Школа великой мечты

В Петербурге открылся новый городской музей.

 

В начале апреля музей истории школы К. Мая, что на 14 линии Васильевского острова, до этого на протяжении двадцати четырех лет входивший в структуру Института информатики РАН, приобрел официальный городской статус. Отныне он – отдел Музея-института семьи Рерихов.

 Cобранная выпускниками школы и их потомками экспозиция, воссоздающая облик интеллектуально и духовно насыщенного Петербурга, который, увы, как и сама гимназия К. Мая, погиб после того, как к власти пришли большевики, смотрится не просто как увлекательный рассказ о далёком прошлом. Память о замечательных педагогах и их знаменитых воспитанниках, о том, какой должна быть настоящая школа, основанная не на муштре и натаскивании, а на образовании через любовь к детям и воспитание в них, прежде всего, человеческого достоинства, это своего рода мемориальный вызов многим новейшим школьным «веяниям» с их установками на ЕГЭ как самоцель и казённый формализм во всём.

Бывшее здание школы Карла Мая с майским жуком над входом

Альма-матер Рерихов, Римских-Корсаковых, Семеновых-Тян-Шанских, Бенуа, Добужинских и Гриммов

Школа Мая родилась в преддверии «великих реформ» Александра II, когда всё дышало предчувствием новой свободной жизни, в которой каждый человек должен был получить шанс раскрыть себя и достойно послужить общему делу.

Эти светлые ожидания не могли, конечно же, не затронуть самую будущее-ориентированную сферу – народное образование. И вот несколько петербургских немецких семей, недовольных отсутствием прикладных предметов в государственной программе среднего образования, инициировали открытие в 1856 году частной немецкой мужской школы там же, где они и жили – на Васильевском острове. Ее директором стал талантливый педагог-практик Карл Иванович Май (1820-1895), выпускник “Петришуле” (St. Petri-Schule) и историко-филологического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета. Карл Май был последователем известных отечественных и зарубежных педагогов того времени, стремившихся к обновлению и либерализации всей образовательной системы — А. Дистервега, И.Г. Песталоцци, Н.И. Пирогова, К.Д. Ушинского, Ф. Фрёбеля.

На основе этих идей Карл Май создал собственную образовательную систему, о степени эффективности которой говорят факты. Из стен школы К. Мая вышли 4 ректора университетов, 6 губернаторов, 2 министра внутренних дел. При этом ни один из них не был уличён в казнокрадстве.

Среди выпускников школы значились 24 генерала и адмирала императорских армии и флота, 41 академик (включая тех, кто получил это звание уже в советскую эпоху). 237 зданий Петербурга — в том числе здание школы, в котором она разместилась в 1910 году и где ныне располагается музей, — были построены её выпускниками – «майскими жуками» (майский жук, по инициативе учеников, стал эмблемой школы), ставшими затем архитекторами.

В этой школе выросли династии известных петербургских фамилий: Рерихи, Римские-Корсаковы, Семёновы-Тян-Шанские, Бенуа, Бруни, Гриммы, Елисеевы…

«Самое главное достоинство школы – это созданный Маем и его коллегами особый “майский дух” — система воспитания и образования, именно в таком порядке! – рассказывает создатель и директор музея, выпускник 1949 года Пятой мужской средней школы (формальной преемницы школы Мая) Никита Владимирович Благово. – Еще Диоген Синопский провозглашал: «Если хотите иметь здоровое государство — начните с воспитания юношей». Поэтому образование в школе Карла Мая было подчинено воспитанию. Как говорил академик Д.С. Лихачев – к слову, также учившийся в школе Мая – все люди одарены по-разному, достигают разного положения в обществе, но каждый человек должен быть хорошо воспитан. Для этого педагоги, прежде всего, должны любить детей. Ибо воспитывает любовь, а не сухие нравоучения. И потому всё в школе Мая было подчинено девизу Яна Амоса Коменского: “Сперва любить — потом учить”. Исходя из этого был разработан свод принципов, которые хоть и не были педагогическими открытиями, но работали благодаря ежедневному практическому осуществлению. Именно они позволили год за годом выпускать глубоко порядочных и очень хорошо образованных людей – истинных граждан».

