Чтобы ответить на заданный в заголовке вопрос максимально беспристрастно (хотя сегодня это сделать крайне трудно, но всё же, полагаю, возможно), начать следует с признания того, что опубликованная в далёком 1996 году и с тех пор многократно ошельмованная мейнстримно-либеральной (и не только) политологией книга Сэмюэла Хантингтона «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» всё же оказалась во многом пророческой.
Притом оказалась таковой именно по причине своей «анти-оптимистичности». Иными словами, своей диаметральной противоположности либерал-позитивной концепции «конца истории», которую незадолго до того, в 1989 году, породил на свет божий бесталанный, но весьма хайповый ученик Хантингтона – Фрэнсис Фукуяма, наворотивший кучу благоглупостей про якобы уже случившееся окончательное торжество либеральной демократии во всём мире и скорое создание единого мирового государства во главе с США и Западом, куда должны будут на правах своего рода «лояльных подмастерьев» войти в числе прочих и «перестроившийся» СССР, и «модернизированный» Китай.
- С. Хаинтингтон и Ф. Фукуяма
Степень точности полярных пророчеств, с одной стороны, Хантингтона, предсказавшего, в частности, скорый фронтальный конфликт исламской и западной (как наиболее миссионерски одержимых) цивилизаций, – и, с другой стороны, Фукуямы, которому политический ислам чудился в 1989 году маргинальным анахронизмом, призванным уже очень скоро кануть в Лету, – наглядно прояснилась очень скоро. А именно, 11 сентября 2001 г., когда исламистские террористы множественно атаковали США с воздуха, дав старт затяжному и масштабному вооружённому противоборству США и других стран Запада – с исламизмом во многих странах Азии и Африки.
Сбылся, однако, не только этот прогноз С. Хантингтона.
За прошедшие два с лишним десятилетия наступившего XXI века ещё более отчетливо, чем раньше, свою субстанциональную отличность от Запада осознали не только страны исламской культуры (при всех их между собой «разностях», зачастую неизбывно конфликтогенных), но и иные незападные цивилизации. И вместо «всемирного либерально-демократического супер-государства» под эгидой ООН вышло нечто совершенно иное: глобальное размежевание макро-цивилизационных пространств и близкий к предсмертному коллапс всех общемировых структур, начиная с Интерпола, ЮНЕСКО и ВОЗ – и кончая ООН. Это отчётливо проявилось в период пандемии и ещё более рельефно «закрепилось» в ходе нынешнего международного кризиса, вызванного обострением отношений Запада и России в связи с начатой президентом РФ В.В. Путиным «специальной военной операцией» по «защите ДНР и ЛНР».
Чтобы убедиться в том, что сегодня мы имеем дело именно с обострением процесса большого культурно-исторического размежевания, а не просто с «реакцией миролюбивого здравого смысла на опасное милитаристское возбуждение одной из сторон», достаточно просто сравнить два типологически схожих сюжета и задаться неизбежно напрашивающимся в этой связи вопросом.
Итак, почему, когда США в 2003 году атаковали Ирак, Запад не обрушился на США и на людей, причастных к этому решению, с такими же масштабными (да и вообще хоть с какими бы то ни было) санкциями? Ведь, с точки зрения буквы международного права, «кейс» выглядел схожим, если не идентичным: с одной стороны – активные военные действия под предлогом предотвращения ещё большей беды, с другой стороны – заявления о надуманности всех этих предлогов и обвинения в агрессии. Так вот – почему кейсы столь схожи, а реакции столь различны?
Конечно, впору воскликнуть: как вообще можно сравнивать эти две совершенно разные истории! Ведь там под внешним ударом оказалась авторитарная Азия, а здесь – демократическая Европа!..
И такое возражение, уверен, покажется убедительным очень многим людям, рассуждающим, как им кажется, вполне беспристрастно. Однако на самом деле это будет вполне пристрастное цивилизационно ангажированное суждение, по сути делящее цивилизационные пространства на «сорта» и резервирующее первосортный статус исключительно за Западом. И расценивающее все остальные пространства в первую очередь с точки зрения степени их опасности для Запада.
