Переделка Русского музея запрещена! Как мы победили КГИОП в суде

4 июня 2019 года Куйбышевский районный суд признал незаконным согласование КГИОП проекта реконструкция внутренних дворов Михайловского дворца. Судья Ирина Воробьева объявила резолютивную часть судебного решения:

«<…> Рассмотрев в открытом судебном заседании административное дело по административному иску Золотоносова М.Н., Пивоваровой Н.В., Шалиной И.А. о признании незаконным распоряжения Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга, согласовательных действий КГИОП, обязании отменить указанные акты, руководствуясь статьей 227 Кодекса административного судопроизводства РФ,

решил:

Признать незаконным распоряжение КГИОП Санкт-Петербурга № 10-728 от 30 декабря 2016 года по утверждению предмета охраны объекта культурного наследия федерального значения «Корпус главный Русского музея, входящего в состав объекта культурного наследия федерального значения «Дворец великого князя Михаила Павловича – Русский музей императора Александра III».

Согласовательные действия КГИОП Санкт-Петербурга в виде постановки согласовательного штампа от 15 сентября 2017 года на проектной документации по сохранению объекта культурного наследия «Приспособление для современного использования, реконструкция внутренних дворов Михайловского дворца».

Обязать Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры Санкт-Петербурга отменить указанные акты.

Решение суда может быть обжаловано в Санкт-Петербургский городской суд в апелляционном порядке в течение месяца».

Это итог нашей работы в суде в течение восьми месяцев. Судебный процесс имел свою процессуальную логику, и, как мне кажется, есть смысл ее кратко проследить, представив мои впечатления участника и очевидца.

Два административных иска – один по предмету охраны, второй – по проектной документации – были поданы в конце сентября 2018 г. В исках мы указали, что реализация такого проекта при таком предмете охраны нарушат наше право, гарантированное ст. 7 Федерального закона от 25.06.2002 № 73-ФЗ  «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации», которая гласит:

Гражданам Российской Федерации гарантируется обеспечение сохранности объектов культурного наследия в интересах настоящего и будущего поколений многонационального народа Российской Федерации в соответствии с настоящим Федеральным законом.

Ответчиком был определен КГИОП, заинтересованными лицами – Государственный Русский музей и Министерство культуры, которое сразу же отказалось от непосредственного участия в процессе и поначалу еще присылало какие-то малоосмысленные бумаги, а потом и вовсе перестало это делать. И сразу же обозначился парадокс: Русский музей оказался участником процесса, заинтересованным в реализации проекта, разрушительном для собственного главного корпуса. А КГИОП, уполномоченный орган охраны, отстаивал документы, направленные на уничтожение подлинности Михайловского дворца, которую по идее должен был бы охранять. Истцы же защищали Михайловский дворец от двух государственных учреждений, задумавших архитектурно-строительную расправу над беззащитным объектом культурного наследия.

Три истца: Надежда Пивоварова, Ирина Шалина, Михаил Золотоносов

С октября 2018 г. по начало июня 2019 г., шли судебные заседания. Сначала это был период предварительных заседаний, длившийся полгода, до 2 апреля 2019 г. В течение этого периода мы, истцы, с помощью судебных определений, преодолевая упорное сопротивление, добывали у КГИОПа (я бы даже сказал, вынимали из КГИОПа) всю необходимую документацию. Необходимую для того, чтобы в полном объеме, аргументировано и конкретно (поскольку ссылаться можно только на те документы, которые приобщены к делу) продемонстрировать противоречия и нарушения федеральных законов, постановлений правительств РФ и СПб, приказов Министерства культуры в том корпусе документов, которые в сумме и составляют то, что позволило бы осуществить варварскую реконструкцию Михайловского дворца: в Акте государственной историко-культурной экспертизы (ГИКЭ), в Историко-культурном исследовании, в предмете охраны, в проектной документации и в положительном заключении Главгосэкспертизы от 2 марта 2018 г.