Символ школы Карла Мая

Вот некоторые из принципов школы Мая:

— “Нельзя всех и каждого стричь под одну гребень, действовать следует разумно, применяясь к свойству предмета, степени развития учеников и учителей”;

— “Ум, нравственные качества, этическое чувств, воля и здоровье ученика в равной степени должны быть заботой учителя”;

— “Ценны не голые сведения, а внутренняя просвещенность, чутье правды, сила воли”;

— “Дисциплина еще не воспитание”;

— “Воспитание имеет целью не сломить волю ребенка, а образовать ее”;

— “Пусть пути будут различны, но образование и воспитание во всяком случае должны оставаться конечной целью всякого преподавания”.

Карл Иванович Май (1820-1895)

«Май считал, — продолжает Никита Благово (сам как будто чудом дошедший до наших дней «петербургский реликт» — безупречно учтивый, с изысканной, порой витиеватой аристократической речью) — что если учитель не мог с полной ответственностью перед собой и своими питомцами произнести первую часть фразы: “сперва люблю”, если не мог отдавать детям не только знания, но и свои душу, сердце и жизнь без остатка, то он не должен был произносить вторую часть фразы “потом учу”…».

Известный петербургский писатель Лев Васильевич Успенский, выпускник 1918 года, автор «Слова о словах», «Записок старого петербуржца» и многих других замечательных книг, вспоминал: «…у Мая нет и быть не может педагогов-мракобесов, учителей-черносотенцев, людей “в футлярах”, чиновников в вицмундирах. Преподаватели, поколение за поколением, подбирались у Мая по принципу своей научной и педагогической одарённости».

Система воспитания и образования в школе Мая подразумевала взаимное уважение и доверие учеников и учителей, постоянное взаимодействие с семьёй, стремление педагогов учесть и развить индивидуальные способности каждого ученика, научить его самостоятельно мыслить.

«Школа всегда была общедоступной, — продолжает Никита Благово, — никогда не было каких-либо ограничений по приему в зависимости от сословной принадлежности или национальности. Среди учеников были представлены едва ли не все национальные диаспоры Петербурга — русские, немцы, французы, англичане, татары, евреи, финны, китайцы. И хотя школа была платная, но размер платы позволял семьям из разных сословий отправлять своих детей на обучение. В одном классе мог учиться и сын слесаря, и граф. Перед зачислением в школу у ребят проверяли уровень подготовки. Первоначально учениками были жители Васильевского острова, но с ростом известности “майской системы” родители из материковой части Петербурга тоже захотели отдавать своих детей “к Маю”, что требовало перемещения школьников по городу. Были случаи, как вспоминали впоследствии выпускники, когда родителям объявлялось: “Если вы предполагаете привозить своего сына на экипаже, если таковой имеется, или на извозчике, соблаговолите оставлять ребенка не ближе двух кварталов от школы, дабы эти два квартала ваш сын шёл пешком наравне с мальчиками из менее обеспеченных семей, и не чувствовал над ними какого-то сословного или имущественного превосходства”. Все были равны».

Никита Благово. Фото: Н.Д. Горский

Это, конечно, контрастировало с сословным духом, которым была пронизана жизнь империи. По меткому замечанию выпускника 1890 года Д.В. Философова, школа Мая была «государством в государстве, отделенным бесконечным океаном от казёнщины». Впрочем, к чести тогдашних чиновников, даже самых консервативных, они не только не мешали Маю проводить его педагогическую линию, но относились к нему с искренним уважением. Так, например, известный ультраконсерватор министр просвещения Д.А. Толстой отдал в школу Мая своего племянника. А когда этот юноша, ввиду неуспеваемости и «невоспитуемости», был отчислен Маем, министр Толстой воспринял это решение директора гимназии с должным пониманием. Можем ли мы представить что-то подобное в современной России?

Как вспоминал Дмитрий Сергеевич Лихачев, «майский жук» с 1916 по 1920 гг., в школе никто не удивлялся изучению сразу пяти иностранных языков: французского, немецкого, латинского и древнегреческого (за исключением учеников естественнонаучного направления — им знание древних языков не требовалось) и, факультативно, английского. В первые 20 лет существования школы преподавание всех дисциплин, кроме русского языка, литературы и истории, и вовсе велось исключительно на немецком! Причём ученики говорили на иностранных языках не только на уроках, но и в коридорах школы, общаясь друг с другом. Так как одноклассниками были дети из семей, приехавших в Петербург из разных стран, то и обращались друг к другу на привычных для них языках: кто на французском, кто на немецком или английском.