И здесь самое время и место напомнить, что Россия – как самая близко-соседская к Европе (да и к Северной Америке), притом вполне самобытная и военно-стратегически развитая (в детали вдаваться смысла нет, достаточно того факта, что ядерный арсенал РФ – самый большой в мире и включает от 3 до 6 тыс. боеголовок) цивилизация – оказывается в числе потенциальных цивилизационных угроз Западу едва ли не на первом месте (к слову, вопреки мнению Хантингтона о том, что таковыми должны быть сегодня китайская и исламская цивилизации; впрочем, история XXI века ещё не кончилась…).
- Жозеп Боррель
В мае 2019 года в интервью изданию El Periódico Жозеп Боррель, в ту пору – глава МИД Испании (вскоре после этого ставший руководителем всей внешней политики ЕС), назвал Россию «старым врагом»: «Наш старый враг, Россия, снова говорит: „Я здесь“. И снова представляет угрозу». Причём, как специально уточнил Боррель, Россия является врагом именно Европы в целом, а не отдельных стран. Из этого вытекал и следующий тезис: «Лучший путь противостоять российскому экспансионизму или же, если желаете, российской угрозе – это помочь Украине, усилить её стойкость и способность проводить реформы». «Поддержку демократии и территориальной целостности Украины» (включая, разумеется, Крым и Донбасс) Боррель поставил на второе место среди задач Евросоюза – сразу после содействия реформам и евроинтеграции Западных Балкан. Позднее, уже после начала «военной спецоперации» в Украине, Боррель назовёт ошибкой и тот факт, что Запад настаивал на возможности вступления Украины в НАТО («…мы предлагали то, что не могли гарантировать, в частности вступление Украины в НАТО, – это так и не было реализовано. Я думаю, что было ошибкой давать обещания, которые мы не могли исполнить»), и общий бескомпромиссный курс ЕС и НАТО в отношении России («мы потеряли возможность сближения России с Западом, чтобы удержать её»). Однако суть глобальной диспозиции эти запоздалые ламентации, как нетрудно понять, не меняют: не только, как и во времена Киплинга, «Запад есть Запад, Восток есть Восток – им не сойтись никогда», но и «Россия – есть Россия…» – и далее по тексту.
Именно по этой причине и оказалась столь разной реакция на, казалось бы, схожие военно-политические события.
В 2003 году – критика военных действий США против Ирака, порой активная, со стороны ряда западных стран (включая Германию и Францию), а также общественных групп, но при этом – никаких даже чисто умозрительных попыток подвергнуть международному остракизму ни США как государство, ни конкретных политиков (президента Дж. Буша и его министров, конгрессменов и т.д.), ответственных за проведение операции «Иракская свобода».
В 2022 году – моментальные и обвально-синхронные множественные санкции, фактически подвергающие не только конкретных лиц, ответственных за российскую военную операцию в Украине, и даже не только РФ как государство, но всех без исключения жителей России глобальному финансово-экономическому бойкоту, по сути «отмене».
И нет никаких исторических оснований полагать, что цивилизационная «предубеждённость» Запада против России сформировалась на протяжении и по итогам XX века, под влиянием того устрашающе глобального военно-идеологического вызова, который попытался бросить либеральному миру Советский Союз.
Абсолютную непохожесть самодержавно-холопской Московии на европейские страны «хором» описывали практически все без исключения европейские путешественники, побывавшие в России ещё в XV-XVII в. А Сигизмунд Герберштейн, который посетил не только Москву, но и такую «образцово-самовластную» страну, как Османская империя, всё же написал о московском великом князе Василии III как о своего рода самодержце-чемпионе: «Властью, которую имеет над своими, он превосходит едва ли не всех монархов целого мира».
Да и в Петербургский период русской истории в плане восприятия России европейцами мало что изменилось, особенно после того, как русская армия в 1814 году победно вошла в Париж, а Российская империя на несколько десятилетий превратилась в полноправного вершителя европейских и османских судеб.
Одно из самых ярких свидетельств того, до какой степени отчуждённо воспринимали даже в Петербургский, «самый европейский» период русской истории, Россию на Западе, – знаменитая книга Астольфа де Кюстина «Россия в 1839».
