«Город 812» продолжает публикацию текстов на тему новых смыслов, которые может/должна порождать петербургская интеллигенция в эпоху повсеместного торжества абсурдов и прочих смысловых симулякров.
В последнем из опубликованных материалов дискуссии Владимир Сократилин поставил вопрос о необходимость выявления петербуржцами «определенных смыслов… и для будущего страны, и для сегодняшнего мира». На этот призыв оперативно откликнулся инициатор обсуждения – Даниил Коцюбинский.
.
Сухой остаток – или мокрое место? Итоги и перспективы города и мира в эпоху Глобальной Сети*
Интернет оказался тем «увеличительным зеркалом», в котором человечество, и прежде всего Запад, вдруг увидели утопичность и нелепость всех упований как на светлый конец истории, так и на собственную «нарастающую первосортность».
Эпоха Сети превратила цивилизационное самосознание либерального Запада в длящееся документальное созерцание катастрофы 11’09”01 – September 11, непрерывно напоминающее о том, что сытый и успешный мир «золотого миллиарда» отнюдь не является образцом для подражания всего остального человечества. И то, что кажется «первым сортом» в самих США – может вызывать отторжение и даже ненависть у других сообществ, бесконечно далёких от западных либерально-демократических культурных кодов.
Данное осознание возвращается назад своеобразным цивилизационным рикошетом, «отменяя» ценностный фундамент «американской мечты», а вместе с ним и символические, а также эссенциальные основы американской цивилизации. Причём отменяет их в глазах не только системно социально слабых, но в сознании значительной массы формально вполне экономически благополучных (но в реальности глубоко фрустрированных Интернетом) людей, способных составить электоральное большинство.
Именно Сеть стала в XXI столетии генеральным инфо-менеджером, инфо-продюсером и пространством инфо-бытия людей. И люди вдруг почувствовали, что очутились на самой настоящей «глобальной помойке». Более того, – что это отныне и есть их «истинный дом».
В честь этой лавинообразной мешанины из ежесекундных мириад мутных и шлакообразных информационных битов вся нынешняя эпоха получила не слишком почётное прозвище постинформационной. То есть такой, где информация не порождает ни знания, ни тем более понимания, вместо этого оказываясь лишь эмоциональным фоном. Притом, как нетрудно понять, по большей части тревожным, – именно в силу невозможности «укротить» этот бурно низвергающийся Ниагарой и пенно пузырящийся инфо-поток, превратив его в ясную и прозрачную картину мира.
Человечество как бы с грустью констатирует: «Была когда-то у людей информация, были знание и понимание. Порой, возможно, ложные и даже опасные. Но сегодня нет вообще ничего! Ибо “всё сложно” и непонятно. И потому у нас вместо информации – посты и репосты, вместо понимания – лайки и комменты».
Сеть породила эффект душно-токсичного засилья глобального мусора – как информационного в самой Сети, так и материального в бесконечно отражаемой ею реальности, – порождённого бесчисленными толпами «свободных и неэкологичных людей», от безудержной правовой свободы которых становится плохо планете в целом, да и им самим – тоже.
В эпоху Сети произошла замена психологически комфортного общецивилизационного ожидания того, что «завтра будет лучше, чем вчера», – невротически грузящим опасением-заклинанием: «Лишь бы завтра не было хуже, чем сегодня!». Идеалом психологического комфорта стала полная предопределённость «завтра» как «улучшенного сегодня». Улучшенного – в смысле ещё более безопасного. (О том, что именно культ тотальной безопасности в конечном счёте породил такой травматичный феномен новейшей эпохи, как превентивные военные действия, уже было подробно сказано).
Как несложно понять, глобальная сетевая невротизация в первую очередь коснулась людей, интегрированных в цивилизацию Запада. Дело в том, что у них, в отличие от иных, менее материально-технически и социокультурно развитых сообществ, нет перед глазами «готовых примеров для зависти и посильного подражания» (каким для «развивающихся стран» в той или иной мере является Запад, дающий, пусть и конкурентно-ненавистный, но всё же вполне зримый ответ на вопросы об «успешном завтра» и «первосортности»). И степень их «сетевой невротизации» по этой причине гораздо более высока.
Интернет превратил фундаментально напуганных и невротизированных вчерашних сознательных граждан – хранителей основ свободного общества и правового государства – в социальный фундамент нового тоталитаризма с его главной культовой ценностью – безопасностью, вытеснившей свободу, и базовыми социально-регулятивными инструментами, пришедшими на смену праву – запретами и предписаниями.