Письменный стол и печатная машинка Дмитрия Лихачева.

Ещё одним любопытным воспоминанием Лихачёва было то, как ученики реагировали на преподавание Закона божьего. Этот предмет был обязательным только для христиан (православных, протестантов и католиков), иудеи и мусульмане в эти часы просто ничего не делали. И вот, в связи с этим некоторые ученики в шутку задавались вопросом – не перейти ли им в иудаизм, чтобы пропускать уроки Закона божьего?..

Одним из важнейших ритуалов, связывавших учеников со своей школой еще ближе, было ежедневное приветственное рукопожатие с директором перед началом уроков, ставшее символом взаимного уважения и доверия.

Была у этой традиции и оборотная сторона: если ученик совершал какую-либо провинность, то директор демонстративно отказывал ему в рукопожатии, отводя руку за спину на виду у всех входивших в школу учеников, и приглашал в свой кабинет, где затем вежливо разъяснял школьнику значение его проступка и объяснял необходимость соизмеримого вине наказания.

Наказывали школьников согласно еще одному «майскому» принципу: «Тяжесть наказания не должна превышать тяжести проступка». Провинившегося ученика могли лишить сладкого на обеде или, в редких случаях, отправить в «карцер» для чтения книг — он мог читать их или нет, но провести некоторое время, например, час, в изоляции был обязан. Часто мальчиков «наказывали» различными развивающими личность поручениями, так как считалось, что в каждом наказании обязательно должна быть полезная составляющая.  И хотя уже в 1918 году школа Мая была национализирована и превращена в «единую трудовую», многие «майские» традиции сохранялись. В том числе знаковая традиция рукопожатий с директором – вплоть до рокового 1929 года, когда, после появления в газете «Ленинградская правда» от 15 января 1929 года «разгромной» статьи, система воспитания бывшей школы Мая была объявлена антипедагогической, буржуазным пережитком, и оказалась запрещена…

Магия старых стен

Экспозиция музея рассказывает о судьбе школы и после того, как она фактически была «очищена» от остатков «майской» системы и превратилась в рядовое советское образовательное учреждение.

С 1937 г. по 1941 г. здесь располагалась 6-я Специальная артиллерийская школа, выпустившая не менее 600 «спецов» (из них 123 погибли в боях Великой Отечественной войны), в том числе Героя Советского Союза Б.Н. Юнусова и капитана И.Р. Миркина, подчиненные которого первыми водрузили изготовленное ими знамя Победы над Рейхстагом вечером 30 апреля 1945 года (официальная легенда, как известно, отдаёт приоритет солдатам с «правильными фамилиями» Егоров и Кантария, а не еврею Миркину, который из-за «пятого пункта» даже не получил в итоге звание Героя Советского Союза, хотя и был к этому званию представлен).

 

Любовь не умирает и возрождает

Музей школы Мая возник благодаря счастливому случаю. 12 марта 1986 года Никита Благово, всегда интересовавшийся историей своей школы, увидел на экране телевизора Дмитрия Лихачева, который рассказал о своей учебе в школе Мая. Благово добился встречи с академиком в Пушкинском доме. В итоге появилось написанное совместно Лихачевым и Благово вспомогательное педагогическое пособие «Школа на Васильевском». В феврале 1994 года эта книга попала в руки к директору Института информатики (этот институт с 1978 года и по сей день располагается в здании бывшей школы Мая) Рафаэлю Мидхатовичу Юсупову, который заинтересовался историей школы Мая и предложил создать в здании института её музей, предоставив для него одно из помещений на первом этаже.

За двадцать четыре года существования музей не получал никакого финансирования и существовал исключительно на пожертвования неравнодушных людей. Все экспонаты собирались в частном добровольном порядке: здравствующие выпускники или наследники «майских жуков» передавали в дар личные вещи тех, кто в разные годы учился в школе Мая.