Достаточно сказать, что последний документ, который мы фактически заставили КГИОП приобщить к судебному делу, – протокол заседания Рабочей группы Совета по сохранению культурного наследия при правительстве СПб от 24 ноября 2016 г. – был волевым усилием истцов и судьи приобщен 4 июня, перед самым принятием судебного решения. Хотя в первый раз мы запросили этот протокол ходатайством еще 19 января 2019 г. При этом представитель КГИОП Елена Патока еще попыталась выдать за этот документ сначала  протокол от 14 ноября 2016 г., а потом протокол от 20 марта 2017 г. И все это без стеснения, прямо на глазах у судьи, с расчетом на то, что мы не сообразим, проявим невнимательность, утратим бдительность…

Общий вывод: не нашлось ни одного документа из всего этого комплекса, в котором нами не были бы найдены нарушения нормативно-правовых актов. В этом смысле можно сказать, что нам повезло, потому что все эти нарушения были совершенно очевидны, надо было только их все аккуратно перечислить и квалифицировать с точки зрения нарушений, чем мы и занялись. Большую и бескорыстную помощь в этом деле нам оказала Екатерина Тюрина, благодаря которой мы узнали практически все то, что нужно было для дальнейшей, юридически оснащенной борьбы.

Я хочу особо подчеркнуть бескорыстие: как только заходила речь – и не только с Екатериной Тюриной – о том, что мы боремся с супостатами за Михайловский дворец, нам сразу были готовы оказать любую необходимую и бескорыстную помощь. Естественно, не потому, что мы какие-то особенные, а потому что особенный Михайловский дворец. Тут ничего объяснять уже не требовалось.

Поначалу, кстати, мы удивлялись обилию нарушений, несоответствий, противоречий одних документов другим, но потом привыкли и перестали удивляться каждому вновь открытому нами проявлению некомпетентности как со стороны сотрудников КГИОПа, так и трех экспертов (Н.Б.Глинская, В.Э.Трушковский, В.В.Полетайкин), составивших важнейший документ – Акт государственной историко-культурной экспертизы от 22 апреля 2017 г. , без которого КГИОП не мог бы согласовать проектную документацию. Еще большую некомпетентность обнаружило Историко-культурное исследование, и закономерно, что оно осталось анонимным: признаваться в авторстве в таких случаях позорно. Даже допрошенный позже в качестве свидетеля гендиректор ООО «НИ и ПИ Спецреставрация» И.Л.Пасечник, утвердивший это исследование, смог назвать только одного автора, который, как выяснилось, уже живет в другом государстве.

Наконец, 2 апреля 2019 г. суд начал рассмотрение дела по существу, т.е. начал исследовать доказательства. В начале этого заседания мы подали ходатайство о признании Михайловского дворца вещественным доказательством по делу и о выезде суда для его осмотра по месту нахождения. Идею этого ходатайства, как и целого ряда других блестящих предложений, подал бескорыстно помогавший нам юрист Роман Суздалев, который на протяжении всего процесса оказывал нам незаменимую и высокопрофессиональную помощь.

На основании статей 72 – 74 КАС РФ, ходатайствуем о признании объекта культурного наследия федерального значения «Корпус главный Русского музея», входящего в состав объекта культурного наследия федерального значения «Дворец Великого князя Михаила Павловича (Русский музей императора Александра III), расположенного по адресу: Санкт-Петербург, Инженерная улица, дом 2-4, литера Д, вещественным доказательством по административному делу как предмет, являющийся средством установления обстоятельств, имеющих значение для административного дела .

Ходатайствуем об исследовании и осмотре этого вещественного доказательства – объекта культурного наследия федерального значения «Корпус главный Русского музея» (Михайловский дворец) – по месту его нахождения: Санкт-Петербург, Инженерная улица, дом 2-4, литера Д.

Судья отложила принятие решения по нашему ходатайству до конца заседания 2 апреля, желая послушать наши выступления и объяснения представителей ответчика (КГИОП) и заинтересованного лица (ГРМ). Наши оппоненты пытались опровергать представленные доказательства, причем представитель КГИОПа, не имея возможности сказать что-то по существу, лишь занималась пустословием. Тут уже, как я полагаю, и суду стало очевидно, что «король голый». Нас, впрочем, это удивить уже не могло, потому что к некомпетентности оппонентов мы привыкли. Особо хочу подчеркнуть: надежду и даже уверенность в успехе вселяла полная, какая-то фантастическая беспомощность ответчика и доведенное до пародии словоблудие представителя Русского музея. Силы оказались слишком уж неравными, думаю, что судье это тоже сразу бросилось в глаза. Оглядываясь назад, могу сказать, что перелом в ходе процесса наступил именно 2 апреля, когда истцы и их оппоненты вступили в первое боестолкновение.