Человек, оптимистически стремящийся в будущее и ожидающий в нём каких-то для себя радостей и успехов, в «профилактике активности» не нуждается. Наоборот, он нуждается в максимальной личной свободе.
В условиях же культа безопасности проще всего вообще не проявлять никакой инициативы, ожидая вместо этого, чтобы кто-то тебе «помог» добиться успеха, а в случае опасности – «защитил и поддержал». Кто-то – значит власть или социум.
В итоге левые либералы, ещё вчера отчаянно боровшиеся с авторитарными устремлениями правительств, ущемляющих гражданские права, в XXI столетии «незаметно» превратились в не менее отчаянных агентов и сторонников нового тоталитаризма, как только речь заходит о взаимоотношениях не власти и общества, а общества и его различных групп между собой.
В конце концов, Интернет, именно в силу своей почти безграничной информационной открытости и доступности, оказался едва ли не самым мощным аргументом против «ничем, кроме суда, не ограниченной свободы слова» – в пользу оперативной карательной цензуры «полицейского типа», а также прослушивания и подглядывания государством за частной жизнью людей.
Именно в сетевую эру Большой брат уверенно шагнул со страниц Джорджа Оруэлла и принял всё прогрессивное человечество в стальные объятия своего Телескрина. И это также стало мощнейшим ударом по либеральной вере.
- Кадр из фильма «The Wall» (1982)
Всё, о чём шла речь выше, ведёт общество к системной невротизации и вызывает к жизни феномен неототалитарной психологической защиты. Своими антииндивидуализмом и иррационализмом эта защита, по факту оказывающаяся мнимой, системно подрывает цивилизационные основы открытого либерально-демократического общества.
По своей сути новый тоталитаризм оказывается новой фундаменталистской светской религией со всеми характерными для любого религиозного обскурантизма атрибутами.
В частности, ключевой акцент в ново-тоталитарной вере делается не на чём-то априори здравом, полезном, достижимом и актуальном «здесь и сейчас», но на иррациональном и логически неуловимом, но что непременно должно оправдать свою истинность и спасительность в будущем.
Христианство, например, содержит массу «вполне земных полезных советов», начиная с большей части запретительных заповедей Моисея и продолжая догматом о любви к ближнему. Но «символом веры» и важнейшими практиками, гарантирующими спасение, оказываются не следование этим, так сказать, реалистичным постулатам, но априорная верность иррациональным догмам. А равно пост, молитва и иные «подвиги веры», как правило не имеющие или почти не имеющие позитивного земного смысла здесь и сейчас, но сулящие – через более или менее выраженные страдания и самоограничения – некое блаженство «потом».
Та же картина – и в новом тоталитаризме как варианте новой светской «религии безопасности».
В сфере здравоохранения – это выраженный эмоциональный (а отчасти и организационный) акцент не столько на подготовке к лечению конкретных людей в ситуации возможных (а лучше сказать – неизбежных) новых волн тех или иных эпидемий, сколько на скорейшем достижении «абсолютной безопасности». Соответственно, на вере в запретительно-регулятивные «меры безопасности», а также в массово внедряемые – «по типу религиозного причастия») – чудодейственные препараты, «эликсиры жизни». Например, в те же антиковидные вакцины, которые сегодня ещё в полной мере не продемонстрировали свою стопроцентную эффективность, но непременно гарантируют её завтра, когда, наконец, «все стопроцентно вакцинируются». Поясню: речь не о сомнении в полезности ограничительных мер или антиковидной вакцинации – их польза, хотя и далеко не чудодейственная, уже доказана временем (хотя то же самое время внесло в этот вопрос немало важных оговорок и уточнений). Речь о том, что основной общественно-информационный (а по сути – пропагандистский) акцент на протяжении всей пандемии коронавируса делался и во многом продолжает делаться не на прагматическом решении проблем, которые уже возникли сегодня и, очень возможно, повторятся завтра (т.е. не на закупке аппаратов ИВЛ, подготовке дополнительных больничных мощностей, разработке новых препаратов, помогающих лечить инфекцию и т.п.), сколько на максимально быстром и полном достижении «безопасного завтра» – при том, что пути этого достижения по сей день остаются не вполне научно прояснившимися.
В сфере социальной этики – это также главный акцент не на решении конкретных проблем – например, связанных с реформированием полиции в конкретных населённых пунктах, и не на рациональном стремлении помочь конкретным людям в отстаивании ими своих прав или в достижении тех или иных значимых для них целей. Но вместо этого – на «борьбе с системным расизмом», «гендерным угнетением» и т.п. абстрактными, сугубо эмоционально толкуемыми химерами. Одним словом, на иррациональной вере в «трудное чудо через страдания и жертвы». А именно, в спасительность «позитивной дискриминации», которая сегодня выглядит как антиправовая и конфликтогенная, но которая непременно позволит в будущем обществу, пройдя через горнило чудесного преображения, стать более справедливым и гармоничным. То есть таким, где львы, наконец, «возлягут рядом с агнцами».
