваться об отводе земельных участков для строительства зданий и сооружений и об условиях таких землеотводов. В том числе и там, где строительство категорически запрещено и где по этой причине стоимость квадратного метра жилплощади будет составлять величину уникальную. Как у нас договариваются, всем понятно. Коммерческое предложение В.Сопромадзе и заключалось в том, что он договорится о строительстве фондохранилища РЭМ, но при этом получит право воздвигнуть тут же, во дворе РЭМ и фактически на территории Михайловского сада (граница двор – сад существует, но чисто условно), рядом с парковым фасадом Михайловского дворца (Русского музея), элитный жилой дом. Или элитный отель. Место дислокации: южная граница — здание РЭМ, западная граница Русский музей, восточная граница — Садовая улица, а северная граница – Михайловский сад.
К чести КГИОПа, который тогда возглавлял Никита Явейн, Сопромадзе сразу получил безоговорочный отказ. Для петербуржцев это место если не сакральное в точном смысле, то близкое к этому. Одно из самых красивых мест, рядом памятники архитектуры не просто мирового класса, а уникальные, аналогов не имеющие. Михайловский дворец – архитектурный шедевр абсолютный. Построить рядом с Росси что угодно – уже хамство и порча. Потому здесь каждый сантиметр находится под усиленной государственной охраной и каждый сантиметр принадлежит не каким-то частным собственникам, а является общей собственностью. И должен охраняться государством.
Для петербуржцев это аксиома, для мальчиков из солнечного Тбилиси таких аксиом нет, для них весь наш город – потенциальная стройплощадка. Не жалко ничего, святого нет ничего. Мы любим Петербург за красоту, доставшуюся от тех, кто жил здесь до нас, а они за то, что это — Клондайк. Алчность и бескультурье довершают картину. И азартный В.Сопромадзе обратился в министерство культуры за разрешением. Путь накатанный, как говорится, смело, товарищи в руку. И разрешение было быстро получено. Правда, так же быстро выяснилось, что 14 октября 2003 г. первый зам. министра культуры Н.Дементьева написала в КГИОП Петербурга письмо, в котором согласование было объявлено недействительным и отменялось. Выяснилось, что разрешение на строительство гостиницы на территории двора РЭМ и Михайловского сада было подписано смелым зам. министра В.Малышевым, который не имел на это права. Бывает.
Но известно же, что права не дают – их берут. И В.Сопромадзе со своим ООО «Корпорация С» – при том, что территория, которую он упорно «девелопирует», относится к охранной зоне и, как напомнила летом 2004 г. В.Дементьева, нынешний председатель КГИОП, здесь запрещено не только строить, но для этой зоны запрещено и что-то проектировать – придумал провести архитектурный конкурс проектов многофункционального комплекса «Музей Плаза». Городская администрация сменилась, новым-то ничего не жалко. Как писал «Город» летом 2004 г. (см. № 28), конкурсанты уже вовсю работали. И вот 26 ноября в РЭМе открылась выставка восьми предпроектов многофункционального комплекса «Музей Плаза». Почему , кстати, «Плаза» — слово, которое по-испански означает «рынок», не понятно. При чем тут Испания, у кого тут родной язык испанский?.. Или слово «рынок» родное и близкое?
Прежде чем обратиться к проектам непосредственно, нельзя не сделать нескольких замечаний. Во-первых, разрешения на проектирование и строительство нет. Ни от КГИОП Петербурга, ни от министерства культуры. Так что речь идет не о конкурсе проектов, а об экспозиции предпроектов, не имеющей никакой законной базы и никаких последствий. Это чистый пиар, попытка еще раз приучить петербуржцев к тому, что отели можно строить и в Михайловском саду.
Во-вторых, вне обсуждения остался проект строительства хранилища вне охранной зоны. Скажем, у Эрмитажа хранилище построено на окраине Петербурга, в новом районе – и оказалось, что так тоже можно, более того, это хранилище оказалось новым культурным центром, что очень важно. Иными словами, не обязательно строить новое хранилище РЭМ на краю Михайловского сада, рядом с Росси. Но тогда, понятное дело, наш девелопер не заработает своих больших девелоперских денег, а это очень плохо, и все это понимают и этим озабочены: от губернатора, который поставил на письме А.Вахмистрова визу, согласившись со строительством «элитника» при условии проведения архитектурного конкурса, до минкульта. Понятно, что акула не может быть вегетарианкой, но почему-то все относятся к ее повадкам с огромным сочувствием. И не брезгуют деньгами, от которых пахнет Сопромадзе.