- Астольф де Кюстин (1790 – 1857)
Вот лишь несколько цитат: «Империя эта при всей своей необъятности — не что иное, как тюрьма, ключ от которой в руках у императора; такое государство живо только победами и завоеваниями, а в мирное время ничто не может сравниться со злосчастьем его подданных — разве только злосчастье государя»; «Здесь действуют и дышат лишь с разрешения императора или по его приказу, поэтому все здесь мрачны и скованны; молчание правит жизнью и парализует её»; «Император — не просто наместник Господа, он сам — творец, причём творец, Господа превзошедший: ведь Господу подвластно только будущее, император же способен изменять прошедшее! Законы обратной силы не имеют; не то — капризы деспота»; «…к концу дня мои бедные мысли начинают путаться и я решительно теряюсь; это-то и нравится русским; когда мы перестаём понимать, что говорить и думать об их стране, они торжествуют»; «Я не люблю людей, так мало дорожащих истиной; цивилизация — не мода и не уловка, это сила, приносящая пользу, корень, рождающий ствол, на котором вырастают цветы и плоды. “Во всяком случае, вы не станете называть нас „северными варварами“, – как делают ваши соотечественники…”. Вот что они говорят мне всякий раз, когда видят, что какой-нибудь… рассказ о патриотическом подвиге русского, о его благородном и поэтическом движении души позабавил или растрогал меня. Я отвечаю на все подобные фразы ни к чему не обязывающими комплиментами, а сам думаю, что скорее предпочёл бы иметь дело с северными варварами, нежели с обезьянами, подражающими жителям Юга. От первобытной дикости избавиться можно, от мании же казаться тем, чем ты не являешься, излечиться нельзя»; «Я вижу этого колосса [внешне европеизированную петровскими реформами Россию, – Д.К.] вблизи, и мне трудно себе представить, чтобы сие творение божественного Промысла имело целью лишь ослабить азиатское варварство. Мне представляется, что главное его предназначение — покарать дурную европейскую цивилизацию посредством нового нашествия; нам непрестанно угрожает извечная восточная тирания, и мы станем её жертвами, коли навлечём на себя эту кару своими чудачествами и криводушием». И т.д.
О том же ещё более наглядно свидетельствовали многочисленные европейские и американские карикатуры той эпохи.
- Британская карикатура. Уильям Хит. 1828 г.: «Русский медведь посягает на греческие яйца Турецкой индюшки».
.
- Британская карикатура. Уильям Хит. 1829 г. Вымышленный досмотр российским флотом английского торгового судна. Русские морские офицеры представлены высокомерными франтами, которых сопровождают бородатые казаки. Казак держит под дулом пистолета связанного британца, который стоит на коленях, но гордо смотрит в лицо «восточному дикарю» и как бы произносит фразу, помещённую в «облаке». Примечательно, что ключевой фигурой, репрезентирующей Россию, оказывается не внешне «цивилизованный» офицер, а именно «дикий» казак.
.
- Антироссийские французские карикатуры времён Крымской войны. На второй – русский царь Николай I в виде вероломного и кровожадного индейца, снимающего скальп с парламентёра.
.
- Американская карикатура времён Англо-Бурской войны «Безрассудный вызов»: Франция грозит натравить русского медведя на английского Джона Булля, в то время как на заднем плане бушует сражение с надписью: «Трансвааль» (6 июня 1900 года). Обращает внимание, что Франция, несмотря на сворю антибританскую позицию, и Великобритания изображены в виде «типологически однородных» существ – людей, в то время как союзная Франции Россия – в виде зверя.
.
- «Слишком много желающих». Китай в образе императрицы Цыси вырывается из лап русского медведя, в то время как Германия и Англия умоляют Россию не быть столь жадной и поделиться с ними. Дядя Сэм сидит на заборе, заняв выжидательную позицию. Карикатура посвящена подавлению восстания ихэтуаней и последующей оккупации Россией территории Маньчжурии (1900 г.). Примечательно, что Китай изображён в виде «соблазнительной слабой юной женщины» (при том, что Цыси на момент событий было 65 лет), т.е. типологически отлично и от «русского медведя», и от западных, хотя и карикатурно нелепых, но всё же «цивилизованных господ мужского пола».