Его итогом и стало решение суда провести 30 апреля 2019 г. выездное заседание в Михайловском дворце. Для нас это было важно потому, что сообщения о запланированных проломах капитальных стен в парадных залах, о превращении оконных проемов в дверные, о внутренней структуре музея, созданной В.Свиньиным, которую проект бездумно нарушает, на месте готовящегося преступления против объекта культурного наследия приобрели конкретные очертания. Вопиющее преступление против Михайловского дворца обрело архитектурную конкретность, плоть.

Во время выездного заседания было видно, как внимательно слушает судья Ирину Шалину, которая, оказавшись в своей родной среде, не просто продемонстрировала неординарное лекторское мастерство, но практически подавила сопротивление наших противников, представленных двумя персонажами: представителем КГИОП Еленой Патокой и главным архитектором ГРМ Ириной Тетериной.

Кстати, поначалу Шалину хотели оттеснить и изолировать от судьи, чтобы прозвучал монолог во славу разрушительного проекта, не прерываемый ни единым словом правды. Но из этой затеи ничего не вышло, потому что идея изолировать Шалину, заставить ее замолчать была заведомо обречена на провал. Шалина, что называется, на скаку остановила Тетерину и переключила внимание судьи на себя. Я уверен, что судья тогда прекрасно поняла, что ни И.Тетерина, самонадеянно попытавшаяся взять на себя роль экскурсовода, ни тем более юрист Е.Патока не знают в полной мере ни устройство Михайловского дворца, его уникальную внутреннюю логику, созданную В.Свиньиным, музеефицировавшим дворец в 1895 – 1897 гг., ни самой проектной документации. Поэтому в каждой точке длинного маршрута по дворцу судья с особым вниманием – подчеркну это – слушала, что говорила И.Шалина: что это за место музея, в чем его историко-художественное значение, какое место оно занимает в целостной системе музея, какие последствия принесет реализация варварского проекта.

Подозреваю, что после этой четырехчасовой экскурсии, во время которой Ирина Шалина, показала и эрудицию, и бойцовский характер, судье Ирине Воробьевой стало окончательно все понятно.

С 21 мая начались допросы свидетелей, которые шли до 31 мая. Не входя в детали, скажу только, что допросы свидетелей обвинения позволили нам получить дополнительные доказательства своей правоты. Поскольку с полной очевидностью выявились две вещи: полное отсутствие в проекте целесообразности и то его (проекта) свойство, которое уместнее всего определить как отсебятину.

Основными целями проекта были заявлены две: приспособление для современного использования, имеющее в виду доступность для инвалидов, в том числе и в колясках, и устройство нового конференц-зала в Сервизном дворе на уровне 1-го этажа. При этом, как было очевидно нам изначально и подтвердилось в ходе допросов свидетелей (особенно И.Л.Пасечника и В.Э.Трушковского), никто не проверил целесообразность решений, которыми в проекте достигались поставленные цели, их оптимальность. Оказалось, что просто было задание ГРМ, которое проектировщики послушно выполнили, затем эксперты, подготовившие Акт ГИКЭ, целесообразность решений не проверяли, а в КГИОПе, как мы услышали от свидетеля Комиссаровой, просто просмотрели Акт, убедившись в блестящей титулатуре экспертов, в том, что они всё подписали, а гендиректор «Спецреставрации» всё утвердил. Не удивительно, что Акт ГИКЭ не содержал множество важнейших разделов, в нем были ничем не доказанные и ложные утверждения, он был утвержден с нарушением Положения о государственной историко-культурной экспертизе, утвержденной постановлением правительства РФ от 15.07.2009 № 569, а в КГИОПе всего этого никто не заметил.