В сфере экологии – это в очередной раз акцент не на решении реальных проблем «здесь и сейчас», например, таких, как прагматичная и сиюминутная борьба с загрязнением мирового океана и с мусорной интоксикацией в целом, но иррациональная и основанная не на научных данных, а сугубо на вере «борьба с изменением климата», требующая множественных жертв и ограничений сейчас (вроде плановой, тотальной и срочной борьбы с «углеродным следом» и переходом на «зелёную энергетику»), но зато якобы гарантирующая в будущем, «после 2030 года», «экологически чистый и безопасный мир», в котором «все будут счастливы», окружённые гигантскими ладонями всесильной эко-заботы.
Интернет придал вызовам, типологически схожим с теми, которые не раз случались в предшествующие, домультмедийные эпохи (таким, как теракты, экологические катастрофы, войны, эпидемии и т.д.) такие измерения и проекции, с которыми современное общество оказывается не в силах психологически совладать. В итоге оно впало в системную тревогу и панику. Одним словом, в невротическое состояние, чреватое возможными обострениями в форме «массового психоза», когда реакция и поведение социума становятся особенно иррациональными, гротескными и саморазрушительными.
Человек XXI века бежит от свободы, которая – в лице Глобальной сети, живущей и действующей по вполне либеральным законам свободы слова и свободы частной инициативы, – обернулась беспределом, превратившим человека в Hobo Interneticus – ничтожный, бесправный и бездомный объект-«микроб», постоянно находящийся под угрозой «разжалования в вирус» и «биомусор» и незамедлительного уничтожения без шансов на справедливый суд и защиту.
Интернет по сути убил либерализм как единственную в истории нетоталитарную религию, основанную на безграничной вере в свободного человека, чья свобода ограничена не запретами и предписаниями, но лишь правом – то есть такой же точно свободой других людей. Либеральная вера исходила из того, что человек неспособен злоупотребить своей правовой свободой, а если он ею всё же злоупотребляет, то это уже никакая не правовая свобода, а насилие. Но Интернет с этой наивной верой покончил. Он очень наглядно доказал, что самая что ни на есть правовая свобода – свобода слова и обмена информацией тоже может стать «абьюзной» и «токсичной». И в итоге очень похожей на насилие.
В этой связи позволю себе пространно процитировать изгоя эпохи пандемии – лево-либерального философа Джорджа Агамбена.
- Джорджо Агамбен (1942 г.р.)
В одном из своих недавних текстов, – правда, в иных терминах и скрытых смыслах, а также под другим углом рассмотрения, – Агамбен рассуждает, как представляется, примерно о том же самом:
«Эпоха буржуазной демократии с ее правами, конституциями и парламентами подходит к концу; но, помимо правовой кожуры, конечно же, незначительной, к концу подходит мир, который начался с промышленной революции и пережил две – или три – мировые войны, и тоталитаризм – тиранический или демократический – который сопровождал их.
Если державы, которые управляют миром, чувствовали, что им пришлось прибегнуть к таким крайним мерам и диспозитивам, как биобезопасность и санитарный террор, которые они безоговорочно установили повсеместно, и которые сейчас угрожают выйти из-под контроля, то это потому, что они, по всей видимости, опасались, что у них не осталось никакого другого выбора, кроме как выживать.
И если люди приняли деспотические меры и беспрецедентные ограничения, которым они подверглись без всяких гарантий, то это не только из-за страха перед пандемией, но и предположительно потому, что, более или менее бессознательно, они понимали, что мир, в котором они жили до сих пор, не может продолжаться, он был слишком несправедливым и бесчеловечным.
Само собой разумеется, что власти готовят ещё более бесчеловечный, ещё более несправедливый мир; но в любом случае, как с одной, так и с другой стороны, это каким-то образом предвещает, что прежний мир – как мы сейчас начинаем его называть – больше не может существовать.
В этом, как и во всяком смутном предчувствии, конечно же, есть религиозный элемент. Здоровье заменило спасение, биологическая жизнь заняла место вечной жизни, и Церковь, которая давно привыкла идти на компромисс с мирскими нуждами, более или менее явно дала своё согласие на эту подмену.