.
Конечно, и Британию в те времена порой изображали на карикатурах в виде Льва, и Францию в виде Петуха, и Россию – когда она находилась в союзе с какими-то европейскими державами – в виде Двуглавого орла, или соответствующей императорской особы, или даже Прекрасной дамы (особенно в период Первой мировой войны – в публицистике союзников), а не только в виде Медведя или Свирепого бородатого казака в восточных шароварах. Но всё же нельзя не увидеть во всех этих иллюстрациях цивилизационного отграничения европейцами себя – от глубоко культурно чуждой им России.
Краткосрочные периоды оттепели в отношениях между либеральным Западом и самодержавной Россией, которые случались – в момент Венского конгресса, в период уже упомянутого выше «Сердечного согласия» России с Англией и Францией начала XX в., отчасти в годы Второй мировой войны, а также во время горбачёвской Перестройки – конъюнктурной мимолётностью лишь подтверждают свою, если так можно сказать, «глубинную поверхностность». Россия – не Запад и никогда цивилизационно не «модернизируется» и Западом не станет. По крайней мере, до тех пор, пока будет сохраняться как единое державно-евразийское целое. И это – для кого-то «увы», для кого-то «ура», – факт, а не мнение.
Точно так же не станут никогда Западом Китай, Индия, Турция и исламский Восток или Африка. И, думается, не случайно сегодня никто из этих незападных цивилизаций – ни Индия, ни Китай, ни Турция и т.д. – не присоединился к санкционно-бойкотному давлению на Россию. Ибо нынешняя драматичная коллизия – не их «красная черта». Условно говоря, они не видят принципиальной военно-дипломатической разницы между конфликтом США и Ирака 2003 году – и конфликтом России и Украины в 2022 году. И аргумент: «Но это же Европа!!!», – на неевропейские цивилизации не действует так же категорически-императивно, как он воздействует на Запад.
.
Конечно, когда мы смотрим сегодня на цивилизационную карту мира, то она представляется во многих моментах иной, чем это виделось С. Хантингтону. Более того, не может не броситься в глаза присущая «Столкновению цивилизаций» переоценка чисто религиозного фактора цивилизационной макро-интеграции и, соответственно, недооценка иных культурно-исторических факторов. Нынешний конфликт между Украиной и РФ –наглядное тому подтверждение. Чтобы убедиться в, как минимум, некоторой схематичности культурно-религиозного детерминизма, стоит привести пространную цитату из книги Хантингтона, касающуюся как раз российско-украинских отношений, в которой он полемизирует с другим политологом – Джоном Миршаймером:
«Статистический подход… позволил Джону Миршаймеру предположить, что “отношения между Россией и Украиной сложились таким образом, что обе страны готовы развязать соперничество по вопросам безопасности. Великие державы, которые имеют одну общую протяженную и незащищенную границу, часто втягиваются в противостояние из-за вопросов безопасности. Россия и Украина могут преодолеть эту динамику и сосуществовать в гармонии, но это будет весьма необычным развитием ситуации”. Полицивилизационный подход, напротив, делает акцент на весьма тесных культурных и исторических связях между Россией и Украиной, а также на совместном проживании русских и украинцев в обеих странах. Этот давно известный ключевой исторический факт, фокусирующийся на цивилизационной “линии разлома”, делящей Украину на православную восточную и униатскую западную части, Миршаймер полностью игнорирует в полном соответствии с “реалистической” концепцией государств как цельных и самоопределяющихся объектов. В то время как статистический подход на первый план выдвигает возможность российско-украинской войны, цивилизационный подход снижает её до минимума и подчёркивает возможность раскола Украины».
Исходя из этого, и заботясь о продлении долголетия Запада, Хантингтон делал вывод о необходимости учёта российской цивилизационной данности и опасности её (как и других крупных цивилизационных феноменов) игнорирования:
«Чтобы оберечь западную цивилизацию, вопреки ослаблению могущества Запада, в интересах США и европейских стран», следует в числе прочего: «добиться большей политической, экономической и военной интеграции и координировать свою политику таким образом, чтобы помешать странам, принадлежащим к другим цивилизациям, воспользоваться разногласиями между западными странами»; «принять в Европейский Союз и НАТО западные страны Центральной Европы, а именно: страны Вышеградской группы [Венгрию, Польшу, Чехию и Словакию], прибалтийские республики, Словению и Хорватию», но не более того; «признать Россию как стержневую страну православной цивилизации и крупную региональную державу, имеющую законные интересы в области обеспечения безопасности своих южных рубежей».
