«Где Кура, а где мой дом!» – иногда говорит в сердцах знакомая петербурженка. И у меня, наконец, есть ответ на этот вопрос: вот Кура, а вот мой дом на улице Бетлеми, притулился на горе прямо над рекой.
Тут я буду жить целых четыре дня. Над балконом проплывают вагонетки канатной дороги, напротив – красота и горы, горы.
Вжих – и уже от монастыря Джвари мы смотрим, как сливаются разноцветные Арагви и Кура. Лермонтов приехал и написал «Мцыри», а мы приехали и прочитали «Мцыри» вскладчину, кто сколько помнил. Вот, оказывается, для чего мы его долбали в четвёртом классе – чтобы через сто лет перекрикивать ветер на горе.
Слом стереотипа – грузины пьют в разы больше белого вина, чем красного, а красное почему-то называют чёрным. В грузинском языке нет ударения, поэтому «Гамарджоба» надо говорить как бы по слогам, налегая на каждый из них. Хачапури тоже надо есть руками, а поданные к ним приборы – просто провокация.
Вжих – и мы уже покупаем мандарины и орехи на рынке возле метро Дудубе, а грузинская цыганка говорит мне механически, чисто как ветеран околорыночного труда: «Мадонна! Ну хоть русских рублей дай…»
«Ну-ка, закрой глаза!» – перекрикивает ее кисе-массажистка Земфира и окатывает серным кипятком, потому что вжих – мы уже, оказывается, в Тбилисской Пестрой бане, в кабинете, где намывался когда-то Александр Дюма и где так мощно пахнет тухлыми яйцами. Ещё ведро холодной серной воды, и Земфира принимается за следующую счастливицу, а я ухожу к хинкали, кахетинскому маслу и мутной Куре, отражающей пестрый свет ночного Тбилиси.
Где Кура и где мой дом.
Ирина Бондаренко