В-третьих, смешно выглядит заявление минкульта о том, что нет 15 млн долларов на строительство нового хранилища РЭМ. 300 млн евро на второе здание Мариинского театра есть, а для РЭМ суммы более, чем в 20 раз меньшей не наскрести. Просто В.Гергиев – приятель президента, потому и отношение другое. Наверняка 15 млн долларов мог бы найти и Петербург, если бы было желание. Полупешеходная полузона на Б.Московской, еще один образец уродства и порчи старого города, обошлась нашему якобы нищему бюджету в 225 млн руб., это 7,5 млн долларов (см. «Город». 2004. № 42). Так неужели у такого города как Петербург нет денег на хранилище РЭМ? Смешно слушать, невозможно поверить. Но тогда ведь наш Василий не заработает денег, а вместе с ним и другие, вот в чем беда. Нет, всем миром поможем Сопромадзе получить свои девелоперские.
В-четвертых, всем отлично известно, только об этом помалкивают, что архитектор В.Ф.Свиньин, который возвел здание Этнографического музея на месте восточного крыла, конюшенного и прачечного корпусов Михайловского дворца, пытался добиться стилистического единства с Михайловским дворцом, но найти правильное решение не смог. Поэтому ему и не дали реализовать дальнейшие планы по строительству фондохранилища позади здания музея, с той стороны, которая выходит в Михайловский сад и граничит с шедевром Росси. Поэтому там и осталась пустота[1].
В связи с этим возникает естественная мысль: не стоит признанную неудачу второстепенного архитектора Свиньина усугублять еще и новоделом, а просто нужно снести пристроенное в 1930-е гг. к брандмауэру Большого зала уродливое кубическое здание мастерских Малого оперного театра и все законсервировать здесь, в охранной зоне, а фондохранилище РЭМ спокойно построить в новом районе. В нормальной стране так бы и поступили: раз зона охранная, значит и будем охранять. Но не у нас. У нас, например, активно спекулируют на том, что Свиньин чего-то не достроил, а мы теперь достроим; что Свиньину, дескать, помешала Первая мировая война… Все это чистая демагогия. Какая война, ребята, если строительство завершили в 1911 году. Просто проект был признан некачественым, вот стройку и свернули.
Что же касается самих архитектурных предпроектных предложений, то иначе, чем архитектурным терроризмом и хамством я их назвать не могу. Вроде не Сопромадзе, вроде кончали институты по архитектурной специальности, культурные люди, а лезут ставить свои постройки в Михайловский сад, рядом с Росси. Крест на вас есть? Или алчность отняла разум?
Согласно заданию, каждый проект включает четыре объекта: фондохранилище РЭМ, выставочный зал Русского музея, жилой дом и гараж-парковку. Проекты можно разделить на две группы. Первая – это попытка мимикрировать под парковый (северный) фасад Русского музея, сделать клон здания Росси. Скажем, архитектурный центр Мамошина и архитектурные мастерские Столярчука и Филиппова предложили именно клоны. Рядом с фасадом Росси, им кажется, будет приятно посмотреть на слабенький повтор классика в их самонадеянном исполнении.
Вторая группа – стилевой контраст с Росси, таковы проекты архитектурной мастерской Рапопорта, «Студии 44» (где работает Н.Явейн, некогда заретивший строительство на этом месте) и мастерской Романова. С теоретической точки зрения, если забыть на минуту, что здесь вообще ничего строить нельзя ни по юридическим, ни по этико-культурным основаниям, более правилен второй путь. Делать клоны – это путь трусливых и убогих копиистов, сразу расписывающихся в собственном бессилии. В этом смысле честнее выглядят те, кто ищут способы выражения на современном архитектурном языке. Однако террасы, спускающиеся в Михайловский сад и как бы подключающие его к домовому пространству, которые предложены «Студией 44» (мотив Большого каскада в Петродворце) и мастерской Романова (а здесь вообще придумали симбиоз модерна и «органической архитектуры»), выглядят, с одной стороны, нагло, а с другой – как-то чересчур по-дачному. Слишком много заботы об инсоляции, словно это южный санаторий. Возможно, это тот язык, который лучше всего понятен заказчику. В результате из всех предпроектов с чисто архитектурной точки зрения, если забыть о контексте, предпочтительнее то, что предложила мастерская Е.Рапопорта, хотя сразу бросается в глаза стилевое и технологическое сходство с наземным павильоном станции метро «Крестовский остров», который Рапопорт проектировал. Видимо, с этой вершины своего творчества Рапопорту шагнуть просто некуда.