При этом в центре обеспокоенного взгляда Хантингтона оставался, разумеется, Запад. Именно во спасение его, как, впрочем, и мира в целом, Хантингтон настаивал на недопустимости стремления к глобальному торжеству западных стандартов:
«Западный универсализм [т.е. стремление к цивилизационному доминированию во всём мире, – Д.К.] опасен для мира, потому что может привести к крупной межцивилизационной войне между стержневыми государствами, и он опасен для Запада, потому что может привести к поражению Запада. На Западе с крушением Советского Союза полагают, что их цивилизация достигла беспрецедентного господства, в то время как более слабые азиатские, мусульманские и другие страны начинают набирать силу. Таким образом, на Западе могут руководствоваться знакомой и преисполненной силы логикой Брута:
…наши легионы
Здесь в полном сборе; наш успех созрел,
Враг на подъёме, набирает силы;
А нам с вершины под уклон идти.
В делах людей прилив есть и отлив,
С приливом достигаем мы успеха.
Когда ж отлив наступит, лодка жизни
По отмелям несчастий волочится.
Сейчас ещё с приливом мы плывём.
Воспользоваться мы должны теченьем
Иль потеряем груз.
Однако такая логика привела к поражению Брута при Филиппах, и благоразумным для Запада курсом была бы не попытка остановить перемены в балансе сил, а понять, как провести корабль через отмели, вытерпеть несчастья, умерить груз и охранить свою культуру.
Все цивилизации проходят через сходные процессы возникновения, возвышения и упадка. Запад отличается от прочих цивилизаций не тем, как он развивался, а особенным характером своих духовных ценностей и общественных институтов. Среди них наиболее яркими являются западное христианство, плюрализм, индивидуализм и верховенство закона, что позволило Западу создать современный мир, осуществить мировую экспансию и превратиться в объект зависти других стран. В своём единстве и целостности эти характеристики являются присущими Западу. Европа, как говорил Артур М. Шлезингер-младший, является “источником – уникальным источником представлений об индивидуальной свободе, политической демократии, господстве закона, правах человека и свободы в культуре… Это – европейские идеи, не азиатские, не африканские, не ближневосточные – за исключением случаев заимствования”. Именно они делают западную цивилизацию уникальной, и западная цивилизация ценна не потому, что универсальна, а потому, что действительно уникальна».
Светом в конце того опасного тоннеля, в который вошла человеческая история на рубеже XX – XXI веков, по итогам крушения СССР, Хантингтону виделся разумный и взаимно-терпимый диалог между гигантскими и вооружёнными до зубов макро-цивилизациями. В пользу такой перспективы должен был, по мысли Хантингтона, говорить элементарный инстинкт самосохранения:
«В 1950– х годах Лестер Пирсон высказывал предостережение: человечество движется к “эпохе, когда различные цивилизации научатся жить рядом в мире, обмениваясь друг с другом, учась друг у друга, изучая историю, идеалы, искусство и культуру друг друга, взаимно обогащая жизнь каждой из них. Альтернативой в этом переполненном маленьком мирке будет непонимание, напряжённость, столкновение и катастрофа”.
Будущее и мира, и Цивилизации зависит от понимания и сотрудничества между политическими, духовными и интеллектуальными лидерами главных мировых цивилизаций. В столкновении цивилизаций Европа и Америка будут держаться вместе – либо погибнут поодиночке. В более масштабном столкновении, глобальном “настоящем столкновении” между Цивилизацией и варварством, великие мировые цивилизации, обогащённые своими достижениями в религии, искусстве, литературе, философии, науке, технологии, морали и сочувствии, также должны держаться вместе, или же они погибнут поодиночке. В нарождающейся эпохе столкновения цивилизаций представляют величайшую угрозу миру во всем мире, и международный порядок, основанный на цивилизациях, является самой надёжной мерой предупреждения мировой войны».