Мы не жалеем об этом мире, который заканчивается, у нас нет ностальгии по идее человеческого и божественного, которую неумолимые волны времени стирают, как фигуру из песка на берегу истории. Но с такой же решимостью мы отвергаем голую, немую и безликую жизнь и религию здоровья, которые предлагают нам власти. Мы не ждём ни нового бога, ни нового человека – скорее мы ищем здесь и сейчас, среди окружающих нас руин, смиренную, более простую форму жизни, которая не является миражом, потому что у нас есть память и опыт, даже если – изнутри нас и извне нас – враждебные силы каждый раз в забвении отвергают его».
Агамбен лишь ставит вопрос. Он не поясняет, когда и при каких условиях «голая, немая и безликая жизнь» современного человека, придавленного «религией здоровья» и прочей биополитикой, сменится «более простой формой жизни здесь и сейчас».
Что ж. Попробуем это сделать.
.
Деглобализация либерализма и Интернета, или Назад, к свободе!
I
Если принять как данность, что главным вызовом, который не смог отразить либерализм, явился вызов со стороны глобальной сети Интернет, превратившей человечество в постинформационный муравейник абсурда, а каждого человека в отдельности – в никому не нужного «муравья без соломинки», то альтернативой «дивному новому миру» может стать только мир, в котором интернет из всепоглощающей коммуникативной роскоши превратится в скромное «средство передвижения» по вызову. То есть из «заменителя жизни» и «главного Бога» станет просто инструментом повседневной коммуникации.
Но при каких обстоятельствах может произойти, так сказать, нравственное самоочищение и системное перерождение Сети?
Некоторые авторы полагают, что это случится само собой: «Социальные сети, как любое явление, должны пройти определённые стадии развития. В ходе прохождения этих стадий социальные сети будут меняться и преобразовываться. Можно сказать, что сейчас они находятся в стадии неконтролируемого производства информационного мусора».
А точнее, случится тогда, когда сами люди, наконец, «задумаются о проблеме информационного мусора», прозреют и возьмут Сеть под свой общечеловеческий рациональный контроль: «…люди сами должны научиться сортировать этот мусор, как сортируют мусор материальный, выбрасывать ненужное, структурировать нужное. Большим плюсом в утилизации информационного мусора является то, что нет необходимости в его переработке. Но, с другой стороны, последствия долговременного его воздействия на мозг человека могут привести к весьма негативным последствиям. Так что чем раньше человечество задумается о проблеме информационного мусора, тем реальнее возможность минимизация последствий его воздействия».
Однако такие упования всё же больше похожи на абстрактные благопожелания, нежели на аргументированные прогнозы.
В реальности изменение социокультурного функционала Интернета сможет случиться только в том случае, если в реальной, а не виртуальной жизни произойдут качественные общественно-политические, а следовательно, и культурно-политические перемены. И, самое главное, если эти перемены сумеют возродить новую версию оптимистического завтра и групповой первосортности, помимо почившей в бозе глобально-неолиберальной, а равно ресентиментной – и по определению неэффективной – ново-тоталитарной.
Как представляется, таким философским камнем может стать глобальный регионализм. Именно он подарит людям шанс на реализацию их главного права – быть самими собой и никому культурно-цивилизационно не подчиняться, сохраняя конкретно-историческую почву под ногами и, значит, хотя бы условную власть над завтрашним днём, а равно приверженность своему первосортному культурному коду и своим сакральным пенатам – вместо монструозного пантеона глобально-неототалитарных идолов.
Иными словами, деглобализация и регуманизация Интернета смогут произойти лишь в том случае, если множество локальных культур, из которых состоит нынешний пока что иерархичный и культурно неравноправный мир, получат возможность жить и развиваться без внешнего силового или культурного протектората (притом неважно, чьего именно: государственного или глобально-сетевого) и, став по факту в глазах собственных граждан первосортными, сконцентрируют внимание на судьбах и нуждах своих региональных домов.
Глобальное пространство в этом случае никуда не денется. Оно просто узнает, наконец, своё место как пространства коммуникации, а не межкультурной борьбы за виртуальное доминирование. И, возможно, перестанет в этом случае быть, как принято нынче говорить, «токсичным».
Речь вовсе не о примитивном локальном эгоизме и не в замыкании сообществ в четырёх «местечковых» стенах.
Речь о появлении таких условий, при которых слово «свобода» перестанет ассоциироваться с букетом ядовитых процессов, не подконтрольных людям и порождающих миф о спасительной «безопасности» и жизнелюбивой тяжести сапога «большого брата».