Аутентичная парта

Зал с личными вещами знаменитых выпускников школы, в углу – кресло-качалка Дмитрия Лихачёва.

Несмотря на то, что после вынужденного из-за ремонта (который, увы, не состоялся своевременно) переезда в 1976 г. было утеряно (попросту расхищено из брошенного здания) множество ценных аутентичных предметов школьного быта и интерьера, к настоящему времени музей обзавелся обширной и уникальной коллекцией экспонатов: от старых парт, антикварных письменных приборов, грифельных дощечек и нагрудных значков с изображением майских жуков (которых было создано ровно столько, сколько было у школы выпускников к 1929 году), до печатных машинок Льва Успенского и Даниила Гранина, кресла-качалки Дмитрия Лихачева и портьер из дома академика, изготовленных из части голубого занавеса любимого им Мариинского театра…

Школа должна воспитывать, прежде всего, добрых людей

Однако не только в сохранении памяти об учениках и учителях цель школьного музея. Никита Благово убеждён – и с ним трудно не согласиться – в том, что «майские» принципы существуют вне времени, они способны и сейчас воспитывать человека и гражданина. На экскурсии подробно объясняется, почему «майская система» оказалась так эффективна. Культурное наполнение личности и всестороннее образование, степень погруженности в которое каждый ученик определял для себя сам (здесь угадывается перекличка с современной системой liberal arts), привносили множество интересов в жизнь молодых людей, помогали считывать культурные слои многогранного, многонационального общества, использовать свой интеллект по максимуму и, в конце концов, способствовали просто более успешному и обеспеченному существованию выпускников. Разумеется, до тех пор, пока не грянул «великий октябрь»…

«Некоторые посетители музея, – с горькой улыбкой завершает свой рассказ Никита Благово, – задают вопросы: какие экзамены нужно сдать, чтобы поступить в эту школу? Какие иностранные языки сейчас изучаются? Сколько стоит обучение? Но получают на всё один ответ: нет сейчас этой школы…».

И дело, увы, не только в том, что с тех пор исчезли «педагоги старой школы», что канули в Лету традиции качественного образования через гуманистическое воспитание. Сама действительность сегодня, увы, не выдвигает запрос на хорошо воспитанных и всесторонне образованных людей. Наивысшего успеха зачастую достигают те, кто совсем не похож на выпускников школы Мая, которые потом становились ректорами и губернаторами, славившимися своей кристальной честностью…

…Никита Благово предлагает задуматься о том, что же видит новорожденный ребенок, лежа в своей кроватке и еще ничего не понимая: какой-то орнамент, карниз, украшенный цветами, или четыре прямых угла натяжного потолка. В первом случае с самого начала жизни у ребенка начинает воспитываться чувство прекрасного, во втором — ничего. «Когда мы смотрим на Эрмитаж, Казанский собор или Адмиралтейство, на здания разных стилей, мы рефлексируем и воспитываем свои эстетические чувства. Когда мы смотрим на бетонное здание БКЗ «Октябрьский» на Лиговском проспекте, построенного вместо прекрасной Греческой церкви, или на панельные дома, это совершенно ничего нам не дает… Я говорю довольно уверенно, что среди нынешней молодежи есть замечательные, воспитанные и образованные люди, но их, увы, очень мало. Их никогда не было и не могло быть слишком много, но хотелось бы, чтобы сейчас их все-таки было побольше. И, конечно, нужно, чтобы были учебные заведения, помогающие талантливым школьникам и студентам развивать свои таланты в доброжелательной и уважительной атмосфере».

Музей школы им. Карла Мая трепетно хранит память о сверх-силе высокого воспитания, — без излишних чопорности и морализаторства, — о прекрасном образовании и о той ключевой детали, своеобразном Гноме-арлекине из мультфильма «Шкатулка с секретом», благодаря которому жила и переливалась всеми красками песня шкатулки — «майской» системы. О добре. «Добро — прежде всего. Можно быть неаккуратным или невнимательным, но добрым надо быть обязательно» — заключает Никита Благово. Память о том, что когда-то школа умела воспитывать добрых людей, и призван сохранить Музей школы Карая Мая…

Печатная машинка Continental Льва Успенского.

Уголок Николая Рериха.

Марта Сюткина