В последней фразе нельзя не заметить «кричащего» внутреннего противоречия: главная угроза миру – столкновение гигантских цивилизаций, и в то же время именно международный порядок, основанный на этих цивилизациях, – «самая надёжная гарантия мира».
Что ж. Не стану спорить с Хантингтоном по существу. Для этого, как минимум, придётся проанализировать всю его книгу.
Вместо этого отмечу в финале вот что.
Цивилизации действительно приходят и уходят. И очень многие из них, бывшие когда-то славными и могущественными, давно уже откочевали в небытие, а точнее, на страницы исторических книг и в экспозиции музеев.
Это значит, что те гигантские макро-цивилизации, столкновение которых представляет, по словам самого же Хантингтона, «величайшую угрозу миру во всем мире», тоже не вечны.
Более того, происходящий сегодня процесс цивилизационного размежевания сопровождается не только нарастающим противоборством Запада и «не Запада», но также бурным развитием внутри самого Запада антилиберальных («неототалитарных») тенденций, притом идущих не столько со стороны правительств, сколько со стороны самих обществ. Это стало особенно хорошо заметно в последние годы, на фоне развития климатической, «ново-этической» и пандемийной повесток – формально сугубо «прогрессивных и инклюзиваных», а по сути – анти-индивидуалистических и культурно-изоляционистских. Таким образом, угроза Западу как уникальной индивидуалистической цивилизации открытого типа поступает не только извне, но и изнутри него самого, притом именно в контексте его собственной макро-интеграции на базе глобалистских по форме и цивилизационно-иерархических по сути устремлений. А это значит, что Западная цивилизация, судя по всему, – также на пороге качественной трансформации…
Однако даже в таком, ещё более драматичном, чем это виделось Хантингтону, историческом тоннеле есть, как представляется, свет надежды.
И связан он с тем, что цивилизация – далеко не синоним иерархизированного сверхдержавия. История знает примеры регионально-сетевых цивилизаций, культурно внутренне разных и единых одновременно, которые существовали на протяжении столетий: Эллада (до Пелопоннесской войны и Македонского завоевания), Средневековая Европа (до начала образования т.н. централизованных государств, по сути – империй) и т.д.
Иными словами, альтернативой столкновению макро-цивилизаций, которое так пугало С. Хантингтона и пугает очень многих сегодня (включая пишущего эти строки), может стать не проблематичный и зыбкий мир на основе согласия между этими «монстрами», а нечто иное – эволюция держано-иерархизированных макро-цивилизаций – в регионалистско-сетевые.
Конечно, такая перспектива может показаться утопичной, поскольку нынешние державно-иерархизированные мировые цивилизации – «вечны». Здесь я могу лишь вспомнить, что в далёком школьном детстве мне казался «вечным» генсек Л.И. Брежнев. Но не успел я стать студентом, и моя «школьная» картина мира стала довольно динамично меняться. И чем дальше, тем динамичней и неожиданней. А всё потому, что когда какие-то цивилизации начинают поедать и разрушать себя изнутри, они по факту вступают на путь самодемонтажа. Причем этот процесс не может затронуть только какую-то одну из них. Он касается всех. Ибо в деле как имперского строительства, так и имперского декаданса работает «принцип межцивилизационного домино».
И это значит, смею надеяться, что все мои (и не только мои!) регионалистские тексты, написанные за последние почти 30 лет и посвящённые анализу феномена региональных цивилизационных сообществ («регионаций»), могут в обозримом будущем оказаться небесполезным чтивом.
А вообще, читайте Хантингтона! Несмотря на все свои спорные моменты и кажущиеся сегодня излишне романтизированными оценки и априори утопическими благопожелания, в главном эта книга, думается, актуальна, как никогда. Но именно потому, что она небесспорна, эта книга – как научный трактат, объясняющий и предсказывающий мир, – всё же остаётся «недоговорённой» и должна быть, на мой взгляд, продолжена и дополнена глобальным регионалистским цивилизационным дискурсом.
Даниил Коцюбинский