Речь о том, чтобы дать либерализму – и даже либеральной демократии – шанс стать востребованными в той степени, в которой их захотят и, главное, смогут востребовать конкретные культурно гомогенные сообщества. А то, что у либеральной теории и практики есть много того, что могут при желании безболезненно «апроприировать» многие (хотя и не все, и это тоже надо учитывать) из тех, кто ныне пребывает за рубежами «золотого миллиарда», это, в общем, аксиома, многократно подтверждавшаяся в новейшей истории.
Речь о возникновении условий, при которых все локальные сообщества планеты Земля получат международно-правовой шанс на безболезненную либерализацию, не подгоняемую ни колониальным кнутом, ни постколониальным пряником. При этом как, когда именно и в какой именно мере пользоваться этим шансом, региональные сообщества должны решать, разумеется, сами.
Речь о наступлении глобальной региональной оттепели как единственно реалистичной перспективы выхода либерализма на принципиально новый, не экспансивный и культурно вариативный исторический уровень.
Когда именно это случится?
Любые предсказания, как доказывала история не раз, – в том числе на примере незадачливого «пророчества» Фрэнсиса Фукуямы, – зачастую сбываются «с точностью до наоборот». И всё же некоторые из глобальных предсказаний верно угадывают вектор грядущих перемен, как это, например, случилось с книгой Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года», фактически предвосхитившей, хотя и не «буквально по пунктам», крушение СССР.
- Андрей Амальрик с супругой Гюзель по прибытии в амстердамский аэропорт Скипхол, 15 июля 1976 г.
Московский политический и экономический комментатор Марина Шаповалова обозначила срок глобальной регионализации, – которая видится ей не как постепенный, но как «обвальный» процесс, – в 10-20 лет, допустив при этом, что он может оказаться более длительным:
- Марина Шаповалова
«Существующая мировая система будет держаться до упора, столько, сколько сможет. И распадётся в сроки, сравнимые с августовским путчем и осенью после него. Одновременно вся. Этот системный кризис завершится переходом мира в иное состояние. До конца XXI века – это уже не вероятность «плюс-минус», а стопроцентная гарантия. Причём, о максимальной вероятности уже можно говорить в перспективе 10-20-ти лет. Все сроки тут предположительны. Можно ошибиться. Поскольку инерция самосохранения позволяет растягивать время на десятилетия, а в масштабах человеческой жизни это очень долго. По аналогии с СССР – его обречённость стала очевидна анализирующим в 1960-х, но неизбежное произошло лишь через два с половиной десятка лет. И если бы не “чёрный лебедь” путча, могло случиться ещё позже».
Однако, независимо от конкретных сроков, сам «обвально-регионалистский» вектор развития не перестаёт быть неизбежным:
«Потому что обнулились смыслы и прекратилось развитие. С этого момента любая система идёт в тупик. Несётся туда или ползком продвигается, останавливаясь на передышки – конец один. Накопленный жирок, понятно, скорость замедляет. Но и только. А вот попытки кардинального “реформирования” без смыслов и высвобождения потенциалов катализируют процесс».
Если этот прогноз в целом верен, то переход от многоэтажных держав – к государствам регионального типа, к чему-то вроде античных полисов, средневековых городов-коммун или современных государств-регионов (таких, как Сингапур, Нидерланды, Лихтенштейн, Андорра, Исландия, Тунис, Сомалиленд, Мигинго и т.д.) позволит людям осуществить «великий исход» из глобальной Сети, назад, в локальную реальность. То есть в ту единственную реальность, в которой человек может быть полноправным хозяином своего дома, а значит, и своей судьбы. Где завтрашний день не кажется заложником полчища неизвестных и неконтролируемых удалённых вводных. И где первосортность дома подчёркивается самим фактом его свободы и самостоятельности, его субъектности, а не объектности в отношениях с внешним миром.
Чем ближе начальство к гражданам, тем, как правило, граждане «крупнее», – а значит, и «первосортнее», а начальство – «мельче». Тем меньше такое государство похоже на дракона и тем больше – на скромную рептилию-ящерку, изящно пресмыкающуюся перед людьми.
Если приглядеться, то можно заметить, что даже в нынешнем «оглобаленном» мире что-то более-менее похожее на реальную политику, а не на шумовой инфо-фейк и абстрактно-бунтарский выброс протестной энергии, происходит именно на уровне политических пространств «регионального типа».