Что же касается отсебятины, то в ходе изучения документации, а также в ходе допросов свидетелей стало очевидным, что проектом предполагается радикальное внедрение в Михайловский дворец и его заметная внутренняя перестройка и перепланировка, не основанная ни на точных чертежах, которых просто нет, ни на иконографических материалах, которых не осталось тоже. И когда по проекту что-то якобы «восстанавливают» по замыслу Росси, а что-то одновременно оставляют от Свиньина – все это не более, чем демагогия, фиктивно оправдывающая хаотическую перестройку дворца по проектам современных архитекторов.

Характерный пример – галерея на уровне 2-го этажа в Сервизном дворе, ведущая от лифтовой площадки на западной стене к проламываемому в капитальной стене входу в зал № 13 парадной анфилады. Авторы проекта, эксперты, подписавшие Акт ГИКЭ, КГИОП – все дружно утверждают, что галерея «воссоздается». Однако ширина ее в два раза больше того, что якобы воссоздается, внешний вид существовавшей здесь некогда галереи неизвестен, поскольку иконографии нет, к тому же эта одна галерея превратилась в четыре галереи абсолютно современного вида, сделанные из современных материалов, одна, например, из закаленного стекла.

Иными словами, отсебятина свелась к обычному евроремонту, который и был намечен всей этой большой гоп-компанией в Михайловском дворце без оглядки на стиль и применявшиеся в XIX веке приемы и материалы, без учета ценности объекта и его подлинности, сохранившейся практически без потерь. Воссоздать тут нечто «от Росси» невозможно просто потому, что ни фотографий, ни чертежей не осталось. Да никто и не собирался что-то в точном смысле воссоздавать. Свидетели на допросах это вынуждены были подтвердить – естественно, с нашей помощью.

Важное значение для нас имело выступление 31 мая 2019 г. специалиста (это судебный статус) Александра Кононова, подтвердившего, прежде всего, недопустимое сжатие предмета охраны и недопустимость проектных решений, которые противоречат даже этому, абсурдно сжатому, предмету охраны. Естественно, выступление Кононова вызвало ярость у представителей ответчика и заинтересованного лица, но кроме пустословия и пены у рта они ничего предложить не могли.

Ну а затем наступило 4 июня 2019 г., и после пятичасовых выступлений сторон, вновь проговоривших свои позиции, мы услышали резолютивную часть решения. Его чтение заняло меньше двух минут.

И тут я обязан сказать: в этой истории есть еще одна героиня – это судья Ирина Воробьева, которая не побоялась посмотреть правде в глаза. Да, правда была очевидной: КГИОП не выпустил ни одного документа, который был бы лишен нарушений законодательства, проект очевидным образом разрушает подлинность знаменитого памятника архитектуры, который даже в петербургском контексте занимает особенное место.

Но надо было не просто осознать это, но еще и не побояться подтвердить понимание противозаконности судебным решением «именем Российской Федерации». Потому что, если разобраться, решение, вынесенное 4 июня, – это три звонкие публичные пощечины: Министерству культуры, которое явилось инициатором и промоутером проекта, КГИОПу, заматеревшему в правовом нигилизме, и, наконец, Русскому музею, начальник которого решил, что ему все позволено. Все они уже раскатали губу на 20 000 000 долларов – и вдруг такой облом! Ведь ни КГИОП, ни администрация ГРМ и представить поначалу не могли, что возможно такое судебное решение. Многие поучали нас: остановить такую махину уже невозможно, все решения приняты, все бесполезно… А мы всем отвечали: а мы попробуем!

Как сказал один древнерусский пацан, не в силе Бог, а в правде.

Михаил Золотоносов

 

P.S. В течение всего судебного процесса представитель Русского музея все время возмущался тем, что мы говорили о проламывании капитальных исторических стен, о проломах в стенах… Видимо, ему казалось, что это то ли неологизм, то ли обсценизм.

На последнем заседании 4 июня 2019 года, этот представитель уже кричал в отчаянии: откуда вы взяли это слово, из какого источника? назовите!

Восемь месяцев мы держали источник в строжайшем секрете, но теперь об этом можно рассказать. Этот – «Словарь русского языка» С.И.Ожегова. Именно там есть слово «пролом» – «отверстие, проломленное место», например, пролом в стене. И еще указан глагол «проломать» в значении «ломая, пробить».

И возникает вопрос: неужели во всем Русском музее не нашлось кого-то поквалифицированнее, чем этот представитель, волею начальства отправленный нам оппонировать?