Естественно, все предпроекты предполагают стыковку с северным фасадом Русского музея, и это сразу делает затею абсурдной. Ибо все они портят этот фасад. Если бы речь шла о строительстве ТОЛЬКО фондохранилища РЭМ, его можно было вписать в эту зону, не вступая с Росси в конкуренцию. Но задание же заставило архитекторов забить эту площадь под завязку, заставило вписать огромный жилой «элитник» высотой от 6 до 7 этажей, предусмотреть наземную автостоянку, новый въезд со стороны Садовой ул., что является еще одним посягательством на охранную зону и, кстати, сразу делает «проблематичным» так называемый восточный служебный флигель (Садовая ул., 1), построенный Росси, где сейчас располагаются службы РЭМ. Этот корпус будет мешать строительству и наверняка окажется «ветхим», после чего его судьба быстро определится. Я уж не говорю о том, что инженерно-геологических изысканий тут не проводили, и как поведут себя грунты, когда рядом с Михайловским дворцом и зданием РЭМ начнут рыть котлован, никто не знает. А рыть надо впритык, обнажая старые фундаменты, и рыть глубоко – дома имеют высоту до 20-25 метров как минимум. А грунты могут «поплыть», старые фундаменты дадут осадку, а стены – трещины. Такое у нас сплошь и рядом.
Особый интерес представляют числа: предполагаемые предпроектами площади нового хранилища РЭМ, выставочного зала ГРМ и «элитника». Мастерская Филиппова предоставит РЭМ 3510 м2, ГРМ – 1200 м2, зато площадь жилого дома будет 10223 м2, при этом гараж-парковка получит 3070 м2. Мастерская Митюрева дает РЭМ 3800 м2, ГРМ – 1750, жилая часть 9200, состоящая из 24 квартир, плюс гараж-парковка на 62 места площадью 2200 м2. Мастерская Земцова и Кондиайна РЭМ отвела 4795 м2, ГРМ — 1905 м2, и жилье составит 10225 м2, гаражи (58 мест) площадью 1665 м2. Для сравнения: согласно заданию, фондохранилище РЭМ должно составлять 3500, а жилье – 7000 м2, но понятливые зодчие, не сговариваясь, устроили конкурс «кто больше?». Кто сделает больше квадратных метров в «элитнике», кто больше поставит авто в подземном паркинге. Скажем, господа Филиппов и Земцов-Кондиайн превысили задание по жилплощади на 46 процентов! Стоит напомнить, что еще летом этого года считалось, что площадь жилья составит 4 – 6 тыс. м2. А сейчас самая меньшая величина площадей «элитника» у «Студии 44» равна 7000 м2. Явейн, видимо, в силу прежней должности, оказался самым стеснительным. А вообще смешно: сам же запрещал и сам же участвует в конкурсе.
Самый же нагло-роскошный «элитник» нарисовала и даже смакетировала мастерская Олега Романова. В террасированной пирамиде, в форме которой спроектирован жилой дом, предусмотрены 24 квартиры. На первом этаже площадью 387, 247 и 392 м2, на втором этаже – 426, 208, 194 и 326 м2… на пятом-шестом этажах – 296, 222, 234, 464 и 524 м2. Предусмотрена не только подземная автостоянка на 80 а/м (площадью 3020 м2), но еще и открытая – на 25 а/м (1095 м2). Плюс роскошный въезд со стороны Садовой, плюс инсоляции, автоматизации, охрана периметра… Неслабый домик. И все это прямо в музейной зоне, за стеной сосед – великий князь Михаил Павлович. Ясно, что при финансовых возможностях будущих владельцев этих квартирок можно будет в близком времени увидеть их портреты и статуи в экспозиции если не Русского музея, то придомового Этнографического. Это, действительно, будут российские этнографические раритеты, место которым в музее.