И здесь – о чудо! – даже Интернет оказывается союзником и агрегатором живых людей, а не их «атомизатором». В Тунисе, Каталонии, в Шотландии, в Беларуси, в Поморье, в Прибайкалье, в Хабаровском крае, в конкретных городах и штатах США. Или даже на уровне отдельных городских районов – например, на Петроградской стороне СПб, где люди создали в сети «ВКонтакте» сразу три сетевых сообщества (численностью 30 тыс., 12 тыс. и 196 участников), в которых ввели табу на дискуссии о «большой политике» и стали обсуждать и решать общие проблемы своего территориального дома, а также частные сюжеты: обсуждать муниципальные выборы, делиться полезными советами, актуальными фото района, задавать те или иные бытовые вопросы, пристраивать котят и т.д.
Сеть сама по себе не плоха, если она остаётся средством, помогающим живому человеческому общению и взаимодействию, а не уводящим от него в тупик глобально-депрессивного одиночества. Будучи связанной с конкретным реальным и, главное, локальным, территориально близким пространством, Сеть перестаёт быть инструментом порабощения людей государственным и прочим удалённым контролем. По той простой причине, что проблематика живых локально-территориальных сообществ подконтрольнее самим людям, позволяет им реализовать себя здесь и сейчас, быть полезными другим людям, делать конкретные добрые дела и получать адресную благодарность. Такая реальная Сеть связана с жизнью, которую человек каждый день видит из окна и на улице, так что любые изменения, которые фиксирует эта сеть, не просто заметны человеку, но непосредственно ему сопричастны, позволяя ощутить свою жизнь более полной, а не выхолощенной глобально-информационной «удалёнкой», на которую ни повлиять, ни даже просто соприкоснуться с которой, иначе, как на экране монитора или самртфона – невозможно.
И при этом глобальная сеть «похищает» человека у его локальной реальности, заставляет напряжённо следить 24 х 7 за тем, что от него никак не зависит, и не даёт заметить то, на что человек вполне мог бы повлиять, проявив хотя бы минимальную реально-сетевую, а не виртуально-сетевую активность. Например, создав территориально структурированную группу по борьбе за сохранение архитектурных памятников и против уродского новодела в историческом центре, или против токсичных выбросов конкретного предприятия, или за регенерацию территории городской свалки, или за создание сети ночлежек для бездомных, или по устройству судьбы животных, оставшихся без хозяев и т.д.
Конечно, такие группы есть в Сети и сейчас. Но разве они занимают большую часть сетевого воображения и отнимают большую часть душевных сил основной массы пользователей? Увы, нет. Глобальное в интернет-сознании сетевого человека доминирует ровно в той же степени, в какой жизнь реального человека на самом деле зависит от того места и тех обстоятельств, в которых он находится здесь и сейчас, а не в своём болезненно воспалённом и удалённом сетевом воображении.
Одним словом, Интернет не разобщает людей там, где они по факту чувствуют себя хозяевами своей жизни – не только личной, но и территориальной. И если понимать под словом «анархия» не идею тотального безвластия, а – как это и делали классики анархистской мысли, в частности, Пётр Кропоткин – концепцию малого, граждански цельного государства коммунального типа – то можно, наверное, предположить, что именно в анархо-регионализме таится та волшебная игла, которая способна сокрушить виртуальный замок зловредного дистанционного Кощея, укравшего у людей Василису Прекрасную их живого человеческого счастья.
- Сандро Ботичелли. Весна (1477-1482)
II
Позапрошлое, девятнадцатое столетие напридумывало идей, из которых потом сложился век двадцатый: либерализм, демократию, прогресс, консерватизм, национализм, коммунизм, традиционализм, религиозный фундаментализм. В итоге получился микст «модернизма» – культа «непрерывно и неизбежно улучшающейся» современности. Со всеми его прекрасными мечтами, ужасными войнами, техническими взлётами и эко-кошмарами, а также культурно-философскими вспышками и «загогулинами».
Сегодня все питавшие этот культ идеи умерли. А вместе с ними впали в кому великие мечты, великие войны и великая культура.
Мировых войн, конечно, не жалко – туда им и дорога. Но вот без мечты и без культуры – жизнь теряет одно из важнейших своих качеств.
Сеть, этот новейший продюсер форм и смыслов, где место критиков, редакций, меценатов, звукозаписывающих лейблов, худсоветов и прочих персонифицированных экспертных сообществ, вдруг заняла безликая и безмозглая толпа лайков и репостов, продюсирующая исключительно шлак и трэш, – лишь констатировал уже случившееся. То есть не просто сумерки, но смерть всех богов модернизма и всех, связанных с ними, духовных устремлений.
