На страницах «Города 812» разворачивается леденящая душу дискуссия о судьбах петербургской интеллигенции, в глобальном смысле сводящаяся, на мой взгляд, к двум вопросам:
1) способна ли петербургская интеллигенция сегодня на конструктив и созидание (здесь дискутирующие предсказуемо делятся на оптимистов и адептов наполовину пустого стакана) и 2) каким именно образом петербургская интеллигенция могла бы воздействовать на реальность.
Но давайте поиграем в научный подход и для начала все-таки разберёмся с терминологией. А чтобы не было вопросов к источникам, обратимся к наиболее авторитетному из них – google-поиску (тем более, что местное определение поистине прекрасно):
«ИНТЕЛЛИГЕ́НЦИЯ (женский род) – социальная прослойка, состоящая из работников умственного труда, обладающих образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры».
Во-первых, признаюсь, что слово «прослойка» вызывает у меня совершенно не подобающие случаю кондитерские ассоциации (как будто весь социум – бисквитный торт, и интеллигенция в нем – что-то вроде начинки или крема). Если меня спросят, способен ли крем на конструктив и созидание – я, наверное, отвечу, что не способен; а потом поразмышляю и пойму, что именно прослойка на самом деле определяет вкусовые качества изделия и, образно говоря, текущее духовное наполнение петербургского торта, потому что о вензелях и декорациях задолго до нас уже позаботились славные предки (как бы ни хотелось современным кондитерам закатать все в стеклобетонную глазурь… впрочем, это уже, кажется, тема другой дискуссии).
Во-вторых, как студентка Санкт-Петербургской консерватории, предположительно «обладающая специальными знаниями в области культуры», позволю себе заметить, что та часть интеллигенции, к которой относятся музыканты, художники, поэты, всё-таки производит не смыслы (к чему призывает Даниил Коцюбинский), а образы, которые могут быть трактованы по-разному (хрестоматийный пример – тема в «Ленинградской» Симфонии Шостаковича, по поводу которой музыковеды так и не смогли договориться, зловещая ли это поступь фашистов, бравый марш советского солдата, ничто из этого или всё сразу). Художественные образы – источник бесчисленных смыслов (подчас взаимоисключающих и при этом сосуществующих), и это именно то, что мы продолжаем учиться производить. Правда, иногда образы преломляются в восприятии так, как ни композитор, ни исполнитель не планировали – но это тема уже третьей дискуссии.
Из моего опыта следует, что по большей части студенты-музыканты – это пчёлки-трудяги, часами шлифующие свои исполнительские навыки (и, как правило, сетующие на то, как мало они занимаются); люди, эмоционально куда более близкие к Чайковскому и Шуману, чем к так называемому реальному миру, и зачастую в хорошем смысле чуточку ненормальные. (Лучший локальный мем на эту тему – «От гениальности до безумства – один шаг… по переулку Матвеева»; шутка в том, что на этом переулке психоневрологический диспансер находится в соседнем с музыкальным училищем имени Римского-Корсакова здании). Разумеется, студентам-музыкантам также свойственны творческие кризисы, периоды апатии и бездействия, разочарование и прокрастинация; однако следом за всем этим синусоида обычно вновь начинает ползти вверх, а творческий поиск вытесняет все остальное. Самозабвенное погружение в творчество – самое болезненное, самое нездоровое и одновременно самое терапевтическое, плодотворное состояние для работника умственного труда в сфере культуры. Творчество – это и уход от реальности, и, вместе с тем, её трансформация, спасение и стратегия борьбы с энтропией – не самая плохая, надо сказать.
В далёком-далёком детстве, когда мой шилозадый брат вертелся под ногами у взрослых и всем мешал, папа, бывало, прикрикивал на него со словами – «Займись своим делом!» Звучало это обычно устрашающе и даже иногда имело некий созидательный эффект. И именно эта фраза спустя много лет кажется мне универсальным ответом на вопрос «что делать?», приводящим, к тому же, к общему знаменателю уважаемых участников дискуссии: если все займутся своим делом, то и смыслы произведутся (как мечтает Даниил Коцюбинский), и культурный маятник продолжит худо-бедно раскачиваться (вопреки опасениям Григория Тульчинского), и региональное гражданское общество сложится так, как описывает Марта Сюткина (в отрыве от интеллигенции или вместе с ней – есть ли, по большому счету, разница?), все «займутся реальной жизнью» (к этому призывает Елизавета Куравкина) и дегуманизация, хочется надеяться, не случится.
Возвращаясь к кондитерским метафорам – от интеллигенции зависит, придется ли петербуржцам грустно есть бисквит всухомятку, или умственная прослойка все-таки наполнит его особым петербургским смыслом и вкусом.
Екатерина Виноградова
На заставке: А.Н. Бенуа. Иллюстрация к поэме А.С. Пушкина “Медный всадник”