Из всей цифири ясно, что фондохранилище РЭМ и выставочный зал ГРМ – лишь повод для того, чтобы в охранной зоне отгрохать роскошные апартаменты окнами и террасами прямо в Михайловский сад. РЭМ с его проблемами — лишь подвернувшийся под руку повод. Главное – элитное жилье, паркинги, уникальный комфорт. Вот это и есть хамство.
Сторонники Сопромадзе указывают на девелопированный Василием новый дом рядом с Михайловским замком: дескать, построили и ничего, зато Михайловский замок получил 250 тыс. долларов «отступных», потраченных на реставрацию шести люстр, а бюджет города — 1 млн долларов. Да, построили, но ведь это и означает разрушение классического Петербурга как средового феномена. Шаг за шагом этот феномен уничтожают, подлинная среда, сохранением которой был славен Ленинград-Петербург, исчезает. Проект в Михайловском саду напоминает распродажу картин Эрмитажа в 1930-е гг.: тогда руководители тоже были бескультурными, тоже думали, что немножко можно. А потом оказалось, что продали очень много. А архитектурный терроризм уже стал массовым. Ведь рядом с Александринкой, другим шедевром Росси, на территории сада Аничкова дворца, возводят уродливый новодел, а по другую сторону от здания театра какие-то шустрые, как вода в унитазе, ребята сделали платную автостоянку: со шлагбаумами, с будкой для вертухая, с гранитным заборчиком… Словно это не рядом с самой Александринкой, а на Дальневосточном пр. Или Суздальском. Или Витебском. Торчит дикий новодел на Почтамтской, 4, и КГИОП абсурдно заявил, что сделать ничего не может, хотя постройка демонстративно нарушила утвержденный проект. А что понаделали на Васильевском острове, в тылу у Биржи – сказать страшно. Но бабло побеждает зло, и понятие «охраны» фактически исчезло. Налетай! Пошла пруха!
Все им кричат: «Вы что, очумели!», общественность негодует, пикетирует, покрывает презрением и пишет письма, а – говоря словами дедушки Крылова — Васька слушает, да ест. Ест город Петербург. У Васьки строение желудка такое: он питается городами, а испражняется сразу чистым долларом.
Михаил Золотоносов
[1] Искажение стиля Росси отмечал Г.Лукомский. Он писал о недостатках, заключающихся «в непропорциональности масс, в аляповатости и безмерной налепленности украшений и в несоблюдении многих элементарнейших начал монументальной композиции. При достаточно богатой отделке первого плана чрезмерно перегружена украшениями плоскость, находящаяся сзади; уступы профиля последней беспокойны и не в стиле с общим силуэтом фасада Большого Дворца. Сюжет деталей нарочит и потому часто нелеп (например, свиток с надписью). Еще хуже выполнение фигурных фризов. Несносна группа с Афиной Палладой во главе. <…> Новооткрытый фасад – поистине блестящее подтверждение тому, что в сущности одни и те же ордера и детали в исполнении разных зодчих говорят на совершенно разных наречиях… <…> Во флигеле Свиньина нет и намека на ту жизнь, на то благороднейшее обаяние, которыми одухотворено Россиевсое здание! <…> Но в новой постройке есть и значительные изменения против соответствующего ей правого флигеля. Все здание приподнято на 1 ½ аршина (карниз врезается против середины окна дворца); колонны примыкают к телу здания всего на половину их толщины. <…> Сравнивая боковые части нового здания со старым, видим полное искажение и, более, – нежелание примениться к первоисточнику. <…> Относительно места постройки, мне кажется, теперь уже всем стало ясно, что новое здание должно было находиться рядом с боковым флигелем и отступя от него – на углу Садовой и Инженерной улиц. Но пощадили флигель, занятый квартирами служащих, и не уберегли Россиевское здание!» (Лукомский Г. Об архитектуре Петербурга // Русская художественная летопись. 1912. № 5. С. [70 – 73] 70 – 71). См. также: Высочайшее посещение музея // Русский инвалид. 1911. № 51. 6 марта. С. 1; Новое здание Этнографического музея // Солнце России. 1911. № 57. С. 11. Следы скандала в печати пока не обнаружены.