Вся философия XX века пыталась породить новые универсальные смыслы, помимо одномерно просвещенческих. Но так и не породила, хотя и предоставляла интеллектуалам широкий простор для творчества, зашедшего к концу XX века в тупик постструктуралистской деконструкции, а потом и вовсе «отменённого» Интернетом.
А ведь эти смыслы – на поверхности. Конкретно – в отказе от позитивных универсалий и в признании единственно универсальным – локального цивилизационно-культурного разнообразия, равноправия и разномыслия. Ведь в реальности у каждого культурно-исторического пространства – свой собственный локальный пантеон, своя парадигма смыслов, или, если пользоваться терминологией Мишеля Фуко, свой «диспозитив».
- Мишель Фуко (1926-1984)
Любая философия, как и гуманитарная сфера в целом, вписана в конкретную культуру. И механически – «научно объективно» – перевести её на другой культурный язык – язык иного времени или места – невозможно, как невозможно перевести стихи, не создав при этом совершенно новые.
И курьёзны (на мой сугубо частный взгляд) порой бывают российские интеллектуалы, стремящиеся сознать себя идейными собратьями-продолжателями Лакана, Батая, Фуко и т.д.
- Jacques Derrida – Roland Barthes – Jacques Lacan. Michel Foucault – Gilles Deleuze – Jean-François Lyotard
Или же латиноамериканцы, называющие себя «троцкистами», или китайцы – теми же «марксистами». И т.д.
- Фрида Кало. Диего Ривера, Лев Троцкий и Фрида Кало.
Без привязки к конкретным культурам никаких ни идеологий, ни философий, ни вообще «наук о духе» – нет.
Эта «банальная констатация» – и есть краеугольный milestone на пути выхода из всех просвещенческих тупиков. И в том числе реанимации либерализма как живой религии правовой свободы, а не мёртвой догмы, навязавшей носителям европейской культуры миф о «бремени белого человека» и до недавних пор пытавшейся превратить весь мир в один «большой Запад».
Но фокус в том, что не только все люди, но и все общества – разные: «Мы – разные. И гум. науки и философии у нас – разные. Хотя и переводимые на другие языки. Как стихи».
Все попытки современной философии вытащить себя, подобно Мюнхгаузену, за хвостик парика на затылке из болота одномерной идеологизированности – и противопоставить плоскому культу современности что-то более мудрое и интегральное, вроде «цивилизационного подхода», тоже воображение, увы, не зажгли. Увы. И «новую веру» взамен утраченной религии прогресса, сулившей единое лучшее завтра для всего человечества, – не породили.
И даже самый лакомый кусочек модернизма – научно-технический прогресс, продолжающий фонтанировать консьюмеристскими новизнами и ещё не так давно казавшийся величественным и бесстрашным титаном – Прометеем à la Стив Джобс или Билл Гейтс, ныне обернулся хайповым аниматором Илоном Маском – стопудово классным парнем, с которым, конечно, «прикольно», но без которого, в общем, «тоже норм.».
- Миллиардер Илон Маск и его сверхтяжёлая ракета FalconHeavy.
Конец эпохи «единственно верных идей», сопровождаемый взлётом новой цензуры и всё более удушающих, подобно иприту на фронтах Первой мировой, запретов на экстремистские, расистские, сексистские, эйджистские, эйблистские и прочие слова, словечки, намёки, полунамёки и экивоки, – означает лишь то, что «прогрессивный» истеблишмент тоже паникует. Ибо выдохлись и прекратились всемирные потуги на всеобщую, одну на всех, современность и универсальную модель «рая на земле»».
Все старые идеологии на наших глазах стремительно пожирают сами себя, отрицая то главное и центральное, что некогда хранили, как алмаз Кохинур, в своих имперских коронах. И в чём нынче – как в универсальном эликсире жизни – сами же разуверились. Либералы – в либеральной демократии, коммунисты – в научном коммунизме, патриоты-державники – в державе и патриотизме, националисты – в том, что «нация превыше всего», религиозные фундаменталисты – в том, что могут всех неверных обратить в свою веру или победить. И т.д.
Вместо веры в прогресс в текущем столетии явилось – пока ещё негласное – смирение перед незыблемостью «человеческих природ» – цивилизаций и их метафизически неизбывных культурных кодов. Исход Америки из Афганистана летом 2021 г. – просто яркий слайд в этой затемнённой презентации, последовательно разворачивающейся на протяжении двух десятилетий кряду.
Сегодня идёт трудный путь осмысления того, каким образом эти культуры можно (если, конечно, нужно) хотя бы частично перекодировать, модифицировать и «улучшить».
Одним словом, все умные и прекрасные просвещенческо-прогрессистские тексты эпохи модерна-постмодерна-постпостмодерна ныне незримо отправляются, скажем так, в архив.
«Думать и понимать окружающий мир и своё место в нём приходится начинать по сути с нуля…».
.
III
Всё это означает, что в обозримом будущем у людей – не «конец истории», а новые ценности, новые веры и новые королевства.
А именно, королевства локальных идентичностей и локальных культур, которые, ждут своего времени, чтобы взять реванш у обветшавших и сдувающихся мега-идей и супер-структур, – и из фазы «в себе» перейти в фазу «для себя и для нас».
Только путь осознания своей культурной, в том числе гражданско-политической, полноценности и полновесности, «первосортности» – думается, даст шанс региональным цивилизациям – регионациям, – и не только в зонах повышенной военно-политической турбулентности, но и в странах «золотого миллиарда», почувствовать хозяевами своей судьбы себя, а не глобальный истеблишмент, давно одряхлевший, но по-старчески упрямый и цепкий.
Почувствовать – и вернуть себе радость собственной мечты, а вместе с ней – живое дыхание своей особой культуры, которая всегда будет открыта для диалога и взаимообмена. Ведь локальное (если только оно не упрятано в неконтактных джунглях) просто обречено на открытость и добрососедский, а не конкурентный, интерес ко всему, что на него не похоже, но что так же точно открыто ему. Хотя бы просто потому, что локальное неспособно быть экономически самодовлеющим, а значит, и не сможет добиться состояния полной автаркии. Да и вряд ли захочет.
Вот таким, думается, станет в итоге XXI век, успешно попрощавшийся со своими конфликтогенными прародителями.
- Агесандр Родосский, Полидор и Афинодор. Лаокоон и его сыновья. 40-20 г. до н.э.
Обо всём этом уже написаны тексты, в которых, как я надеюсь, есть подробные разъяснения всех возникающих в связи с темой глобального регионализма наиболее важных и сущностных вопросов**.
Даниил Коцюбинский
.
* Заключительный фрагмент книги: Д.А. Коцюбинский. «Новый тоталитаризм» XXI века. Уйдёт ли мода на безопасность и запреты вернётся ли мода на свободу и право? – СПб: Страта, 276 с.
** Коцюбинский Д.А. Глобальный сепаратизм — главный сюжет XXI века. — Москва: Фонд «Либеральная Миссия», 2013. С. 40. – URL: https://liberal.ru/files/articles/6166/Kocubinskiy_D.pdf; Коцюбинский Д. Региональный суверенитет — эликсир мирной жизни для XXI века // Росбалт. 09.07.2018. – URL: http://www.rosbalt.ru/blogs/2018/07/09/1716058; Коцюбинский Д. Регионалистская альтернатива глобальному унынию (Часть первая) // Liberal.ru. 05.04.2019. – URL: https://liberal.ru/globalization/regionalistskaya-alternativa-globalnomu-unyniyuchast-pervaya; Коцюбинский Д. Регионалистская альтернатива глобальному унынию (Часть вторая) // Liberal.ru. 08.04.2019. – URL: https://liberal.ru/globalization/regionalistskaya-alternativa-globalnomu-unyniyu-chast-vtoraya; Коцюбинский Д. Чтобы увидеть регионалистское будущее человечества, надо просто открыть глаза // Liberal.ru. 15.05.2019. – URL: https://liberal.ru/globalization/chtoby-uvidet-regionalistskoe-buducshee-chelovechestva-nado-prosto-otkryt-glaza; Коцюбинский Д. Регионализм как новая вера, или От невроза философской деконструкции — к эйфории социального синтеза // Liberal.ru. 16.08.2019. – URL: https://liberal.ru/globalization/regionalizm-kak-novaya-vera-ili-ot-nevroza-filosofskoj-dekonstrukcii-k-ejforii-socialnogo-sinteza; Коцюбинский Д. Регионализм — новый язык для нового века // Регион-Эксперт. 26.08.2019. – URL: http://region.expert/new_language/; Коцюбинский Д. Что такое регионации, и чем они отличаются от вымирающих «наций-монстров»? // Регион-Эксперт. 15.04.2019. – URL: https://region.expert/regionations/; Коцюбинский Д.А. АбакоНст! или Регионация как экзистенциально переживаемое, а не конструктивистски воображаемое сообщество // Liberal.ru. 14.08.2020. – URL: https://liberal.ru/globalization/abakonst; Коцюбинский. Д. Долгое прощание с XIX веком // Город 812. 26.08.202. – URL: https://gorod-812.ru/dolgoe-proshhanie-s-xix-vekom/
